— Ага, ну да, я не поклонница битком набитых пабов. У меня небольшая клаустрофобия, — обороняясь, говорю я.
— Я тебя не критиковал.
— Я знаю, — отвечаю я, не в силах скрыть оживленность в голосе.
— Я не осуждаю тебя, Ева.
— Хорошо.
— Ты в своей тарелке, когда в этом доме.
— Почему ты так говоришь?
— Расслабленное дыхание.
Наши взгляды встречаются, потому что тот факт, что он упомянул мое дыхание, кажется очень чувственным. Думаю, он тоже это понял. Его взгляд опускается к моей груди на очень короткий промежуток времени.
Я кашляю и отвожу взгляд.
— Мне здесь нравится. У меня никогда раньше не было много личного пространства. Жизнь в одиночестве успокаивает меня.
— И тебе не одиноко?
— А тебе? — спрашиваю я в ответ, поднимая бокал с вином и делая еще один маленький глоток.
Выражение его лица проясняется из-за того, что я задала его собственный вопрос ему же.
— Я в любом случае не самая лучшая компания.
— Мне нравится твоя компания, — не соглашаюсь я.
И это правда. Ели исключить тот факт, что он читает меня как открытую книгу, я нахожу его достаточно увлекательным человеком. Он настолько загадочен, что это выводит меня из равновесия, но в то же время из-за этой загадки я хочу знать больше. Его взгляд вспыхивает в ответ на мой комментарий, и я возвращаю свое внимание к окончанию еды. Когда мы доедаем, убираю тарелки в раковину, прежде чем достать десерт.
— Я сделала лимонный чизкейк. Будешь?
— Да, спасибо, — отвечает он, снова откидываясь на стуле, широко расставив ноги и наблюдая, как я передвигаюсь по кухне.
Не дойдя до холодильника, я наступаю на острый кусок пластика, который врезается прямо мне в пятку.
— Ой, — взвизгиваю я, прыгая на одной ноге.
Из небольшой раны сочится кровь. Наверно, мне следует носить обувь в доме.
— Что случилось? — спрашивает Феникс, вставая, чтобы прийти мне на помощь.
— Ох, ничего страшного. Порезалась о кусок пластмассы. Должно быть, откуда-то из упаковки мебели.
— Иди сюда и сядь, давай я посмотрю.
Я сажусь на стул напротив него, пока он берет мою ступню в руки и приподнимает, чтобы осмотреть рану. Ого. Я почти забываю о боли, когда его теплые руки сжимают мою маленькую ногу. Я едва дышу, и он поднимает взгляд, чтобы встретиться с моим. Мгновение он играет моим браслетом, поглаживая его между пальцами.
— У тебя есть антисептик? — хрипло спрашивает он. Мог ли он знать, как сильно его руки заводят меня?
— В шкафу слева от плиты есть аптечка, — говорю я.
Он встает, чтобы найти ее, и мне печально, потерять его прикосновение.
— Я действительно в порядке. Легкая царапинка.
Вернувшись, он отвечает:
— Лучше я на всякий случай продезинфицирую.
Он снова приподнимает могу ногу и кладут ее себе на колено. Я понимаю, что мое платье задралось до бедер, когда он перестает двигаться и затихает. Его взгляд задерживается на моей оголенной коже, на изгибе бедра. Он долго, почти судорожно выдыхает. Я одергиваю платье так быстро, как могу, пока он пододвигает свой стул ближе ко мне так, что теперь может перевязать порез.
Когда он так близко, я чувствую, что мне не хватает воздуха в легких. Закончив протирать порез ваткой, Феникс натренированным движением заклеивает его пластырем. Потом он мгновение не делает ничего. Похоже, он держит мои ноги в своих руках дольше, чем нужно, когда я замечаю, что он снова рассматривает мои бедра. Я чувствую покалывание везде, куда он не посмотрит.
Звук его голоса посылает дрожь вверх по моему позвоночнику, когда он спрашивает:
— Тебя когда-нибудь трахали, Ева?
Мои веки дрожат; я удивленно вздыхаю на его вопрос, выпуская воздух сквозь губы. Я не совсем девственница, но могу смело сказать, что меня никогда не трахали так, как на то намекает Феникс. Большую часть секса я имела в своих фантазиях. Наши взгляды встречаются, и он двигает руку с пятки вверх, вдоль задней части, массируя голень.
Я почти стону, когда его пальцы надавливают, выпуская напряжение из узлов мышц. Он смотрит на меня, приоткрыв рот.
— Не думаю, что это самый подходящий вопрос для друга, — наконец удается прокаркать мне.
Он мрачно улыбается. — Говорю же, я плохая новость.
Придвинувшись ближе, он кладет руку мне на бедро. Каждое его прикосновение отзывается в моей сердцевине. Остановив губы в миллиметре от моего уха, он шепчет:
— Ответь на вопрос, Ева.
— Нет, не отвечу, — шепчу я.
— Ладно, тогда я задам другой. Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?
Он сказал "трахнуть" так гортанно, и из-за этого я начинаю думать, что он действительно плохая новость. Опасный. Я уже чувствую, как мое нижнее белье становится мокрым, потому что ответ на его вопрос: да, я хочу, чтобы он меня трахнул. Но у меня нет столько храбрости, чтобы быть честной.
— Нет, не хочу, — лгу я, двигаясь так, чтобы между нами появилось расстояние. — Теперь мы, наверно, должны съесть уже этот чизкейк.
Кажется, моя откровенная ложь его не раздражает. Он поднимается, встает на ноги, его руки больше меня не касаются. Феникс закусывает губу, его взгляд ласкает мое тело. Потом он, кажется, собирается, и выражение его лица проясняется.
— Иди сядь в гостиной, - говорит он. — Ты приготовила ужин, а я позабочусь о десерте.
Он сказал это так, что для споров не осталось места. Я киваю, встаю и бесшумно перехожу в соседнюю комнату. Сижу на диване и слушаю, как он роется в шкафу в поисках блюдец.
Минуту или две спустя он приходит с двумя кусочками чизкейка и садится рядом со мной на диван.
— Спасибо за ужин, - говорит он, передавая мне тарелочку. — Я хорошо провел время.
— Не за что. Надеюсь, ты еще придешь.
Он не отвечает, просто одаряет меня горячим взглядом.
Окна в гостиной открыты, и потоки легкого весеннего ветра охлаждают мои разгоряченные щеки - остатки от предложения Феникса. Теперь мне спокойней. Спустя несколько минут Феникс поворачивается и встает, поставив пустую чашу на кофейный столик.
Он берет меня за руку и притягивает к себе. Затем поворачивает мое запястье внутренней стороной, наклоняется и оставляет нежный поцелуй на чувствительной коже.
— Мне нужно идти, — шепчет он. Его губы все еще на моем запястье.
Я тяжело сглатываю. — Ладно.
Он отпускает мое запястье, и я провожаю его ко входной двери. Взглянув на меня в последний раз, он уходит и идет к своему собственному дому. Я немного машу ему вслед, но он не оборачивается, и поэтому не видит.