Джексон
— Узнав, что именно ты нашел неизвестного, я должен был приехать и посмотреть, что ты задумал, — говорит Генри, входя в зал ожидания, в котором я провел уже больше получаса.
— Ага...
— Итак. Что произошло?
— Я уже всё рассказал Джереми. Я нашел его возле агентства. — Я вру. Ведь так звучит правдоподобнее, чем если бы я сказал Генри, что нашел парня у своего дома. В моем районе не стреляют без причины. Мой дом находится на приличном расстоянии от соседских, так что вряд ли кто-то будет выгуливать собаку и продавать наркотики. — Я не слышал выстрела. Знаешь, я тут... начал думать, а вдруг этот выстрел предназначался для меня? Принимая во внимание, что я сунул нос в дело Хардека. Может, они думали, что это я ухожу, или кто-то, с кем я работаю. Я чувствую себя отчасти ответственным, что этот парнишка получил пулю вместо меня.
Какого хрена я вру? Генри столько всего сделал для меня с тех пор, как я начал заниматься детективной работой, а я вру ему об этом человеке, на поиски которого Генри потратил многие годы своей жизни.
Генри сочувственно кивает, так как не знает, кем является это парень.
— Перед операцией он не мог вспомнить своего имени. Посмотрим, сможет ли сделать это после. Если нет, проверим его отпечатки пальцев. Я пока не знаю, скрывает он что-то или нет. Парень был в тяжелом состоянии, когда его первый раз допрашивали. Как только у нас будут его отпечатки, мы сможем пробить их по базе в течение пары часов. Надеюсь, нам не придется этого делать.
— Да, согласен, — отвечаю. Я уже успел проверить имя по его водительским правам, но на данный момент уверен, что оно фальшивое.
Кстати, мне стоит быть осторожным и не привлекать особого внимания, когда поеду домой на машине, номера которой я просил Генри пробить.
— Я удивлен, что ты всё ещё здесь.
Я тоже.
— Я ... Наверное, я надеялся, что найдется кто-то из родственников или типа того, и тогда я уеду. Когда я нашел его, он очень боялся остаться один, и ... мне просто показалось, что я должен остаться.
Генри кладет руку мне на плечо и сжимает его.
— Ладно. Посмотрим, что нам удастся узнать, когда он очнется.
Согласно киваю, молясь, что парень достаточно умён и не будет болтать, когда придёт в себя. Иначе наши версии могут слишком отличаться. Всё, что я знаю на данный момент — он всё ещё в операционной. Есть вероятность, что он даже не выживет, но, если всё пройдёт удачно, я хочу быть рядом.
Генри вскоре уходит, и я остаюсь сидеть в зале ожидания ещё пару часов, пока за мной не приходит медсестра.
— Хотите его навестить? — интересуется она.
— Да, пожалуйста, — отвечаю и, встав, следую за ней. Медсестра ведёт меня в отделение реанимации, где всех пациентов разделяет только ряд занавесок. Мои мысли в полном хаосе. Я не должен этого делать. Не должен скрывать его личность. Я знаю Генри много лет и не должен предавать его, особенно имея дело с человеком, который убил его напарника.
Медсестра машет в сторону перегородки, и, зайдя за неё, я нахожу его, лежащим в кровати с очень бледным лицом и растрепанными темными волосами. Сажусь у кровати, а медсестра, улыбнувшись, поспешно уходит.
— Членосос, — стонет он.
— Вижу, ты очнулся, — говорю я, хотя его глаза едва открыты.
— Тихо. Они думают, что у меня кратковременная потеря памяти. Должно быть, ударился головой, но как ни странно, на голове никаких повреждений. У меня взяли отпечатки пальцев, чтобы выяснить мою личность, так как я не знаю, как меня зовут. Мне нужно выбраться отсюда. Если ты будешь так добр и разденешься, все будут настолько отвлечены твоим могучим членом, что не заметят моего потрясающего побега.
— Да ты даже головы от подушки оторвать не можешь.
Он с трудом открывает глаза, и они снова закрываются.
— Нет, могу... Смотри.
Парень не поднимает голову даже на четверть дюйма.
— Видел?
— Нет.
— Эх... — вздыхает он. — Черт... что ты тут всё ещё делаешь?
— Ты сказал, что не хочешь умирать в одиночестве.
— Да я бы никогда не сказал такой глупости. — Его брови слегка приподнимаются.
И затем он вырубается.
Дело в том, что в тот момент, когда он думал, что умирает, он был более честным со мной, чем во всё остальное время. И я знаю, как тяжело быть одному, когда понимаешь, что никого не осталось. Не хочу, чтобы он так себя чувствовал.
Где-то через час мой телефон оповещает о новом сообщении, и я просматриваю его.
Генри: Есть совпадения по его отпечаткам.
Я немедленно вскакиваю и выхожу за перегородку. Совпадение? Они узнали, что это Песочный человек? Поймет ли Генри, что я связался с Песочным человеком и никому не рассказал? Я мог бы закосить под дурачка, но все равно буду чувствовать себя виноватым.
Звоню Генри, как только покидаю отделение реанимации, и он сразу же отвечает.
— Как его зовут?
— Быстро же ты ответил. Может, я не должен...
Я так устал играть в эту «ты не должен знать» игру.
— Имя, Генри.
— Лиленд Кларк. Двадцать семь лет.
— Почему он числится в базе?
— Сбежал из приемной семьи в тринадцать лет. Был исключен из списка пропавших детей в восемнадцать, когда подал заявление на получение водительского удостоверения.
— У тебя есть какая-нибудь информация, что с ним случилось?
— Только о побеге. К тому времени, как ему стукнуло восемнадцать, и он объявился, ничего стоящего внимания уже не было.
— Никаких отметок о судимости?
— Нет.
— А что говорила приемная семья?
— Надо проверить.
— Можешь прислать мне всю информацию по нему?
— Джексон, это ведь не новое дело. Тебе не нужно постоянно вести расследование по каждому поводу.
На самом деле нужно. Мне нужно доказать, что я не должен его сдавать. Что делаю правильный выбор, позволяя этому парню уйти.
— Генри, пожалуйста.
— Ладно. Однажды меня точно уволят за то, что я делюсь с тобой информацией.
— Никто не узнает, — заверяю его.
— Хорошо. Пришлю тебе всё на электронную почту.
Закончив разговор, возвращаюсь обратно к парню, но он всё ещё спит. Лёжа на больничной койке, он выглядит удивительно невинным и маленьким, как будто нуждается в чьей-то защите. Или, может быть, я хочу защитить его, но не понимаю, почему. Особенно когда знаю, что он может надрать мне задницу.
Ну, может не прямо сейчас, а в принципе.
Опускаюсь в кресло и открываю почту, чтобы начать читать. Он сбежал в тринадцать лет. Приемная семья не обратилась за помощью к властям, это сделала школа. Они обнаружили, что он не посещал уроки почти неделю, и никто из опекунов не связался с учителями. Он и раньше убегал пару раз, поэтому власти не увидели ничего подозрительного, но все равно лишили семью права брать детей под опеку.
Интересно, что случилось с его родителями?
— И что там такого интересного? Нашел мои фото в голом виде? — интересуется парень.
— Кое-что получше, Лиленд.
Он фыркает, прежде чем усталая улыбка появляется на его лице.
— Значит, ты знаешь, кто я.
— Знаю.
— Когда полиция придет за мной? — спрашивает он.
— Пока еще не знаю.
— А что, если... — Лиленд одаривает меня милой улыбкой. — Ты предупредишь меня заранее. Дашь мне пять минут форы. Я всегда любил играть в «кошки-мышки».
— Договорились. Но сначала, расскажи мне, как тебя подстрелили.
Лиленд ненадолго задумывается, затем рассказывает мне всё, что случилось между ним и Уилсоном.
Лиленд
Я начинаю понимать, почему все люди, в которых я стрелял, так сильно кричали. Это чертовски больно. Ну хотя бы обезболивающее хорошее.
— Джексон? Джексон? Джексон? — зову я.
Джексон стонет, словно я его раздражаю, но он всё ещё тут. Даже после того, как меня перевели в палату.
— Что? — спрашивает он, сидя в кресле напротив моей кровати.
— А я выгляжу сексуальным в полумертвом состоянии?
— Аж дух захватывает, — сухо отвечает он.
Я смеюсь, но это вызывает сильную боль, поэтому я быстро останавливаюсь.
— Ты забавный.
— Спасибо.
— Ты ведь знаешь, что можешь уйти, так? Люди начнут думать, что я твой секс-раб или ты боишься, что я сбегу. — Он наблюдает за мной своими темно-карими глазами. В комнате практически темно, так как единственный источник света — лампа у меня над головой, но я вижу его в слабом свете, пробивающимся сквозь шторы.
Джексон качает головой.
— Как только я уйду, ты ускользнешь отсюда.
Вероятнее всего.
— Нет, это не так, — отвечаю. — Мне слишком нравится здешняя еда. Посмотри на это зеленое месиво. — Указываю на поднос, к которому едва притронулся. — Как в пятизвездочном ресторане.
— Несомненно.
— Так что? Ты собираешься уходить? — интересуюсь.
— Я уйду только тогда, когда за тобой придут с наручниками. — Джексон откидывается на спинку кресла.
— Ух ты. Ты заказал мне стриптизера в подарок на выздоровление? Ты такой милый. Когда он придет?
— Нет.
— Нет, он не придет, или нет, ты не милый? — Я стараюсь выглядеть разочарованным.
— И то и другое.
— Печально.
— Знаю.
— Ах, как больно. — Хватаюсь за живот. — Я ранен. Практически умираю. Это могло бы быть моим последним желанием.
Джексон приподнимает бровь, как будто ему совсем не смешно.
— Твое последнее желание — стриптизер?
— Нет, мое последнее желание, чтобы ты относился ко мне с нежностью и истинной добротой.
— Звучит ужасно.
— Ты мне нравишься, Джексон — усмехаюсь я. — Ты хороший парень.
— Разве? Благодаря мне, тебя могут арестовать.
— Ты как тот мальчик, который кричал: «Волки». Ты продолжаешь говорить об этом, но ничего не происходит. Я начинаю думать, что тебе просто нравится внимание.
— Я еще не звонил в полицию. Даю тебе последний день свободы, чтобы ты мог сделать всё, что захочешь.
— Ясно, ну в этом есть смысл. Всё, что захочу? — Очень надеюсь, что он скажет да.
— Да.
— Могу я потрогать твой член?
— Кроме этого.
— А могу я на него посмотреть?
— Кроме этого.
— Значит, всё-таки не всё, что захочу, — понимаю я.
— Всё остальное, кроме этого.
— А можешь показать мне свой сосок?
Джексон вздыхает и поднимает рубашку, как будто это самое трудное, что он когда-либо делал. Выражение его лица при этом вызывает у меня смех, отчего острая боль пронзает тело. Я даже не могу сосредоточиться на своей радости при виде его обнаженной груди и крошечного соска, потому что смеюсь и тут же морщусь от боли.