3
Следующий день ознаменовался сразу тремя событиями.
Бабушка, моя мудрая добрая бабушка, возвращалась в «родные пенаты». Много раз я провожал старушку до автостанции и сажал в автобус, но в этот раз у меня внутри всё сжалось, сердце бухало, как сумасшедшее. Я вцепился в сухонький локоток и не хотел отпускать.
— Что же ты меня как в последний путь провожаешь? А, Юрик? — Она искоса глянула на меня, мягко выворачивая руку из моего захвата. — Вроде бы чувствую себя неплохо. Ты меня порадовал. Так что с тобой?
— Бабушка, а что если и на самом деле «в последний путь»? — громким шепотом произнес я нечто страшное.
— Ну и ничего, если и в последний, — спокойно сказала она. — Подумаешь, какая невидаль — старуха на тот свет уйдет! Нет у меня страха, внучок. А только желание встретить в вечности моего Господа Иисуса. Вот уж будет радость, так радость!
— А как же я, бабушка? — чуть не рыдал я, как избалованная девчонка. — Как мы? Как?
— Помнишь, о чем я тебе говорила? Храни мир в душе. Молись, как умеешь. Остальное приложится. И еще в храме вашем служит отец Владимир, молодой такой, но весьма благодатный священник. Так ты научись ходить к нему за советом. Батюшке вполне можно доверять. Что скажет, — выполняй без сомнений.
— Ладно, — кивнул я пустой звенящей головой. — Только ты постарайся не умирать, а?
— Это уж как Бог даст. Но постараюсь. Всё, иди, дорогой внук, отпусти меня и иди!
Дома отец завтракал один, он посмотрел на мою кислую физиономию и, ухмыльнулся:
— Что с тобой, сын? Ты будто лягушку проглотил.
— Лучше бы уж лягушку, — засопел я. — Знаешь, пап, кажется, бабушку мы больше не увидим.
— Что за глупости! Она вроде здорова и настроение у нее хорошее. С чего ты взял?
— Не знаю, только не увидим и всё…
— Брось ты это! — резко отозвался отец. — И вот что, давай иди в школу! И не вздумай опаздывать или прогуливать.
— Иду, иду, — проворчал я, подхватил сумку и пошел.
У подъезда меня ожидал Борис. Он стоял у куста рябины, подставив лицо солнцу, и улыбался. Наверное, думал о чем-то хорошем, может о Дине, а может о чем-то еще более приятном.
— Пойдем скорей, мы опаздываем, — поторопил он меня.
— Ну и что? Подумаешь, опоздаем на десять минут. Тут такое, такое!..
— Что «такое, такое»?..
— Да вот бабушку проводил домой, — пробурчал я, — а на душе, как набат колокольный: ты ее больше не увидишь, это всё.
— Но разве бабушка тебе не сказала, что вы еще встретитесь там, на небесах.
— Это если встретимся, а то ведь для меня это очень сомнительно. Какая она — и какой я!
— Ну так и стань таким, как она! А я тебе помогу, чем смогу. А ты мне.
— Да? — глянул я на Бориса, он меня пытался успокоить, приободрить, и это было приятно. — Спасибо…
Не успели мы пройти половины пути до школы, как за спиной раздался голос, прерываемый хриплым дыханием:
— Молодые люди, прошу, остановитесь на минутку. Совсем задохнулся, догоняя.
Мы остановились, позволив пожилому человеку поравняться с нами. Выглядел он весьма странно: костюм-тройка с платочком в кармане и цепочкой на жилете, галстук-бабочка съехал набок, дорогие английские ботинки изрядно разбиты, портфель крокодиловой кожи и седая бородка с очками в золотой оправе поверх носа с синеватыми склеротическими прожилками. Господин улыбался, по-деревенски прикрывая щербатый рот пухлой ладошкой. Наконец, перевел дыхание и сказал:
— Простите еще раз, молодые люди. Я о вас всё что мог, узнал. Вы мне подходите! Еще раз простите, работа у меня такая. Я рекрутер или если хотите, — покупатель талантов.
— А мы, стало быть, ваш товар или если хотите — рекруты, — съязвил Борис.
— Простите, да! — нимало не смутился господин в бородке. — Вот, возьмите и на досуге внимательно почитайте — это именно для вас! — Он протянул каждому по цветной брошюрке. — И настоятельно рекомендую после окончания школы идти к нам. Повторяю — прежде чем вас догнать, я учинил целое расследование. Вы именно те, кто нам нужен! С Богом! — И удалился.
— Нет, а что тут такого, — прошептал Боря. — Эти профессора и академики — все немного не в себе.
— Думаю, что это не типичная рассеянность «не от мира сего», — пробубнил я, — а продолжение всё той же цепочки мистических событий.
Несколько ошеломленные, мы одновременно на ходу открыли брошюрки и прочли следующее:
«Всемирная Академия Общественных Наук основана тремя академиками из трех ведущих стран мира, на собственные средства. Мы готовим широкий спектр специалистов в области управления, политанализа, дипломатии, журналистики, образования 21-го века и проч. На время обучения выплачивается стипендия в сумме от пятисот условных единиц и более, в зависимости от результатов тестирования. После трех лет интенсивного обучения по новейшей методике — последует трехлетняя практика интерном на избранном самими учащимися поле деятельности, с оплатой согласно штатному расписанию, но не менее десяти тысяч условных в месяц. Разумеется, все время обучения сопровождается юридической поддержкой. Мы не волшебники, мы просто помогаем таланту вырасти и реализоваться, именно потому, что сами в юности могли об этом только мечтать».
Сзади на обложке — улыбающиеся старички-академики, в количестве до трех моложавых физиономий, один из них — догнавший нас пожилой господин, правда в реале тот имел во рту не так много зубов, как на картинке. Видимо, времени на ремонт протезов не хватало — все силы брошены на реализацию мечты нищей небесталанной юности.
Ни слова не сказав, мы лишь переглянулись, сунули брошюрки в сумки и быстрым шагом двинулись в сторону школы, откуда раздавался угрожающе дребезжащий «третий звонок».
Эти два происшествия случились до обеда. В столовой мы дружно урчали над двойными порциями окрошки, да еще со свежим парниковым огурцом, да еще с огненной горчичкой. Вышли в школьный двор в прекрасном настроении. Согласно научным исследованиям, теперь целых сорок дней мы еще сможем жить и радоваться солнцу, таинственным происшествиям, которые непременно случатся, да и уже начали. Школьный двор сотрясали крики малышей, вопли школьников постарше, и всё это под ошалелое цвирканье птичек и звуки ритмичной музыки из распахнутых окон дома напротив. Поэтому нам обоим пришла идея исполнить припев бесшабашной песенки Саймона и Гарфункеля «На школьном дворе»:
Well, I'm on my way I don't know where I'm going I'm on my way I'm taking my time but I don't know where Goodbye to Rosie, the Queen of Corona See you, me and Julio down by the schoolyard See you, me and Julio down by the schoolyard
Вэлл, айм он май вэй
Ай донт ноу вэар айм гоуинь
(это я понимал, это по-нашему: Я иду своим путём, я не знаю, куда иду.
Гуд бай, ту Роооуузи, зэ Куин оф Корона
(тоже ясно: прощай, Роза, королева красоты,
выгляни, видишь — я и Хулио внизу на школьном дворе)
«Сиийуу ми энд Хулио даун бай зэ скюльярд» — вытягивали мы рефрен высокими голосами, причем у Бориса вот этот «скюююльярд» получался и вовсе как у Пола с Арчи. Потом еще свистели, как сумасшедшие авторы и исполнители — а как же!..
Мы самозабвенно пели с прищуренными от яркого солнца глазами, углубившись в текст, в перевод текста на русский язык, в те веселые ощущения, которые передавала нам эта странная, но такая близкая по духу песня.
…И не заметили, как прозрачным силуэтом перед нами выступила из солнечного облака самая красивая девушка нашей школы, по имени — надо же! — Роза. Она была нашей региональной «Queen of Corona» — королевой красоты. Борису хоть бы что, а я смутился и потупил ослепшие на миг бесстыжие очи. Мечты об этой девушке томили меня не один год, я боялся приблизиться к ней, столбенел, когда она оказывалась рядом, бессонными ночами под светом луны писал ей стихи. Девушка это чувствовала, она это знала и каждый раз, как из ведра студеной водой, окатывала меня своей лучезарной насмешливой улыбкой, держа на дистанции: «не подходи, унижу!»
— Значит вот так: «прощай, королева красоты Роза», — говорила она, обращаясь ко мне, но глядя в лицо Борису. — «Я тебя променял на школьного друга Хулио»? Или как там его?
— Моего друга Хулио, — сострил я неуклюже, — в реале зовут Борис. А это…
— Да знаю — Роза, — иронично улыбаясь, произнес мой друг. — Мы встречались в спецшколе на вечере танцев.
— Только познакомиться не пришлось, — грустно сообщила Роза, получив от моего друга то, что обычно получал от нее я — ушат холодной воды. Мне даже стало жалко подругу детства. Хоть, если честно, от той милой девочки в нынешней Розе ничего не осталось.
Борис неожиданно снова затянул припев «Школьного двора», я подключился, и мы, пританцовывая, посвистывая, двинулись к величественному железобетонному порталу школы:
Goodbye to Rosie, the Queen of Corona See you, me and Julio down by the schoolyard
Короче, гудбай, девушка-красавица! Гуд, так сказать, бай…
— Да ты не расстраивайся, Юр, — уже в коридоре сказал Боря. — Она не та, кто тебя заслуживает. Знаешь, как у нас в спецшколе ее называли? Только не тресни меня сгоряча! Переходящим красным знаменем. Ее там все кому не лень перепробовали.
— И ты, гад такой? — прошипел я угрожающе. Мне на самом деле захотелось его треснуть.
— Нет, что ты! Я брезгливый, мне такие ни к чему. А ты все-таки расстроился…
— Я в нее влюблен с детского сада, был. Понимаешь?
— Думаю, тут ключевое слово — «был». Ну, что поделать, Юр! Не той дорожкой пошла девочка. Не той. — Потом улыбнулся, положил руку мне на плечо и бодро произнес: — А видишь, как песенка пришлась кстати! Ты вообще-то заметил, как все у нас с тобой здорово получается? Это твоя бабушка там в церкви за нас помолилась — и вот… Наше знакомство, одна красавица, другая, потом этот старичок академический — это всё неспроста.
— Всё равно больно, — признался я.
— Это ничего, это пройдет. У нас с тобой впереди великие дела, великие свершения, коллега! Так вперед!..