23

Подъезжая к своему дому, он вспоминает, как Коко и Паглизе лаяли и бегали за машиной по грунтовой дороге, усаженной эвкалиптами. Именно Коко нашел Паглизе. Он плакал под деревом, где они теперь похоронены. Щенку было всего несколько месяцев, он был весь в блохах и клещах и недоедал. Коко приняла его, как родного. И хотя именно он избавил щенка от блох и клещей и кормил его, чтобы он набрался сил, Паглизе всегда считал Коко своей спасительницей. Если кто-то кричал на Коко или угрожал ей, Паглизе сходил с ума. Он был верным псом, который заботился обо всех, но Коко была его любимицей.

Небо затянуто черными тучами, но он их не замечает. Он выходит из машины и идет прямо к сараю. Самка там. Свернувшись калачиком, спит. Он должен помыть ее, это не может ждать. Он оглядывает сарай и думает, что надо бы прибраться в нем, создать пространство, в котором самке будет комфортнее.

Когда он уходит за ведром, чтобы помыть ее, начинается дождь. Только тогда он понимает, что приближается гроза, одна из тех летних гроз, которые одновременно пугают и прекрасны.

Он идет на кухню и чувствует сокрушительную усталость. Ему хочется сесть и выпить пива, но он не может больше откладывать уборку. Он берет ведро, кусок белого мыла и чистую тряпку. В ванной он безуспешно ищет старую расческу, пока в конце концов не находит ту, что оставила Сесилия, и берет ее. Он думает, что придется подключить шланг, но когда он снова оказывается на улице, дождь идет так сильно, что он промокает. Его рубашка с Джаггером, Уоттсом, Ричардсом и Вудом. Он снимает ботинки и носки. На нем только джинсы.

Босиком он идет к сараю. Он чувствует мокрую траву под ногами, ощущает запах влажной земли. Он видит Мопса, который лает на дождь. Видит собаку, как будто он был там, в этот момент. Сумасшедший Паглизе прыгает вокруг, пытается поймать капли, покрывается грязью, ищет одобрения Коко, которая всегда присматривала за ним с крыльца.

Осторожно, почти ласково, он выводит самку из сарая. Дождь пугает ее, и она пытается укрыться. Он успокаивает ее, гладит по голове и, как будто она может понять, говорит: «Не волнуйся, это всего лишь вода, она тебя отмоет». Он намыливает волосы самки, а она смотрит на него с ужасом. Чтобы успокоить ее, он усаживает ее в траву. Затем он встает на колени позади нее. Ее волосы, которые он неуклюже перебирает, наполняются белой мыльной жижей. Он идет медленно, не желая напугать ее. Женщина моргает и двигает головой, чтобы посмотреть на него под дождем, она извивается, дрожит.

Дождь падает с силой и начинает мыть ее. Он намыливает ей руки и трет их чистой тряпкой. Самка уже спокойнее, но смотрит на него с некоторым недоверием. Он намыливает ей спину, а затем медленно поднимает ее на ноги. Теперь он моет ее грудь, подмышки, живот. Усердно, как будто чистит ценный, но неодушевленный предмет. Он нервничает, как будто предмет может сломаться или ожить.

Тряпкой он стирает инициалы, удостоверяющие, что самка является чистым первым поколением. Их двадцать, по одному на каждый год ее пребывания в центре разведения.

Затем он переходит к ее лицу и рукой очищает прилипшую к нему грязь. Он замечает ее длинные ресницы и глаза неопределенного цвета. Возможно, они серые или зеленые. У нее несколько разбросанных веснушек.

Он приседает, чтобы вымыть ее ступни, икры, бедра. Даже несмотря на падающие капли дождя, он чувствует ее запах, дикий и свежий, запах жасмина. С гребнем в руке он усаживает ее обратно в траву. Затем он подходит к ней сзади и начинает расчесывать ее волосы. У нее прямые волосы, но они спутаны. Ему приходится расчесывать их осторожно, чтобы не поранить ее.

Закончив, он поднимает ее на ноги и смотрит на нее. Там, под дождем, он видит ее. Такой же хрупкой, такой же почти прозрачной, такой же совершенной. Он идет навстречу запаху жасмина и, не задумываясь, обнимает ее. Самка не двигается и не дрожит. Она просто поднимает голову и смотрит на него. У нее зеленые глаза, думает он, определенно зеленые. Он проводит рукой по отметине на лбу, где ее клеймили. Затем он целует его, потому что знает, что она страдала, когда они сделали это с ней, так же как она страдала, когда они удалили ей голосовые связки, чтобы она была более покорной, чтобы она не кричала, когда ее убивали. Он гладит ее шею. Теперь дрожит только он. Он снимает джинсы и стоит там, обнаженный. Его дыхание учащается. Он продолжает обнимать ее, пока идет дождь.

То, что он хочет сделать, запрещено. Но он все равно делает это.