Шут засопел, но ничего не сказал.

- Давай и я тебе расскажу кое-что, - сказал Князь. - Совсем недавно и совсем уж недалеко была страна, в которой жил-был шут. Он думал, что он один умеет отличить добро от зла. Он думал, что лишь он один смел настолько, чтобы дерзнуть заговорить со слугой тьмы, который маскируется под ставленника добра. Может быть, он был и неплохой шут - но всего лишь шут. Он так и не понял самого важного. Того, что добру всегда приходится идти по лезвию клинка... Да, борясь со злом, можно самому стать чудовищем. Но и безропотно уступить злу нельзя. Иначе чудовище съест тебя, переварит, и ты сам станешь этим чудовищем, его плотью и кровью... И всегда приходится идти по лезвию клинка. И оступиться нельзя. По одну сторону лезвия - море спутавших цель со средствами, тех, кто уже стал верными слугами зла и даже не заметил этого. По другую - океан ленивых пособников тьмы, стенающих о слезинке младенца, когда надо строить плотины, чтобы по миру не разлились реки крови... Но не все понимают, что настоящее добро - это не то, что рядится в белые одежды, а то, которое проходит по лезвию клинка. И наш шут был одним из таких. Он так и закончил жизнь, делая не добро - а лишь то, что выглядело как добро. Даже когда это было зло, вырядившееся в чистые одежды... Понравилась ли тебе моя история, шут?

- Это лишь слова, Князь, - сказал шут. - Но рано или поздно тебе придется ответить за все, что ты делаешь. Или эти дьявольские суки, подобранные, коли не врут имперские глашатаи, щенками на северной границе и воспитанные на благо добра и любви, сами и сожрут тебя. Во благо империи и могущества Иоанна Стальной Руки!

- Ох, шут, - усмехнулся Князь. - Тебе ли верить имперским глашатаям?

Он снял перчатку с левой руки. На безымянном пальце был стальной перстень с черным камнем. Черным, как кусочек ночной тьмы. Ни отражений в глубине камня, ни отблесков на поверхности. Черный провал куда-то...

- Собаки любят лишь этот перстень, не меня. И пока этот перстень на мне, они меня не сожрут. И защитят от любого, кто посмеет напасть. Будь это человек или сам дьявол.

- Если все, что говорится в Свитках о северном зле, правда, то ты не можешь служить добру, - упрямо повторил шут. - На тебе столько крови... Князь Любви! На тебе столько крови, что зло давно должно было поселиться в твоем сердце! И этот перстень, и эти псы - все это доказательство тому.

- Ты почти прав... шут.

- Почти?

Князь Любви улыбнулся.

- Почти?! - крикнул шут.

Он дернулся вперед, к Князю - и тут же на его плечи легли тяжелые когтистые лапы, а над ухом засопела пасть собаки, соткавшейся из тени за его спиной.

- Почти, - сказал Князь. - Потому что есть одна вещь, которая может уберечь от зла сердце воина добра, даже когда он вынужден убивать. И даже когда те, кого ему приходится убивать, невиновны...

- Что же это? - усмехнулся шут. - Только не говорите мне, что это любовь, Князь!

- Я не буду тебе этого говорить, - сказал Князь. - Ты сам это сказал.

- Не смей говорить о любви, ты!!! - крикнул шут. - Кого ты можешь любить, чудовище?!

Собачьи когти впились шуту в плечи, язык лизнул его ухо. Не лаская пробуя на вкус.

- Не кричи, шут. Так ты становишься ярмарочным клоуном...

***

Когда Князь Любви миновал крепостные ворота Роменверга, из-за крыш показалось солнце. На прибитых к каждому дому щитах с изречениями великого и мудрейшего Иоанна Стальной Руки засветились золотые слова, благословляя горожан на новый день...

И на этот раз из кареты первым вылетел шут. Подождал, пока выпрыгнули собаки, пока вылез князь - но не пошел за ним.

- Прощай, князь.

- Ты больше не хочешь идти со мной?

- Я уже увидел все, что хотел. Милорд.

- Ты не увидел самого главного. Шут.

- Я уже увидел все, что хотел, - повторил шут, склонив голову, будто боролся с порывом ветра. - Даже если ты и служил добру, ты слишком близко подпустил к себе зло. Если оно еще не захватило твое сердце, это случится очень скоро... Одного не пойму. Зачем, убивая, каждый раз поминать любовь? Это гнусно. Милорд.

- Потому что любовь спасает. Это правда.

- Ну да, конечно, - криво усмехнулся шут. - Правда. Как и все, что изрекает великий и мудрейший Иоанн Стальная Рука! Так иди же и исполняй его волю! А с меня хватит. Хватит всего этого...

Он развернулся и пошел прочь. Маленький, смешной, испуганный. Дрожа всем телом, сутулясь, чувствуя спиной, как арбалетный болт выбирает кусочек поярче на его трико... Дрожа, и все-таки упрямо шагая прочь, последним усилием заставляя себя неспешно переставлять ноги. Так надо. Главное, не побежать. Только бы не побежать. Уж лучше болт в спину...

Вот только никакого арбалетного болта не было.

Князь вздохнул. Пожал плечами и вошел в замок, вслед за Лаской и Нежностью.

Этот замок был чуть богаче, чем следует. Но не это было главным.

Когда Князь вошел в залу на втором этаже, граф Роменвергский стоял в центре зала, с взведенным арбалетом в одной руке и клинком в другой. Спина спиной к нему стояла его невеста. В ночной рубашке, с распущенными волосами - и с кинжалом в руке. Она держала кинжал неумело, но твердо. Она не причитала. Граф тоже молчал.

И все равно это было смешно - в круге из полудюжины гвардейцев, каждый их которых в одиночку мог разделаться с тремя такими графами и дюжиной их невест.

Вот только собак в кругу не было. Они замерли у входа в залу, тихо рыча и топорща шерсть. И когда Князь шагнул вперед, они не последовали за ним.

- Всем выйти, - сказал Князь.

Гвардейцы медлили.

- Он опасен, милорд. У него арбалет.

- Всем выйти, - повторил Князь.

Вслед за гвардейцами вышли и собаки. Сели у входа, охраняя. Князь закрыл двери.

Граф опустил арбалет и клинок.

- Милорд, я прошу вас только об одном. Клянитесь честью дворянина, что моя невеста не пострадает.

- Я обещаю вам это, граф. Но буду просить вас об ответной милости.

Граф нахмурился. Потом кивнул.

- Конечно, милорд... - быстро сказал он. - Все, что угодно.

Князь не ответил.

Он отстегнул плащ, сбросил с лица маску. Стянул перчатку с левой руки. Снял перстень...

Потом он говорил, говорил долго.

О том, как трудно удержаться на лезвии клинка. О любви. О том, что теперь граф должен будет делать... И еще о том, что все когда-то кончается, и однажды граф сможет отправиться на юг, чтобы снова увидеть свою невесту.