Когда я была маленькой, мама сказала мне нечто, что неожиданно запечатлелось в моей душе и стало одновременно бременем и инстинктом, который я несла всю оставшуюся жизнь.
Она сказала мне: «Елена,lottatrice mia (пер.с итал. «мой боец»), ты всего лишь девочка в очень огромном мире, который ничего тебе не должен. Ни одна вещь в жизни не дается легко. Таков путь девочки в Неаполе. Хотела бы я, чтобы все было не так. Хотела бы я дать тебе лучшее начало, но пойми, каждая женщина должна быть борцом, Елена, потому что история обманула мужчин, заставляя думать, что женщины слабы». Каприс так крепко обхватила мое лицо руками, что помню, как подумала, что она может раздавить мне голову, как арбуз. «Это то, что ты должна понять, Елена. Они ошибаются. Женщины несут на себе испытания своих мужчин, рождение детей, тяжесть своих семей. Женщины необычайно сильны. Поэтому ты должна обманом заставить мужчин предоставить тебе власть. Не говори им, что ты сильна, и не сражайся с ними словами, потому что слова можно отменить. Борись с несправедливостью действием, lottatrice mia (пер.с итал. «мой боец»), потому что действие может быть понято на любом языке, любым человеком».
Молодым девушкам в Италии не поощрялось выбирать «мужскую» карьеру адвоката, врача или полицейского. Одна женщина, с которой я росла, стала прокурором мафии, одной из самых опасных профессий в стране, и когда однажды утром по дороге на работу она погибла от взрыва заминированной машины, общество заявило, что это печально, но этого можно избежать... если бы она осталась дома и родила детей, как и все остальные, она была бы в безопасности.
Я не хотела быть в безопасности. Я хотела быть храброй и смелой в единственной сфере, на которой я когда-либо чувствовала себя способной — моей работе.
Так что, хотя всего лишь четвертый год работаю помощником в «Филдс, Хардинг и Гриффит», я уже имела репутацию безжалостного борца в офисе. Я боролась за своих клиентов с непреклонной жестокостью, которая шокировала большинство людей, потому что за пределами зала суда я была отполированной, чопорной и ультра-женственной. Мне давали только относительно малоизвестные и бесплатные дела, которые не хотели более старшие юристы и партнеры, но ни одно дело не было слишком незначительным, чтобы я отдавала ему все силы.
Возможно, из-за того, что я не знала в своей жизни много доброты или удачи, я слишком хорошо понимала, насколько значимыми могут быть маленькие акты служения и доблести.
Иногда, к сожалению, шелковые блузки, высокие каблуки и накрашенные красным цветом губы и ногти приводили моих коллег-мужчин в замешательство, заставляя думать, что они могут снисходительно ко мне относиться.
— Итак, Ломбарди, на тебя возложили дело Сальваторе, — сказал Итан Топп, прислонившись к стеклянной стене конференц-зала, где я работала.
Я не отрывалась от своего исследования исторических судебных процессов над мафией в южном округе Нью-Йорка, чтобы удостоить его взглядом, сказав:
— То дело, над которым ты практически умолял Яру поработать?
Затем воцарилась короткая тишина, и я увидела, как Итан оттолкнулся от стены и склонился над глянцевым черным столом, пытаясь использовать свой размер и мужественность, чтобы запугать меня.
— Знаешь, ты можешь быть настоящей сукой, — усмехнулся он.
Я подавила усталый вздох, перехвативший горло. Это не первый раз, когда Итан нападал на меня. Он был сыном хорошо зарекомендовавшего себя юриста в фирме, который не понимал, почему родственные связи не могут компенсировать его ленивую трудовую этику.
— Я ношу туфли на каблуках больше твоего члена, поэтому, если это соревнование по ссанию, думаю, можно с уверенностью сказать, что я выигрываю, — легкомысленно сказала я, наконец подняв глаза и доставив Итану мегаваттную улыбку, которой я научилась от Козимы.
— Ты, блядь..
— Мисс Ломбарди, — из двери раздался шелковый тон Яры, и Итан почти комично повернулся к ней лицом. — Насколько я понимаю, вы теперь хорошо осведомлены о деталях дела?
Итан разинул рот, когда я кивнула.
— Да, я уже подала заявку на ускорение судебного разбирательства, как вы просили, и у меня есть некоторые идеи о том, как мы можем подойти к предварительным ходатайствам.
— Превосходно. — элегантная пожилая женщина кивнула мне, и выглядела она так же хорошо, как объятие, прежде чем повернулась и наконец приподняла бровь, глядя на Итана. — Мистер Топп, в то время как Елена выполнила все это, вам удалось только отвлечь ее или вы завершили какую-то свою работу?
Итан покраснел так же ярко, как его медного волосы, пробормотал что-то про то, что он был занят, затем извинился и практически выбежал из кабинета мимо Яры.
Когда он ушел, Яра слегка улыбнулась мне.
— Требуется уверенная женщина, чтобы носить такую обувь, мисс Ломбарди. — она перенесла вес на одну пятку, демонстрируя свои высокие каблуки, черные бархатные туфли-лодочки от Джимми Чу.
Пораженный смех вырвался из горла, сорвавшись с моих губ.
Я не могла не улыбнуться ей, когда откинулась на спинку кресла.
— Я согласна.
Было непросто найти союзника, особенно влиятельного в ведущей юридической фирме Нью-Йорка. Большинство партнеров обращались с коллегами как с простыми фабричными рабочими, которые расхаживали по залам, как капризные диктаторы, а юристов часто поощряли натравливать друг на друга. Это было как в старшей школе: издевательства, сравнения и плачущие коллеги в туалетной кабинке были повседневным явлением.
Это ничто по сравнению с моим воспитанием в Неаполе, поэтому меня это не беспокоило, но я могла признать, что Яра только что расширила свою защиту. К концу рабочего дня все сотрудники в нашем этаже будут знать о тонком принижении, которое она передала Итану, и о признании, которое она подарила мне.
Я была в восторге от этого момента, поэтому не заметила сахарной улыбки Яры. И только когда она закрыла дверь в конференц-зал и вышла вперед, чтобы сложить руки на спинке стула напротив меня, у меня по спине пробежала легкая дрожь предчувствия.
— Я понимаю, что у вас рабочие отношения с прокурором О’Мэлли, — сказала она небрежно, хотя в тот момент, когда она произнесла эти слова, я поняла, что нет ничего случайного в том, куда она меня ведет.
Я моргнула.
— Я бы так не сказала, у нас было мимолетное знакомство.
Это преуменьшение.
Да, я впервые встретила Денниса в холле здания суда на Перл-Стрит два года назад, но он знал обо мне всю мою жизнь.
Это произошло потому, что, несмотря ни на что, он был лучшим другом моего отца-преступника, который вырос на улицах Бруклина.
Я все еще могла вспомнить выражение полного шока на его лице, когда он машинально протянул руку, чтобы поддержать меня, когда мы столкнулись плечами в переполненном зале, и то, как его рот сложился вокруг моего имени, с большим вздохом, чем звуком.
Елена Мур.
Это была не моя фамилия и уже много лет. Ни разу с тех пор, как Симус исчез вскоре после того, как Козима уехала работать в Милан в возрасте восемнадцати лет. Каждый из нас —за исключением Жизель, по неизвестным мне причинам — решил взять фамилию матери, потому что мама всегда была нашим единственным настоящим родителем.
Но пугало то, что он знал мою фамилию при рождении. Он казался еще более удивленным, когда я вырвалась из его хватки и повернулась в другую сторону, чтобы пройти по коридору, не подтверждая свою личность. В течение двух лет после этого он связывался со мной через офис, объясняя, что он «старый друг» Симуса и хотел бы пообщаться со мной.
Я ему так и не перезвонила.
Однако это не сильно его остановило. Он был юристом и в этом преуспел; мой отказ только усилил его возбуждение и превратил погоню в какую-то игру.
Но единственным выходом для меня было игнорировать его, что я и делала.
— Ну, когда мы ранее говорили, он дал понять, что вы знакомы. — взгляд Яры был оценивающим, когда ее взгляд скользнул по моим тщательно завитым волосам до плеч, по высокому воротнику замысловатой кружевной блузки и ярко накрашенных кроваво-красных губ. — Вы недавно расстались со своим партнером, если я не ошибаюсь?
Конечно, она не ошибалась. Яра знала обо всем, что происходило в фирме, а Дэниел, бросивший меня ради сестры, уже несколько недель был предметом сплетен у кулера с водой.
Тем не менее, я кивнула и слабо улыбнулась в ответ.
Она остановилась, по-видимому, обдумывая то, что, как я знала, она уже решила.
— Ну, поскольку мистер О'Мэлли, кажется, испытывает к тебе... любопытство, я думаю, было бы уместно, если бы вы лично подали наше ходатайство об исключении показаний.
Я моргнула, затем осмелилась высказать свое мнение.
— В надежде, что мои женские хитрости смягчат его?
Губы Яры сжались в подобии улыбки.
— Я считаю, что личное общение всегда лучше. Уходите после обеда, а затем загляните домой к мистеру Сальваторе, чтобы убедиться, что его электронный браслет правильно настроен.
Это рутинная работа, с которой мог бы справиться один из помощников юриста, но у меня возникло ощущение, что Данте Сальваторе клиент с высоким уровнем обслуживания, поэтому я не жаловалась. Мое участие в столь громком деле могло означать разницу в сокращении финишной черты партнерства в фирме с десяти до трех лет. У меня было бы преимущество перед коллегами в конкуренции за ведение дел, и это сделало бы имя Елены Ломбарди широко известным в кругах уголовного права.
Так что, я кивнула Яре и, не говоря ни слова, начала собирать свои бумаги, чтобы сложить их на стол в кабинете помощника.
Офисное здание прокурора США по Южному округу Нью-Йорка было старым и бетонным, обветшалым и устаревшим по сравнению с высоким небоскребом из стекла и хрома, в котором находились три этажа «Филдс, Хардинг и Гриффит». Юристы внутри, как правило, не носили обувь за три тысячи долларов и сшитые на заказ костюмы, как мои коллеги, но они не были движимы денежным успехом, как мы, грешники, живущие в центре города. Они были героями юридической профессии, получая небольшие гонорары и в то же время, предпринимая шаги против крупных злодеев, которых нужно было устранить.