Чтобы избежать малейших промедлений с оказанием нужной помощи, устроили очередной аврал. Основной состав хирургических отделений, врачи и медицинские сестры, подключились к работе приемно-сортировочного отделения.
Меня порадовало, что среди многих добровольных помощников З. В. Савогиной и ее товарищей по сортировке я увидел медиков из бригады Юдина. Их не просили, они сами явились, узнав об аврале. Ассистенты профессора, хирурги, участвовали в осмотре прибывших, проверке диагнозов, отмеченных на лечебных карточках передового района, которые сопровождали каждого раненого. Медицинские сестры из бригады перебинтовывали раненых, помогали хирургам в оказании срочной помощи при кровотечении.
Вскоре появился и Сергей Сергеевич, поднявшийся по такому поводу раньше привычного.
Незадолго до этого Зоя Васильевна поделилась со мною своими тревожными сомнениями в правильности диагноза, сделанного в медсанбате некоторым раненым. Осмотрели мы с ней 12 человек и отправили на немедленную хирургическую обработку тех, у кого обнаружили признаки газовой инфекции, троих увезли на дополнительный рентген. В двух случаях у нас еще не было достаточной ясности, и мы обратились за помощью к Юдину.
Он внимательнейшим образом осмотрел обоих раненых и высказал предположения о характере их недугов, возникших вследствие огнестрельного ранения. В процессе дальнейшего обследования эти предположения подтвердились. Одного из раненых затем отправили по предложению Сергея Сергеевича на операцию в его бригаду.
Накануне начала «лечения с учением», как окрестил кто-то из наших записных остряков показательные операции, я проинформировал Юдина о состоянии дел. Оно было таково: раненые к операции подготовлены, все слушатели осведомлены, приедут к 8 часам утра, должные перестановки в операционном блоке сделаны, портативный рентгеновский аппарат к электрической сети подключен, операционные столы размещены так, как было договорено, цуг-аппараты на месте…
Поблагодарив за информацию, профессор сказал:
— Возможно, другие могут что-то и оспорить, с чем-то не согласятся, но я доволен проделанной работой. Единственно, что осложняет мою жизнь, — это начало операций, которое не укладывается в мой режим.
Это заявление несколько смутило меня: я не понял, о каком режиме он говорит. Но тут же Юдин заметил:
— Поскольку вы оповестили всех хирургов об избранном вами времени, оно останется на завтра. Впредь же будем начинать работу с девяти, договоримся как-нибудь с коллегами.
Так и поступили. Только мне вначале было невдомек, почему для такого энергичного и темпераментного хирурга очень важен один утренний час во фронтовых условиях. Лишь узнав профессора немного поближе, я понял, что это время он отдает своему любимому увлечению — игре на скрипке.
Перед уходом Сергей Сергеевич задал последний вопрос:
— А как с отправкой оперированных раненых?
— Все в порядке, — ответил я. — По мере готовности оперированных к эвакуации военно-санитарным поездом они будут доставлены в Москву, в Институт имени Склифосовского.
На следующий день, в точно назначенное время, у операционно-перевязочного блока эвакогоспиталя № 3829 собрались все ведущие хирурги и старшие операционные сестры госпиталей города Калинина. Прибыл и главный хирург фронта профессор И. А. Криворотов. Как и положено, все надели халаты и матерчатые сапоги. Ровно в 8.00 доставили раненых. Вслед за ними в операционную направились Юдин и его помощники, потом калининские хирурги.
Просторный зал операционной, в создании и окраске которого довелось мне участвовать, выглядел в тот раз несколько необычно. Операционных столов было лишь три, и они вытянулись шеренгой, с соответствующими интервалами, что удобно для хирурга, работающего одновременно на трех столах. По-иному, чем всегда, расположились столики операционной сестры и перевязочных сестер. Справа от операционных столов поблескивал своим металлическим оперением переносный рентгеновский аппарат (он ничем, собственно, не отличался от госпитальных аппаратов того же назначения), слева от них выстроились цуг-аппараты, похожие на фантастических роботов, — мы уже разобрались в них: то были дельные помощники при гипсовании поврежденных конечностей. Несмотря на то что были раздвинуты маскировочные полотна, обычно закрывавшие окна, — черные снаружи, белые изнутри, — над операционными столами сияли мощные электрические лампы. Ощущение высокой значительности всего, что обычно происходило в этом зале, на сей раз показалось мне особенно сильным.
Возможно, это объяснялось присутствием более чем 100 наблюдателей. Мы стояли вдоль стен на длинных скамьях разной высоты. Это напоминало студенческие времена, институтские аудитории. Только дела тут были куда серьезнее.
Перед началом операции профессор Юдин тихим голосом поделился с собравшимися некоторыми своими соображениями о хирургии и хирургах.
— Ни одна человеческая деятельность не соединяет в себе столько различных качеств и специальных свойств, как хирургия. Тут нужны четкость и быстрота пальцев скрипача, и зоркость охотника, и способность художника различать малейшие нюансы цвета и оттенков, и присущее скульптору чувство формы, и тщательность кружевниц и вышивальщиц, и мастерство закройщика, и, главное, умение швеи шить и завязывать узлы вслепую. Очень многие хирургические операции на конечностях уподобляются искусным столярным работам, а многие случаи обработки костей требуют тонких хирургических приемов.
Конкретизируя эту мысль, Юдин продолжал:
— Операции на лице, щеках и веках подобны художественным аппликациям или инкрустациям перламутром и драгоценными породами дерева. Необычайная сложность строения и расположения органов брюшной полости требует от хирурга, особенно при огнестрельных ранениях, знаний и сообразительности архитектора и инженера, смелости и решительности полководца, чувства ответственности юриста и государственного деятеля, точной ориентировки, безупречной техники шитья.
И сказал в заключение:
— Конечно, не всегда наука хирургии и хирургическое искусство органически сливаются воедино. Но наша задача добиваться этого.
После этих слов Юдин приступил к операции. Первое, что особенно привлекло внимание всех присутствующих, была его методика спинномозговой анестезии. Сейчас она общепризнана, буднична. Тогда была для большинства откровением, а для некоторых — чуть ли не ересью. После традиционной обработки операционного поля он вмиг ввел иглу небольшого шприца, в котором находилось обезболивающее средство, в спинномозговой канал, и через несколько минут нижняя часть тела потеряла чувствительность.
Всем троим раненым, лежавшим на операционных столах, была произведена эта инъекция, у всех были комбинированные тяжелые ранения бедер и коленных суставов, и все они были успешно оперированы бригадой профессора Юдина.
Обработку кожи Сергей Сергеевич производил стерильными щетками под струей горячей воды. Мы увидели это впервые. Обычно в госпитале проводили подобную обработку с помощью какого-нибудь антисептика. Юдин предпочитал очищать кожные покровы от крови и гноя горячей водой и мылом. Затем он провел традиционную подготовку операционного поля (спиртом и йодом), и раненый был готов к непосредственному хирургическому вмешательству, хотя все слышал, видел, но ничего не чувствовал в нижней части тела.
В тот день мы впервые познали в действии юдинский метод хирургической помощи раненным в бедра и суставы, ставший вскоре по справедливости знаменитым. Предшествовавшие ему методы довоенных времен, кончая новейшим из них, разработанным профессором Т. И. Шраером, не гарантировали при хирургическом лечении таких ранений сохранения ног, а нередко и самой жизни. Метод Юдина обеспечивал такую гарантию.
Хирург-новатор широко обрабатывал рану, удаляя все поврежденные кости, мышцы в пределах здоровых тканей и оставляя нетронутыми надкостницу и прикрепленные к ней костные фрагменты, а также нервно-сосудистые пучки. В рану он насыпал специальным пульверизатором, сделанным по его чертежам, сульфамидные препараты. Всю оперированную ногу укладывал с помощью цуг-аппарата в глухую гипсовую повязку, именуемую кокситной. Повязка эта, впервые введенная в медицинскую практику великим Пироговым, обеспечивает абсолютный покой поврежденной конечности, впитывает в себя гной и тем самым дает возможность восстановлению кости и заживлению поврежденных мягких тканей. В результате по истечении положенного времени искалеченные люди как бы заново рождались. Движения в суставах восстанавливались. Смертельная угроза сепсиса, часто возникавшая при прежних методах хирургической обработки подобных ран, не касалась раненых и своей тенью.