Только проклятые ди Карло, городская группировка Коза Ностры, были крупнейшими дистрибьюторами кокаина в Европе и приближались к этому отличию в Северной Америке, были возмущены нашим шагом. Они устроили засаду на нашу первую встречу тринадцать месяцев назад, и подстрелили меня в бок в качестве сувенира.

Мейсон был племянником Джузеппе, человека, который заманил Козиму в свою паутину, и единственным свидетелем перестрелки в заведении Оттавио, в результате которой она впала в кому. Его так называемая семья очень плохо охраняла, всего-навсего один-единственный телохранитель, который следил за ним всю его жизнь на Уолл-Стрит, как подобранная тень. Было слишком легко похитить его, прежде чем полиция смогла отправить его под стражу для защиты.

Мейсон поморщился.

— Серьезно, чувак, я не знаю, кто им об этом сказал.

— Но ты знаешь, что кто-то это сделал, — предположил я.

Он заколебался, рассеянно слизывая каплю крови, стекающую из уголка его рта.

— Возможно.

Я тяжело вздохнул и позвал Яко.

— Позвони Адриано и скажи ему, чтобы он занялся девушкой.

— Нет! — Мейсон закричал, а затем захныкал от боли, причиненной его потенциально сломанным ребрам. — Блядь.

Я прищурился и жестикулировал своим матовым черным пистолетом Glock G19.

— Ты утверждал, что любишь Козиму, но подверг ее опасности. Теперь ты утверждаешь, что любишь свою сестру, но позволишь, чтобы Адриано причинил ей боль?

— Они убьют меня, — прерывисто прошептал он. — Это все прекрасно и чертовски здорово, когда ты говоришь гипотетически, но на самом деле сознательно променять свою жизнь на чужую совсем другое дело.

— Это правда, — согласился я, возможно, лучше, чем кто-либо, зная, каково это отказаться от своей жизни и всего, что ты знал.

Я сделал это, когда мне было чуть больше двадцати, обменял клюшки для поло на пистолеты, а чистые деньги на грязные. Торе сделал это почти пять лет назад, когда притворился мертвым и изменил свое имя, помогая Козиме и мне, выманив злодея, убившего мою мать.

Смерть была ничем.

Жертвоприношение вот настоящий убийца.

И казалось, что Мейсон не хотел так умирать.

— Ты беспокоишься о том, что ди Карло убьют тебя, когда они в смятении после смерти Джузеппе? Когда ты здесь, передо мной, и вид твоего дерьмового, блядь, лица вызывает у меня желание просверлить пулю в твоей голове? Думаю, у тебя есть более серьезные проблемы, — сказал я, вставая и направляя пистолет ему в голову. — У тебя есть пять секунд, чтобы сказать мне, что я хочу услышать, или я тебя убью.

Это не было угрозой.

Угроза подразумевает вероятность, в любом случае, шанс.

Нет, мои слова были обещанием.

Было раннее утро, на горизонте начинался рассвет. Меня собирались приковать к дому из-за убийства, которого я не совершал, и я чертовски устал от этого дерьма. Я устал от ощущения, что у ди Карло есть что-то важное на мою семью и, если они за это потянут, взорвут мою операцию, как ручную гранату.

Губы Мэйсона задрожали, когда он уставился в землю, и через несколько секунд влажность просочилась сквозь его рваные штаны, резкий запах мочи наполнил воздух.

О, хорошо, он знал, что я серьезно.

Я ухмыльнулся ему, что было больше похоже на гримасу, и взвел курок.

Он глубоко вздохнул и вздрогнул, прежде чем прошептать:

— У них... у них в твоей Команде есть крот. Судя по всему, он работает на них чуть больше года.

Раздался выстрел, эхом разнесшийся в огромном ангаре. Мейсон закричал, но пуля прошла мимо его правого уха, едва царапая плоть.

Вибрация выстрела прозвенела в моей голове, громкая и гудящая.

Крот.

Чертов, блядь, предатель.

Traditore. Piagnone[13].

Ярость пронзила меня, разрывая внутреннюю часть груди, как когти.

Borgata[14]  была иерархической организацией, в большинстве случаев и в большинстве семей больше похожей на компанию, чем на общество. Но еще это была семья.

Особенно для меня.

Жалкий маленький потерянный мальчик, мать которого была убита его собственным отцом, а родной брат не поверил ему, когда он выл волком, оказавшись в чужой стране.

Италия приняла меня так, как тьма поглощала зрение, непреодолимо укутывая в своих тенях. Торе стал моим отцом, его Солдаты моими братьями, двоюродными братьями и дядями.

Теперь знание того, что один из них пошел против уз, которые значили нечто большее, чем кровь, обжигало мне душу чертовым пламенем.

Я бы покончил с ними.

Не только потому, что они угрожали моему бизнесу, моей свободе и моей семье, а потому что человек, который пошел против тех, кто его защищал, кормил его успехом, богатством и любовью с рук, заслуживал пройти сквозь холодной клинок моей ярости.

В мафии иногда единственной честью была месть.

И я собирался убедиться, что этот проклятый крот заплатит каждой каплей своей крови.