«Почему Ядвига Олизаровна называет мою бабушку доченькой? — удивлялась Таня в то время, когда ее руки проворно разжигали огонь в плите — Бабушка же кажется намного старее, чем она».

Вскоре закипел чайник. Ядвига Олизаровна достала из шкафа глиняную миску, перелила в нее кипяток, добавила клок травы и опять поставила на огонь.

— Может, мне еще что-то сделать? — спросила Таня.

Ядвига Олизаровна удивленно оглянулась на нее. Казалось, она совсем забыла о присутствии девочки.

— Теперь я и без тебя справлюсь, Таню — ответила она и ободрительно улыбнулась — ты бы лучше пошла немного погуляла. Нечего в твоем возрасте выслушивать всевозможные старушечьи заклинания.

Таня послушно вышла из комнаты, села на ступенях. И неожиданно для самой себя крепко заснула. Через минуту чьи-то руки осторожно подняли девочку. Это Ядвига Олизаровна перенесла ее в хату и положила на кровать.

— Намучалась она со мной — виновато откликнулась баба Мария — всю ночь не спал бедный ребенок. А мне, кажется, стало немного легче — и она попробовала подняться.

— Лежи-лежи — приказала Ядвига Олизаровна — рано еще тебе вставать.

— Так хозяйство ж без присмотра — попробовала протестовать баба Мария — какое никакое, а присмотра все же требует. Да и обед готовить надо.

— Никуда оно не денется, твое хозяйство — заметила Ядвига Олизаровна — вот вылечу тебя, голубка, и станешь опять как молодая. И ноги вылечу, и прострелы. Тогда и угостишь своим обедом. А пока что лежи. Спи.

Когда баба Мария заснула, Ядвига Олизаровна подошла к выцветшей фотокарточке, которая висела на стене у окна, и долго рассматривала портрет маленькой девочки с перепуганными глазками.

— И никто не догадается, что это я — прошептала она — я бы и сама не догадалась, если б не знала — тогда помолчала и немного погодя добавила — а Таня, кажется, похожа на меня.

Два дня и две ночи не отходила Ядвига Олизаровна от бабы Марии. Она неутомимо растирала ее спину какими-то благоухающими мазями, поила отварами, ставила компрессы. И все не позволяла подниматься с кровати.

— Лежи-лежи — повторяла она — пусть оно лучше исчезнет, это хозяйство. Здоровье куда важнее.

Однако хозяйство и не думало никуда исчезать. Таня легко с ним справлялась.

Немало помогал ей и Степан. Он рубил дрова, носил воду, при потребности бегал в хозяйственный магазин.

Даже Василь и тот, возвращаясь от одинокого домика, несколько раз стукнул молотком по воротам бабы Марии — прибивал ослабшие петли. После этого кивнул в сторону окна, за которым виднелась фигура Ядвиги Олизаровны.

— Передай ей, пусть спокойно топит свою печь — сказал он — все сделано по высшему классу.

— Да ты заходи — упрашивала его Таня.

— Еще чего — пробурчал Василь — стану я заходить к какой-то девочке. О, у вас доски ели держатся! А ну, беги за гвоздями!

Не скучала и баба Мария. Ядвига Олизаровна неутомимо расспрашивала больную о ее детских годах и о тех, кто тогда жил рядом с ней. Особенно она интересовалась Петром Кравчуком — соседом, который жил немного выше по улице. И хотя баба Мария уж и забыла, каков он на вид, однако и до этого времени помнила его добрые руки и веселые шутки. А еще она в детстве от кого-то слышала, будто Петр Кравчук был единственным, кто очень убивался за тетей Катрей.

Услышав об этом, Ядвига Олизаровна внезапно побледнела.

— Что с вами? — обеспокоилась баба Мария — Вам плохо?

— Ничего. Мне уже лучше — прошептала Ядвига Олизаровна — Рассказывай дальше, прошу тебя!

Скучал разве что один Аристарх. Днем он ни на шаг не отходил от ребят, подносил им доски, раствор и поедал все, что они с собой приносили. А вечером кот карабкался на крышу и тоскливым взглядом всматривался в такие близкие и в то же время такие недосягаемые для него Горобцы. Порой ему мерещилось, что там, на крыше хаты бабы Марии, сидит Мурка и тоже смотрит в его сторону.

Однако Ядвига Олизаровна приказала ему стеречь дом, а ослушаться ее Аристарх и в мыслях не имел. Поэтому он, опершись спиной о новый дымоход, часами сидел на крыше и грустным голосом напевал:

До-ре-ми-фа-мняу-си,

Что накрали, принесить…

На третье утро Ядвига Олизаровна с облегчением вздохнула и сказала бабе Марии:

— Вот теперь можешь вставать.

Баба Мария осторожно сползла из кровати и с опасением ступила на больную ногу. По тому ступила сильнее, наконец топнула и удивленно заметила:

— Кажется, уже не болит. И правда, хоть в танец иди.

Она перевела взгляд на Ядвигу Олизаровну, и в ее глазах появились слезы.

— Не знаю, как и благодарить тебя.

— А никак — ответила на то баба-яга — и чего это ты стоишь, как вопросительный знак? Что, палку ищешь? Так она же тебе больше не нужна!

— Как это — не нужна? — удивилась баба Мария — Без нее я шагу не ступлю.

— А ты попробуй, попробуй — загадочно улыбаясь, подзуживала ее Ядвига Олизаровна — Ну, смелее!

Баба Мария заранее закусила уста от неминуемой, как ей казалось, боли и начала медленно выпрямляться. Через какой-то миг в ее глазах промелькнули первые признаки удивления: боли не было.

— Давай-давай — подбадривала ее Ядвига Олизаровна — еще немножечко, еще.

Баба Мария начала выпрямляться быстрее. И чем больше она это делала, тем выразительнее на ее лице отражались удивление, радость и даже испуг.

Наконец она распрямилась на весь рост, ощупала поперек и, с набожностью, глядя на Ядвигу Олизаровну, сказала:

— Вот… ровно стою. Неужели это мне не снится? Я — стою. Какое счастье!

Через минуту баба Мария пришла в себя. Однако, видимо, не совсем, потому что взамен того, чтобы смеяться, почему-то заплакала. Не иначе как из радости.

Не меньше больной был поражен и опытный врач Михаил Алексеевич. Он только вернулся из областного центра и сразу же поспешил к бабе Марии.

Хотя сначала Михаил Алексеевич не очень удивлялся. Он нажимал на больную ногу то в одном, то в другом месте и невнимательно выслушивал восхищенный рассказ бабы Марии о том, какая Ядвига Олизаровна волшебница.

— Да-да, конечно — поддакивал он — Нет, здесь вроде бы все в порядке. Да-да, конечно, народная медицина еще не исчерпала своих возможностей.

Но когда после осмотра баба Мария проворно обогнала Михаила Алексеевича, чтобы открыть перед ним дверь — опытный врач выдал что-то похожее на кудахтанье и уставился на нее потрясенным взглядом.

— Это… это что такое? — наконец спросил он и, словно дуло пистолета, наставил перед собой указательный палец.

— Где? — спросила баба Мария и испугано повела глазами в направлении докторского пальца.

Палец указывал на ее поясницу.

— Это все она. Ядвига Олизаровна. Это ее волшебные руки! — взволнованно объяснила баба Мария.

— Невероятно — прошептал врач — с ума можно сойти. Сказали бы мне, что эту болезнь можно вылечить — отродясь бы не поверил!

Внезапно врач кинулся к Ядвиге Олизаровне и принялся с уважением целовать ее темные, костлявые руки.

— Да вы же медицинский гений! — восторженно приговаривал он при этом — Вы же академик, вам же цены нет! Откуда вы взялись в наших Горобцах, волшебница такая? Да о вас же должен знать весь мир! Нет, невероятно!

От таких пылких похвал Ядвига Олизаровна покраснела, как молодая пиония. Или школьница, которая впервые в жизни получила таинственное послание. Она попробовала было вырвать свою руку, однако это ей не удалось. Пятидесятилетней Михаил Алексеевич все еще оставался сильным мужчиной.

— Ну вы же врач — стесняясь, уговаривала его Ядвига Олизаровна — разве можно же так… вот так…

— Можно! — рьяно воскликнул Михаил Алексеевич — И не только можно, но и нужно! Я двадцать лет лечу Марию Сидоровну. Двадцать лет — и без результата. А я, знаете, не последний из врачей — Михаил Алексеевич с достоинством выпятил грудь — Ко мне даже профессора приезжают за советом. Но такого… такого… Мария Сидоровна, станем перед ней на колени! Да-да, на колени!