Одиночка.

Боже, я чертовски устала от одиночества.

— Я могу уйти, — предложила я, будто не хотела оставаться здесь, в то время как в груди всё горело.

Торе окинул меня оценивающим взглядом.

— Мы пойдем в кабинет. Вы и Яра остаетесь с Данте и Агустосем.

Доктор Краун хмыкнул.

— Хорошо, вы меня отвлекаете. Если останетесь, не суетитесь.

Я кивнула, с облегчением понимая, что могу остаться, чтобы проверить, все ли в порядке с Данте.

Козима захочет получить отчет, сказала я себе, и это был мой сестринский долг — остаться, чтобы я могла рассказать ей всю историю.

Мужчины вышли из комнаты, а тот, которого звали Якопо, посмотрел на меня, прежде чем завернуть за угол и скрыться из виду.

— Не обращайте внимания на мистера Сальваторе, — мягко предложила Яра, но ее глаза пристально смотрели на мое лицо, отслаивая мою кожу с точностью, подобной скальпелю, читая то, чем я не хотела делиться. — Они зовут его Ворчун.

Слабая улыбка коснулась моих губ.

— Приятно знать, что это не только я. Он... кузен Данте?

Яра кивнула, вздохнув, и села, переставляя длинные ноги под потрясающим черным платьем.

— Он сын двоюродного брата Торе, того самого двоюродного брата, который помог им основать их... бизнес, когда они впервые приехали сюда из Италии.

— Что с ним случилось?

Я знала, что лучше не задавать вопросы о делах мафии, но я также была адвокатом. Мой разум формировал вопросы и искал ответы, как родезийский риджбек [33]  выслеживает львов.

Яра махнула рукой, наблюдая, как доктор Краун продолжает заботиться о Данте.

— Его убили.

Я боролась с желанием закатить глаза, потому что, очевидно, я уже пришла к такому выводу. Я хотела знать «как», что часто было гораздо интереснее, чем «почему».

— А этот человек Келли? — спросила я, перенося вес на пятки, когда они впились в подошвы моих ног. Мне

хотелось сесть, но я решила, что лучше не двигаться, держа в руке пакет с физиологическим раствором для Данте.

— Вы не слышали его имени? — спросила она, слегка удивившись. — Томас «Стрелок» Келли лидер ирландской мафии.

— У меня создалось впечатление, что такой вещи больше не существует.

Я вспоминала прочитанные мною статьи об исчезновении ирландских банд в Америке, об ослабленном чувстве ирландской идентичности после стольких лет интеграции и притоке более мощных иностранных преступных группировок, таких как «Триада» и мексиканские картели.

— По моему опыту, преступные группировки похожи на тараканов. — сказала она с кривой улыбкой. — Ты топчешь одного только для того, чтобы оглянуться через плечо и обнаружить другого.

— А если ты не можешь их победить... — я осмелилась намекнуть, что именно поэтому Яра объединила усилия с известной преступной организацией.

Яра так долго смотрела на меня, что моя кожа чесалась, и я боролась с желанием съёжиться, как девочка под укоризненным взглядом ее мамы.

— Если бы все люди были чисты, Елена, не было бы законов. Когда мы становимся юристами, мы отказываемся от своего представления о добре и зле, чтобы выполнять свою работу в максимальной степени. Любой, кто приходит в юриспруденцию, ради защиты слабых и невинных, неизбежно будет убит горем и разочарован. — она сделала паузу для драматического эффекта. — Не говорите мне, что вы женщина, которую в зале суда называют гладиатором, стала адвокатом по такой бессмысленной причине.

Я не ответила ей, хотя она была недалеко от истины. По правде говоря, я не знала, как выразить сложный клубок противоречий, который забивал мне горло и мешал дышать.

Я могла бы сказать ей, что хочу бороться с несправедливостью, потому что всё моё детство было наполнено ею. С людьми, которые были настолько бедны, что у них не было другого выбора, кроме как обращаться к мафии за кредитами, работой и безвозмездными услугами. Я поняла, почему итальянцы почитали мафию так же сильно, как боялись. Это необходимая составляющая их жизни.

Но для некоторых это ужас.

Когда я росла, я хотела стать адвокатом, чтобы остановить эксплуатацию бедняков мафией.

Но потом мы переехали в Америку, и я потеряла нити своей мечты и увидела общую картину.

Стать адвокатом.

Мой идеализм сменился реализмом и капитализмом.

Яра позволила мне мариноваться в моем конфликте в течение долгого времени, прежде чем нанесла свой смертельный удар.

— Некоторые люди утверждают, что адвокаты более преступны, чем их клиенты, Елена. Возможно, вам будет легче узнать, что в этой профессии больше злодеев, чем героев. Это может облегчить вам период адаптации.

Люди всегда внушали мне, что я холодна, но, глядя на безнравственный взгляд Яры, я переоценила себя.

— Я бы предпочла работать с хорошими людьми, — сказала я несколько неубедительно, чувствуя себя перевёрнутой с ног на голову.

Тревога забурлила в крови, когда я поняла, что время, проведенное с Ярой и Данте, уже повлияло на мое восприятие добра и зла.

Яра легко пожала плечами.

— Я тоже. Полагаю, это зависит от вашего определения. Мистер Сальваторе, например, человек, которого я считаю одним из лучших. Он справедливый начальник, верный друг и член семьи, и он вносит свою лепту в жизнь общества.

— За налоговые льготы, я уверена, — яростно пробормотала я.

— То, что кто-то любит и ценит вещи отличные, чем вы, не означает, что они бессердечны, мисс Ломбарди. Данте готов и уже рисковал своей жизнью и средствами к существованию ради своих близких и тех, кто, по его мнению, нуждается в защите. Если вы этого не понимаете, возможно, вы не та женщина, за которую я вас принимала. Почему бы вам не отправиться домой? Если будут какие-либо новости о Данте, уверена, что завтра утром вы узнаете о их достаточно быстро.

Я моргнула, глядя на нее должным образом, но все еще находясь в противоречии.

Отвернувшись от меня, Яра вытащила телефон из клатча и принялась за работу. Я повернулась к доктору Крауну, который смотрел на меня со сжатыми губами, судя меня так же охотно, как я судила Данте и его команду.

— Он будет в порядке? — тихо спросила я, мой голос был таким резким, что пульсировал уязвимой искренностью.

Какими бы ни были мои чувства к его преступной деятельности, я не считала, что Данте заслуживает смерти.

Фактически, эта мысль заставила меня пошатнуться.

Доктор Краун устремил на меня этот бледно-голубой взгляд, и, несмотря на его классическую американскую внешность, явная апатия в его взгляде говорила о холодном сердце. Я узнала этот взгляд, потому что часто видела, как он смотрит на меня в зеркало.

— Это не первый раз, когда кто-то пытается его убить, и не последний, — был его стоический ответ.

Дрожь прокатилась по мне, как утренний туман над гаванью, и это было ужасно похоже на предчувствие грядущих событий.

Только позже, когда я лежала между шелковистыми простынями кровати, которая была слишком большой без Даниэла, я задумалась над словами Яры. Я неожиданно вспомнила цитату, которую читала в юридической школе, из когда-либо превозносимого Торо.

— Желательно воспитывать не столько уважение к закону, сколько уважение к праву.

Я лежала в темных тенях своего пустого дома, наполненного эхом, гадая, настолько ли укоренилось во мне представление общества о добре и зле, и не забыла ли я сформировать собственное мнение.