Мы с Кевином с немалой пользой устраиваем при необходимости мозговой штурм, выкладывая друг другу все идеи, даже самые невероятные. У него острый ум, и хотя ему лично тоже небезразличен исход этого дела, однако он куда более невозмутим, нежели я. Один из таких штурмов у нас был сегодня днем, не помешал даже треск машинки: Эдна печатала что-то с остервенением маньяка.

Кевин отметил, что мой инстинкт не подвел меня насчет Стайнза, когда я отказался вести его дело. Стайнз приходил ко мне не за тем, чтобы нанять адвоката; он приходил, чтобы слить мне информацию. Он был уверен, что моя вера в его виновность заставит меня защищать Гарсию в суде.

– Таким образом, под ложное подозрение попали два человека, – сказал я. – Сначала Гарсия, а теперь Лори. Но Гарсия с самого начала рассматривался как временный обвиняемый; на него не собирались вешать преступление. Он был нужен только для того, чтобы в дело вступил я.

Кевин покачал головой:

– Не думаю. Он был нужен для того, чтобы в дело вступила Лори. А она работала на тебя, поэтому и пришлось начинать с тебя.

Логично.

– Откуда следует, что Гарсию выбрали не наугад. Он подходил, потому что у Лори давно был зуб на него. И теперь Дилан воспользуется этим и заявит, что она убила Дорси и свалила вину на Гарсию, то есть устранила сразу двух врагов.

– Наш противник – чертовски умный сукин сын, – кивнул Кевин.

– К счастью, на нашей стороне Эдна – динамо-машина.

Через некоторое время Кевин собрался уходить, и нам совместными усилиями удалось убедить Эдну уехать с ним. Она поклялась вернуться завтра рано утром, и я сказал, что включу сигнализацию.

Мы с Лори опять пообедали в молчании; каждый со своей стороны делал все возможное, чтобы не говорить о деле, хотя оба знали, что думаем только о нем. У нас до сих пор не было обстоятельного разговора адвоката с клиентом, и я спросил, как она отнесется к тому, если мы проведем его сегодня вечером. Она согласилась, и мы устроились на диване в гостиной, включив для фона тихую музыку и открыв бутылку вина. Не самая плохая атмосфера для разговора с клиентом.

Я начал с того, что сказал, как важно отложить в сторону наши личные взаимоотношения на время работы над делом; так мы сможем быть наиболее объективными и результативными. Она должна быть готова к тому, что я буду относиться к ней, как к любому другому клиенту.

– Значит, нам не стоит спать вместе, – кивнула Лори.

– Еще как стоит! – сказал я. – Я в обязательном порядке сплю с каждым своим клиентом.

Разобравшись с этим, мы перешли непосредственно к делу. Лори знала, что необходимо быть абсолютно честной в разговоре со своим защитником, но знать чисто теоретически и столкнуться с этим самому – две разные вещи, поэтому мне пришлось напомнить ей об этом.

Лори сказала, что она знает об исчезновении и убийстве Дорси не больше, чем я. Приняв это как факт, я постарался сосредоточиться на ее отношениях с Оскаром Гарсией.

Она заново пересказала мне историю несовершеннолетней дочери своей подруги, которая стала покупать наркотики у Гарсии, а потом сбежала из дома. Я все это уже слышал, однако не перебивал ее. Лучше дать клиенту выговориться и не перебивать его как можно дольше – таким образом получаешь больше информации. Странно было думать о Лори, как о клиенте, но я начинал к этому привыкать.

– На днях ты кое-что сказала мне, – напомнил я. – Что-то насчет того, что ты знала, чем Оскар занимался в последнее время.

– Я периодически следила за ним, – кивнула она.

– Что именно ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что когда у меня было время, я следила за ним в надежде, что он допустит ошибку. Что-нибудь, за что его можно будет привлечь.

– Ты больше не полицейский, Лори.

– Нет, но я знакома с несколькими полицейскими. – Она заметила, что я этим несколько обеспокоен. – Энди, этот парень – преступник. Я имею право следить за ним.

– Ты заставала его на месте преступления? – спросил я.

– Ничего такого, что я могла бы доказать.

– А как насчет личных контактов. Ты общалась с ним?

– Нет.

У меня было ощущение, что она говорит не все, хотя и понимает, что это не имеет никакого смысла. В оставшуюся часть разговора в основном она пыталась получить от меня информацию, а не наоборот. Она хотела знать, как продвигается дело, и, хотя еще ничего никуда не продвинулось, я заставил себя говорить оптимистично. Моя задача была в том, чтобы быть честным, а не вгонять ее в депрессию. Пока что это было не так-то просто.

На следующее утро к семи часам я уже встал и успел принять душ, и тут явилась Эдна. Я увидел ее в окно; она принесла булочки и кофе рано собравшейся прессе и раздавала их. Видимо, в моих инструкциях о том, как надо общаться с прессой, не было нужды; чудо-женщина научилась этому сама.

В девять утра мне позвонила судебный пристав и сообщила, что большое жюри предъявило обвинительный акт против Лори. Дилан работал быстро. Также она сообщила мне, что назначен судья, который будет вести дело, и в течение часа он ждет меня на встречу в своем кабинете. Я начал было протестовать против такой поспешности, когда она сказала, что судьей по этому делу будет Уолтер Хендерсон по прозвищу Топор.

Я перестал спорить. Топор мог точно так же дать мне десять минут на то, чтобы приехать на встречу, и выразить свое презрение, если я опоздаю. Это был деспотичный, отвратительный и легендарно трудный для всех юристов судья, хотя, уверен, Дилан боялся его не меньше, чем я. Топор вел дело Миллера, и я был доволен – читай: ошеломлен – компетентностью и честностью, которые он продемонстрировал, ведя это дело.

Когда я уезжал, Лори повторила свое требование, чтобы слушания назначили как можно скорее. Довольно распространенное желание для обвиняемых, особенно тех, кто обвинен ложно. Это так мучительно, так страшно и унизительно, что потребность покончить со всем как можно быстрее становится всепобеждающей.

Когда я явился в офис Топора, Дилан уже был там и вылизывал судье зад, восхищаясь тем, как здорово тот похудел благодаря новой диете. Юристы инстинктивно стараются вылизать Топору зад, и хотя он действительно усох в результате диеты, лесть не помогала. Топор не уважал юристов, готовых лизать ему зад. А еще он не уважал юристов обвинения, юристов защиты, выдающихся юристов, посредственных юристов и вообще юристов как таковых.

– Доброе утро, судья, – сказал я.

– Давайте обойдемся без светских разговоров, джентльмены. Нам предстоит вести дело.

– О, – сказал я, – а я-то испугался, что мы снова меняем адвоката на переправе.

– Нет, – ответил Дилан, – мы собираемся просто устранить одного конкретного адвоката на длительный срок.

Я рассмеялся.

– Дилан, я тебе сейчас рыло начищу.

Топор отругал нас обоих за непрофессиональное отношение к работе. Затем он достал календарь и официально открыл обсуждение даты начала суда.

– Я предлагаю четырнадцатое июля, ваша честь, – сказал Дилан.

– Ваша честь, для защиты это неприемлемо. Мы призываем удовлетворить наше право на скорое правосудие. Просим назначить суд на середину мая.

Для Дилана это был сюрприз, поскольку спешка никоим образом не могла быть мне выгодна; общеизвестно, что время всегда на стороне защиты. И еще: в деле Оскара меня устраивало 14 июля. Однако у Дилана не было выбора: мы использовали свое конституционное право.

Дилан считал, что разработка версии обвинения займет две недели, а я выразил сомнение в том, что нам вообще придется строить защиту, но если потребуется, недели хватит.

Топор сосредоточенно посмотрел в календарь, затем уставился на нас.

– Двадцать восьмого июля я ухожу в отпуск.

– И я надеюсь, ваша честь прекрасно его проведет, – кивнул я.

Дилан еще раз вернулся к вопросу о залоге, как я и ожидал. Я очень опасался, что Топор аннулирует залог и посадит Лори в тюрьму.

– Я бы не принял такое решение, как судья Тиммерман, – сказал Топор. – Это решение заставляет меня чувствовать себя неуютно.