Глава 10 Елена

— Ты, сука. Это твоих рук дело!

Я моргнула, увидев невысокого худощавого мужчину, который внезапно кричал мне в лицо.

— Яко, — рявкнул Торе, отталкивая его от меня и слегка хлопая его по лицу. — Не обвиняй никого безосновательно. Мы не знаем, что случилось.

— Он явно отравлен, — воскликнул Яко, указывая на бледную, вспотевшую фигуру Данте, потерявшего сознание на диване. — Это она танцевала с ним.

— О? И ты думаешь, я отравила его поцелуем? — ядовито спросила я. — Не будь идиотом.

— Вы оба, тихо, — потребовал Торе голосом, не допускавшим споров, когда крупный мужчина с ямочкой на подбородке, густыми золотыми волосами и голубыми глазами пробирался сквозь собравшуюся толпу. — Доктор Краун, я думал, что вы где-то поблизости.

— Вам повезло, что я везде ношу с собой сумку, — был его мрачный ответ, когда он опустился на колени возле дивана и вытащил стетоскоп и манжету для измерения артериального давления из кожаной сумки.

— Вечеринка окончена, народ, — крикнул человек, которого я знала по имени Фрэнки, встал на мраморный столик, обращаясь к толпе. — Убирайтесь.

— Он будет в порядке, dottore?[28]  — красивая женщина лет тридцати пяти появилась над диваном, наклонившись, чтобы убрать с лица Данте прядь потных черных волос.

Доктор Краун, не глядя на нее, оттолкнул ее руку. Вместо этого он обратился к Торе.

— Уберите всех отсюда к чертовой матери.

Мгновенно Торе превратился из учтивого и обходительного итальянского хозяина в мафиозного босса, о котором я слышала слухи с юности в Неаполе.

Несгибаемый, жестокий и контролируемый.

— У вас есть пять минут, чтобы убраться! — приказал он, его голос звучал так, что ему не приходилось кричать, как это делал Фрэнки.

Я осталась на месте, пока все быстро собирали свои вещи, и уходили, сопровождаемые группой мужчин, которые, без сомнения, являлись солдатами Каморры. Никто не сказал мне уйти, и Яра была рядом, поэтому я осталась на месте.

Вид массивного тела Данте, бледного и блестящего от пота, произвело на меня странное впечатление, хотя я говорила себе, что мне не особенно нравится этот человек. Он был настолько силен, бодр и полон страсти, что видеть его истощенным казалось совершенно неправильно.

Я была потрясена не только его внезапной болезнью, но и своей оплошностью в танце с ним. Моя единственная защита была в лучшем случае хлипкой, но, честно говоря, я должна была признаться в этом самой себе. Я не знала мужчину, который источал бы такую грубую, ощутимую сексуальную энергию. Находиться рядом с ним, когда все его внимание приковано только ко мне в комнате, полной почти сотни богатых и красивых гостей, было пьяняще. Стены, которые я воздвигла между собой и представителями мужского пола, оказались разрушены и разорваны войной против силы его обаяния, и, прежде чем я осознала это, я уже танцевала с ним.

Танцуя так, как я не танцевала много лет.

Танцуя, как шестнадцатилетняя Елена на площади в Сорренто, с мужчиной, которого я считала своей родственной душой.

Я даже не танцевала так с Дэниелом, потому что почему-то забыла, как сильно мне это нравится.

Дрожь пробежала по позвоночнику, угрожая разлить мои эмоции по всему полу, чтобы любой из этих людей мог пробиться сквозь них. Я глубоко вздохнула и очистила разум, сосредоточившись на Данте, который все еще лежал бледный и, казалось, потерял сознание на длинном кожаном диване.

Доктор Аугусто надел кислородную маску на его лицо, затем уколол палец каким-то портативным устройством для мониторинга крови.

— Ты думаешь, это яд, — мрачно предположил Торе, стоя в изголовье дивана, паря над Данте, словно он мог защитить его от невидимых врагов.

Доктор хмыкнул.

— Скорее всего, цианид. Легко достать и довольно сложно обнаружить.

— Излечимо? — спросила та же красивая итальянка, которая ранее за него беспокоилась.

Я смотрела на нее, и что-то уродливое бурлило у меня внутри при виде ее сидящей на спинке дивана, чтобы быть ближе к капо.

Я решила, что они не подходят друг другу. Женщина была слишком светловолосой, наверняка северной итальянкой, с оливковой кожей и льняными волосами, как в приграничных регионах недалеко от Швейцарии и Германии.

Данте не будет хорошо смотреться с блондинкой.

Доктору тоже, похоже, не нравилась женщина, потому что он вновь проигнорировал ее, вытаскивая банку черных таблеток из своей бесконечной сумки, похожей, как у Мэри Поппинс, а затем полный пакет для внутривенных вливаний. Он оглянулся через плечо, встречаясь со мной взглядом.

Не говоря ни слова, я протянула руку, чтобы поддержать для него пакет. Он коротко кивнул, передавая его, затем эффективно ввел иглу в одну из толстых вен на тыльной стороне руки Данте, прежде чем приклеить ее.

— С ним все будет в порядке, — заявил доктор Краун, будто у него имелась прямая связь со смертью.

Я знала об отравлении цианидом, потому что в одном из моих первых случаев, когда я работала в компании «Филдс, Хардинг и Гриффит», я защищала женщину, которая в течение нескольких месяцев отравляла своего жестокого мужа, пока он не умер. Мы признали вину, получив смягчённый приговор в виде пяти лет с возможностью условно-досрочного освобождения через три года.

Я знала, что цианид смертельно опасен, особенно в больших дозах.

Во рту пересохло, ладони вспотели. Я провела ими по шелковому платью, которое мне купил Данте. Платье на тысячи долларов. Платье, которое я видела только во сне.

Кислота устремилась вверх, разъедая стенки моей груди.

Я была шокирован этим, но я действительно не хотела, чтобы этот человек умер.

— С ним все будет в порядке, — заверила я, повторяя слова доктора Крауна.

Сподвижники Данте, единственные, кто остался в грязной и шокирующе пустой квартире, обратили на меня свои черные глаза. В этих взглядах было разного уровня любопытство и беспокойство, но я проигнорировала их, упрямо приподняв подбородок, подтверждая свои слова.

— Si, Dante va bene[29], — сказал Торе с натянутой улыбкой, направленной в мою сторону. — Итак, что ел или пил Данте такого, чего никто не опробовал?

Я знала.

Конечно, я знала.

Я знала, что этот придурок Якопо кричал мне в лицо.

— Тирамису, — прошептала я, царапая языком сухое нёбо во рту. — Я принесла его из маминой лавки на Малберри-стрит. Но вы должны знать, она никогда не сделает ничего, чтобы навредить Данте. Она говорила мне, как сильно он ей нравится.

Мгновенно один из их людей, на удивление не итальянец, а кто-то, похожий на японца, двинулся к двери. У меня промелькнуло холодное воспоминание: мафиози так сильно тряс маму, допрашивая ее о местонахождении Симуса, что она сломала зуб.

— Пожалуйста, не делайте ей больно, — сказала я, шагнув вперед и беспомощно остановившись.

— Никто не причинит вреда Каприс, — мрачно пообещал Торе, бросив взгляд на мужчину азиата, который заколебался, затем кивнул и вернулся к своему бдению вокруг Данте на диване. — Это слишком просто, да? Конечно, праздник Святого Дженнаро в Маленькой Италии посещают тысячи людей. Даже будучи бдительным, есть вероятность, что ее прилавок был скомпрометирован, а у нас много врагов.

Когда он задумался, его рот превратился в мрачную плоскую линию, глаза были прикованы к чему-то вдалеке. Я с шоком заметила, что у Амадео Сальваторе был такой же необычный и поразительный оттенок золота в глазах, что и у моих близнецов.

— Ты видела кого-нибудь, когда была там? — внезапно спросил он меня, шагая вперед, чтобы сжать мои плечи. — Подумай, cervellona [30] .

Я поджала губы, мысленно возвращаясь к послеобеденному времени и вспоминая тонкие конечности человека, который столкнулся со мной возле прилавка.

— Мужчина на улице столкнулся со мной. — я беспомощно пожала плечами. — Но он не делал ничего странного.

— Как он выглядел?

— У него были каштановые волосы, коротко подстриженные, и он был не очень высокого роста, может быть, на полметра ниже моих ста семидесяти восьми сантиметров, — описала я, чувствуя себя неловко, когда все глаза смотрели на меня. — У него был шрам в углу челюсти, здесь.

Воздух в комнате стал ровным, затем замерцал энергией и взорвался, когда люди пришли в движение.

— Мы сейчас же наносим по ним удар, — прорычал Фрэнки, его темные волосы растрепались от волнения. — Келли и его команда большую часть вечеров проводят в спорт-баре в Марин-парке «У Отца Патрика». С ними будет покончено к концу ночи.

— Фрэнки, chiudi la bocca [31] , — рявкнул Торе, приказывая ему замолчать. — Мы не обсуждаем эти вещи вне семьи.

Я посмотрела на Яру, гадая, как она справляется с кризисом и потенциальным знанием того, что соратники Данте полны решимости убить группу людей в Бронксе.

Она повернула ко мне свои большие темные глаза с совершенно невозмутимым выражением лица и медленно моргнула.

Мне впервые пришло в голову, что Яра Горбани не та женщина, за которую я ее принимала. Я ошибочно полагала, что, поскольку она не итальянка, мафия не включит ее в механизмы своих схем.

Но я должна была догадаться в тот день, когда в нас стреляли по дороге в суд.

Я должна была знать, когда Яра так легко отнеслась к фамильярному обращению Данте со мной.

Она не просто представляла Данте в этом деле по РИКО.

Она была их consigliere [32].

Не «чужой».

Она была Семьей.

В этой комнате с затененными глазами я была единственной вне Семьи.

Что-то свернулось в моем животе, реакция, которая удивила меня не меньше, чем пристыдила. И снова я была исключена из групповой динамики. На работе мои коллеги видели во мне угрозу. Они называли меня ледяной королевой или сукой, потому что я была ведомой и не умела, вести ничего, кроме вежливых светских бесед, когда я чувствовала их презрение, каждый раз, когда мы разговаривали. В детстве я была рыжей девочкой, играющей с чистокровными итальянцами, которые могли быть невероятно дискриминационными. Даже в моей собственной семье я была другой, отделённой. Я не была бойкой и смелой, как мои братья и сестры. Мне было нелегко и некомфортно разговаривать о любви и сексе, а также о колкостях, которые, как я логически понимала, были обычным делом между сестрами и братьями. Потом случились Жизель и Дэниел, и вся семья, казалось, узнала об этом раньше меня.