Она подозревала, что я могла встретить друида, который не должен находиться на территории нашего ковена?

— Ты слышала о недавних атаках фейри? — спросила я.

— Нет, — она рассеянно смотрела на вершину горы. — Скалолазы нашли мертвого гризли на тропе к озеру Манро этим утром. Я получила разрешение от Брэдли из управления парками проверить его. Медведь был фейри.

Холодок пробежал по мне. Друид смертельно ранил медведя или добил его, оставив меня?

— Я на него не охотилась, — резко сказала я. — Как он умер?

— Не знаю.

— Но ты сказала, что проверила его…

— Почему ты спрашиваешь о других атаках? — перебила она. — На тебя нападали другие фейри?

— Нет. Друид сказал мне, что были случаи агрессии фейри здесь.

Арла вздрогнула, словно слово «друид» было электрическим шоком.

— Друид? Тут?

— Он расследует атаки, как он сказал. Зовет себя Кристальным друидом.

Она отпрянула, ее глаза расширились.

— Призрак… тут?

— Кто?

Ее шок смягчился до изумленной и чуть снисходительной улыбки.

— Сейбер, тебе стоит больше с нами общаться. Призрак — скандал года. Мы говорили о нем несколько месяцев назад без остановки.

Я нахмурилась.

— Я ничего не говорила о призраке.

— Ты поймешь, глядя на него, — она стряхнула землю со штанов. — Я предупреждала о пропуске мероприятий ковена. Полное участие — условие твоей реабилитации.

От одного слова во мне вспыхнула холодная ярость.

— Как инспектор твоей реабилитации, я должна доложить…

— Инспектор по условно-досрочному освобождению, Арла, — тихо прорычала я. — Не используй их глупые словечки.

— Ты не наказана, Сейбер. Я и остальной ковен помогаем тебе научиться быть членом общества.

Я стиснула зубы, чтобы не ответить.

Ее лицо смягчилось.

— Если исполнишь свой ритуал, я засчитаю это как полное участие. Иди, пока другие собирают вещи.

Я развернулась и пошла прочь от нее. Остальной ковен убирал круг ритуала и собирал свои вещи, и я не смотрела на них, села на корточки и схватила горсть сушеных трав.

Пушистый хвост задел мою руку. Рикр прошел в мою тень, смотрел синими глазами без зрачков на Арлу.

Намеренный удар, голубка. Она использовала слова, которые ты терпеть не можешь, чтобы отвлечь тебя.

Я оглянулась, посмотрела вслед Арле, идущей по тропе к своему дому. Эллен оживленно болтала с ней. Рикр был прав. Она отвлекла меня, чтобы закончить разговор.

«Она что-то знает, — сказала я ему мысленно. — Что-то о друиде? Или о фейри…».

Тень упала на меня, прерывая мой беззвучный диалог с Рикром.

— Ты снова пропустила ритуал.

Я посмотрела на Лейни, выпрямилась во весь рост, чтобы ухмыльнуться свысока низкой ведьме. Она улыбнулась мне, ведь на нас смотрели.

— Мама снова пообещала простить твой пропуск? — Лейни вскинула голову, словно это могло сделать ее моего роста. — А я нет. Я прослежу, чтобы они узнали, что ты нарушила условия, и в этот раз они утащат тебя обратно в…

— Лейни.

Она умолкла, ее плечи напряглись.

Я изогнула губы, но это была не улыбка. Даже не близко.

— Если ты, твоя мать или кто-то еще меня подставят, я заставлю вас заплатить.

Простые слова, но ее лицо побелело.

С полными руками листьев я пошла прочь. Рикр шагал рядом со мной, нахально задрав хвост.

Ты послушалась моего совета, — отметил он. — Она выглядела напугано. Молодец, голубка.

Я прикусила щеку изнутри, сомневаясь, что это был правильный ход.

Тебе нужен мой совет с еще какими-то проблемами? — спросил он. — Я готов помочь словом. Ты подумала о кровавом алтаре?

Закатив глаза, я выбрала место в дальнем конце луга, где движения и голоса других было легко игнорировать. Рикр сел рядом со мной, я убрала мертвые листья с маленького участка земли, а потом посмотрела на сушеные травы, которые взяла.

Ведьмы использовали свою духовную энергию, чтобы очищать, балансировать, восстанавливать или управлять энергиями земли и природы. Когда я смотрела на других ведьм, исполняющих такие ритуалы, я ощущала в них правильность, но когда ритуалы создавала я, мне не хватало инстинктов.

Я прутиком начертила обычный круг очищения. Разглядывая его, я пыталась представить, как его изменить, чтобы он подошел уникальному потоку энергии вокруг меня… но я не знала. Мысленно пожав плечами, я посыпала круг травами и закрыла глаза. Петь было не обязательно, но это помогало направить мою жалкую силу. Что же спеть?

В дереве надо мной неизвестная птица издала трель, словно подбадривала меня. Я слабо улыбнулась.

— О, лебедь милый, голубь нежный, радость моя, появись, — запела я. — Маленький жаворонок, взлети искрой и солнцу спой.

Тихое воспоминание, пропитанное печалью, проникло в меня. Мои маленькие ладони, окруженные большими и теплыми руками. Высокие фигуры по бокам от меня, наши руки раскачивались. Голоса родителей звучали с моим высоким детским голосом, мы пели вместе.

— Пока не встанешь, земля — тюрьма, горьких вздохов полна. Проснись, ты увидишь свою любовь, отраду твоих несравненных глаз.

Высокая трава луга задевала наши ноги, пока мы шли, пели и смеялись. Мой отец был высоким, с каштановыми волосами и рыжеватой бородой. Моя мама была худой и темноволосой. Я унаследовала ее цвет волос и его рост.

— Рассвет — тьма для меня. Услышь! Услышь меня, пульс моей души, молю.

Ручей тянулся вдоль нашего пути, и по колено в воде стояла хрупкая женщина с сине-зеленой кожей, заостренными ушами и кристальными глазами. Улыбка водной нимфы очаровала нас, она тоже пела, ее голос был красивее любого человеческого.

— Выйди из укрытия среди цветов, ослепи меня светом дня.

Она потянулась ко мне, все еще пела и коснулась моей груди, где лежал кулон из речного камня. Ее голубая магия замерцала на нем.

— Ах, и тогда я с тобой полечу, а потом угощу тебя сладкой страстью. Услышит нас жаворонок, роса заблестит…

Ее прохладные пальцы потрепали мои волосы, и мы вчетвером пошли по лугу к бревенчатому домику в тени высокой горы.

— … и смех будет в каждой капле.

Последняя нота пульсировала в горле, я открыла глаза, не удивившись, что они были мокрыми от непролитых слез. Хоть они умерли много лет назад, воспоминания о мирных днях, полных смеха, с моими родителями всегда меня ранили. Я не знала, смогу ли снова быть такой счастливой, или беспечная радость останется невинной детской иллюзией.

После моей попытки провести ритуал пронизывающие глаза Рикра стали мягче, довольными. Он сидел рядом со мной, обвив хвостом лапы, но не он один был моим зрителем.

С другой стороны Пирс сидел, скрестив ноги, на траве, его змееподобный фамильяр свернулся вокруг его плеч. С его мускулистым телом, пышной бородой и обветренным лицом он был последним, кого можно было представить как любящую природу ведьму. Но татуировки на его руках были с мифическими фейри среди сплетения лоз.

— Глир нравится твое пение, как обычно, — сказал он хриплым голосом. — Но ты все еще не можешь провести правильный ритуал.

Травы валялись на моем печальном маленьком круге, ветер пытался унести их на луг. Я вздохнула.

— Ты можешь делать, что хочешь, Сейбер, — добавил он, в голосе появилось рычание, — но пропускать ритуалы рискованно. Арла не сможет закрывать глаза на это вечно. Не подставляй себя.

Я молчала.

— Сколько тебе осталось? — спросил он.

— Два года.

— Еще сорок восемь ритуалов. Просто терпи, девочка. Ты не хочешь, чтобы МагиПол постучал в дверь, когда ты так близко.

Дрожь пробежала по мне. Ведьмы были не единственными пользователями магии среди людей, и всеми нами управляла МП, тайная и сильная организация. МагиПол не только управляла мификами, как мы себя звали, но и следила, чтобы магия оставалась скрытой, и выступала как судьи и блюстители свои законов. Когда мифик совершал преступление, МП и их агенты наказывали провинившегося.

Пирс оказался в ковене по той же причине, что и я — был назначен к Арле для «реабилитации» — но он несколько лет назад завершил срок и решил остаться, чтобы не начинать заново. Только он тут понимал, что такое жить во власти МП.

— Как только я закончу, — пробормотала я, — я сломаю нос Лейни.

Смешок вырвался из него, но он быстро это подавил.

— Ей повезет, если ты сделаешь только это, но я бы не советовал. МагиПол о тебе не забудет.

В МагиПол не забывали. Они помнили лучше меня.

Я знала, что я сделала. Это я помнила. Но мои воспоминания о том дне и неделях до него были фрагментами, важных деталей не хватало, хотя я должна была легко их вспоминать даже через десять лет.

Это называлось «диссоциативной амнезией». Подсознание подавляло травматические воспоминания из самозащиты. По крайней мере, так психиатр ответил, когда я попросила объяснить, почему я не могла давать показания во время суда. Он сказал, что я могла однажды все вспомнить, если исцелюсь достаточно, или если что-то натолкнет меня на эти воспоминания.

Меня даже устраивали пробелы в памяти.

Я подумала о разговоре с Арлой. Я не могла давить на нее ради ответов о медведе-фейри или друиде, не рискуя своими свободой и будущим, но, как и МП, я не забывала. Я пришла сюда не по своей воле, но это место было мне домом уже семь лет.

И я не собиралась игнорировать необъяснимую новую опасность на своей территории.