Церемония открытия. Возможно, для вас в этих словах нет ничего волнующего. Меня же эти два слова обрушивают в детство – комок в горле, когда я вижу, как по ярко-зеленому полю мчатся игроки в цветах американского флага, слышу прорывающийся сквозь гул стадиона голос диктора:

– «Нью-Йорк Янки», леди и джентльмены! Поле пока еще девственно чисто, ни один из игроков пока еще не допустил ошибки, не попал на штрафное поле, не отшвырнул с отвращением свою биту.

Со мной в этот день, на первом матче сезона, мой отец, как когда-то в такой же день, с ним был его отец.

Сегодня мой черед продолжить традицию. В каком-то смысле. Ну, мы, Карпентеры, не формалисты.

Короче говоря, детей у меня нет, и отпрыск, которому я передаю эстафету священной семейной традиции, – это Тара, мой золотистый ретривер. Кроме того, мы не пойдем на стадион «Янки» и не будем смотреть бейсбол. (К слову, бейсбольный сезон уже с месяц как завершился.) Нет, мы с Тарой направляемся на день открытия городской собачьей площадки, первой в Нью-Джерси.

Признаться, собачьих площадок мне видеть не доводилось – даже толком не знаю, на что они похожи. Тара тоже никогда их не посещала, разве что в первые два года своей жизни, до того, как мы познакомились. Но если и так, едва ли это произвело на нее впечатление: вчера я сказал ей, куда мы пойдем, и она не проявила никаких эмоций, спокойно спала всю ночь.

Предполагалось, что эта площадка будет чем-то особенным – этакий собачий парк. Из него даже сделали чуть ли не козырную карту на недавних выборах мэра. Каждый кандидат обещал непременно построить площадку для выгула собак, так что подозреваю, что на открытии будет куча людей вроде меня – заинтригованных граждан, проголосовавших в интересах своих собак.

Когда мы с Тарой приехали, она осталась на переднем сиденье, была увлечена искусственной костью и не проявляла ни малейшего интереса к мероприятию. Даже когда мы, оставив машину, подошли поближе и стал слышен собачий лай, это не отвлекло ее от работы челюстями. Так вот почему отец никогда не давал мне жвачку, когда мы отправлялись смотреть, как играют «Янки»!

Огороженная со всех сторон довольно грязная площадка была размером с футбольное поле. Там бегала примерно сотня собак, которые то пытались завязать отношения, обнюхивая друг дружку, то останавливались попить из фонтанчиков, в большом количестве разбросанных там и сям для их удобства. Клуб «Только для собак». Людей было примерно в два раза меньше, чем собак, и, похоже, одни женщины. Они стояли вдоль одной из сторон ограды и переговаривались. Изредка кто-нибудь из них бросал теннисный мячик, что приводило собак прямо-таки в ярость.

Мы приблизились к входным воротам. Чувствовалось, что Тара в ужасе от перспективы предстоящего общения, но она, молодчина, усмирила свою гордыню и вошла вместе со мной. Я направился к людям, и Тара последовала за мной. Всем своим видом она показывала, что хоть и делает это исключительно ради меня, но еще не настолько опустилась, чтобы гоняться за теннисным мячиком, как какое-нибудь животное.

Разговор, как и следовало ожидать, вертелся в основном вокруг собак и собачьих проблем. Собачья площадка, собаки, собачий корм, игрушки для собак… Возможно, это было бы интересно, но меня, как мужчину, к беседе не допустили. Тара упорно жалась к моей ноге, лелея слабую надежду, что мы сейчас уйдем отсюда. И я как раз собирался сделать это, когда одна из дам соблаговолила заговорить со мной.

– Кажется, ваша собака немного антисоциальна?

Обидные слова, но в сопровождении приятной улыбки, так что мы решили пока не обижаться. Тем более что дама была вполне привлекательна, если не обращать внимания на головную повязку, писк моды.

– В общем-то это не ее стихия, – ответил я без ложной скромности. – Она интеллектуал. Приведите ее на поэтический вечер, и она станет душой компании.

– Одна моя подруга как раз ищет щенка золотистого ретривера. У какого заводчика вы ее брали?

– Ни у какого. Я нашел ее в приюте для животных, – покачал я головой.

Моя собеседница была поражена так же, как когда-то я. Да и как любой нормальный человек.

– Вы хотите сказать, что кто-то выгнал эту собаку на улицу? И ее могли…

Ей, видимо, неприятно было вымолвить «убить» или «усыпить», и я поспешил избавить ее от этой необходимости.

– Я забрал ее как раз в последний день.

Впечатлительная дама подозвала своих подруг, чтобы пересказать им эту историю, и не успел я опомниться, как меня окружило штук двадцать женщин, наперебой восхищающихся моим добросердечием и тем, что собака была спасена. Тара послушно сидела у моих ног, терпеливо снося всю эту суету, – по-видимому, она предоставила мне честь пожинать лавры, хотя это она, а не я, застряла в том злополучном приюте.

Я пылко принялся расписывать «эту душегубку» и, совсем освоившись, начал было отпускать шуточки. Идиллию нарушила одна из собачниц.

– Послушайте, а не вы ли адвокат, который выиграл то крупное дело? Я видела вас по телевизору. Энди Карпентер, верно? – Она подошла поближе.

Я призвал себя к спокойствию и кивнул. Речь шла о деле Уилли Миллера. На повторном суде я доказал его невиновность, после того, как Уилли провел семь лет в ожидании смертной казни. Дамы сложили одно с другим и решили, что я уникальная личность, которая спасает из душегубок собак и людей, и тут же сделали из меня героя и предмет преклонения. Это пугает, но это та цена, которую я плачу за свой героизм.

Внезапно Тара, решив проявить активность, рванулась к приближавшейся женщине. К моему удивлению, это оказалась Лори Коллинз – главный (и единственный) детектив в моей юридической практике, а также главная (и единственная) женщина, которую я любил. Мне пришлось прервать свой урок добросердечности на дамском собрании, но Лори выглядела так прелестно, что потеря не казалась значительной.

Когда Лори подошла ближе, я заметил, что моя красавица очень напряжена. Она даже не потрепала Тару по загривку! Это было настолько неправдоподобно, что удивило меня и определенно шокировало Тару. Лори направилась прямо ко мне, и мои обожательницы с неохотой расступились, давая ей дорогу.

– Алекс Дорси мертв, – сказала она.

– Что? – машинально переспросил я, совсем не ради дополнительных разъяснений.

– Кто-то отрезал ему голову, а потом облил труп бензином и поджег, – растолковала мне Лори.

Хотите избавиться от двадцати влюбленных женщин? Вот вам отличный способ. Собачницы, столь очарованные мной, испарились с фантастической скоростью, словно рядом объявили распродажу с семидесятипроцентной скидкой на все товары.

Судя по тому, как сверкнули глаза Лори, это был именно тот эффект, на который она рассчитывала. Мы остались втроем – Лори, Тара и я.

– Извини, что помешала, Энди, – сказала она. – Я не была уверена, что это ты, подумала: это, наверное, какая-то рок-звезда.

– Так и было! – Я изобразил разочарование.

– Ты не забыл, что мы завтракаем «У Чарли»? Мне надо поговорить с тобой о Дорси.

– Само собой, – сказал я. – До встречи.

Лори кивнула и направилась к машине. Я повез Тару домой, чтобы потом отправиться в ресторанчик «У Чарли» – в пяти минутах от моего дома, если на машине.

Я ехал и размышлял о том, чем ужасная новость может обернуться для меня. Вообще-то меня смерть Дорси абсолютно не касается, но для Лори это удар. И удар весьма ощутимый.

Алекс Дорси – лейтенант в департаменте полиции Паттерсона. Когда Лори только начинала свою карьеру следователя, она находилась у него в подчинении. Ей не понадобилось много времени, чтобы понять – Алекс давно уже перестал быть хорошим полицейским, если и был им прежде. Там, где был хоть один шанс избежать работы, он находил два. Дорси был ходячим наглядным пособием к правилу об отставке после двадцати лет службы: он, по-видимому, считал, что, даже работая, можно вести себя так, словно ты в отставке.