— И зачем ты меня перебиваешь! — рассердился Курочкин. — Я и без тебя про всё это могу сказать… Меня вот какой вопрос мучает… — Гармонист глянул в глаза Чапаеву и прижал к груди свои руки. — Ну-ка, рассуди, Василь Иваныч! Вот мы построим на своей земле светлую коммунистическую жизнь, а как же в других-то державах? Неужто буржуи-вампиры так и будут кровь сосать из трудового человека?.. Или как?

Чапаев сбил на затылок папаху.

— Нет, не бывать этому! — вдруг решительно проговорил артиллерист. Непременно и в других державах рабочие и крестьяне свергнут буржуев… Тогда уж, ребята, сообща со всеми народами коммунизм на всей земле построим! Верно, Василь Иваныч?

Чапаев кивнул головой.

— А скоро, Василь Иваныч? — не унимался Курочкин.

— Что — скоро?

— Ну, когда, значит, в других державах рабочие и крестьяне Советскую власть установят?..

Чапаев наклонил голову, задумался. Немного погодя он негромко произнёс:

— Вот Ленина к нам бы сюда… Он бы обо всём рассказал.

Василий Иванович посмотрел поверх слабых язычков затухающего костра куда-то в умиротворённо тихую ночную даль.

— Ленин, товарищи, вперёд, должно быть, лет на тыщу всё насквозь видит! — взволнованно сказал он.

Двое или трое бойцов повернулись назад и тоже поглядели в ту сторону, куда устремил свой взгляд Чапаев, как будто поджидали: не подойдёт ли сейчас к костру Ленин?

Несколько минут все молчали. Первым заговорил здоровяк артиллерист:

— Лежишь это когда ночью и думаешь… обо всём думаешь… о жизни нашей. И так который раз, Василь Иваныч, за сердце возьмёт… Неужели не придётся мне при коммунизме пожить? Ведь я же за него кровь свою проливаю!

Чапаев поднял руки и, обняв сидевших рядом с ним бойцов, задушевно сказал:

— Доживём, товарищи! Непременно доживём! Это я вам правду говорю… Ну, само собой, постареем малость, без этого уж не обойдёшься… Так, что ли, Курочкин?

— Верно, Василь Иваныч! — засмеялся тот и подхватил на руки гармошку: он с одного взгляда понимал Чапаева.

Василий Иванович расправил усы, приосанился и запел звонким, приятным тенором:

Чапаевцы дружно подхватили любимую песню своего командира.

Ветер срывал с деревьев омытые дождём листья, и они падали в грязь. Низко над землёй ползли грузные серые облака. В лощинах дымился туманец.

Шофёр вёл машину осторожно, огибая рытвины и лужи. Брезентовый верх был весь дырявый, потому-то его и не подняли во время сборов в дорогу. Сырой, забористый ветер дышал в лицо холодом.

На колени Чапаеву упал багровеющий лист клёна, крупный, чистый, с янтарными капельками дождя.

Василий Иванович смотрел на лист и улыбался. Глазам его представилось: синее-синее небо, радужные нити паутины, плывущие над головой, сморённые жарой перелески, таинственные в сумерках заводи озёр с ленивыми, нагулявшими жир утками.

Шофёр заметил улыбку Чапаева и тоже улыбнулся.

— Хорошо… — сказал Василий Иванович и стряхнул с шинели лист.

«А Чапай простой человек, душевный», — подумал шофёр, вглядываясь в дорогу через закапанное стекло.

Вдали замаячил кустарник. За ним начинался крутой берег мелководной, извилистой речки.

— До Ташлина доехали, — сказал Чапаев, переставляя уставшие от долгого сидения ноги.

— Вот и каланча пожарная показалась. Сейчас в селе будем, подтвердил шофёр.

Дорога пошла грязная, вязкая. Около моста — месиво из чернозёма. Шофёр взял это место с разгона. Угрожающе урча, машина выскочила на мост. Ветхие перила задрожали, и шофёру пришлось убавить скорость. До берега оставалось метра два, как вдруг затрещали доски, автомобиль накренился и стал.

— Приехали! — Водитель выругался и стал вылезать из кабины.

Чапаев последовал за ним.

— Двоим не справиться, — сказал жилистый, коренастый шофёр, осмотрев передние колёса машины, застрявшие в прогнившем настиле. — Крепко засела.

— Жди меня, я в исполком пойду, — сказал Чапаев и, приподняв полы шинели, зашагал в село. Ноги вязли в грязи, скользили, часто приходилось обходить мутные лужи.

…В комнатах волисполкома было сумрачно, накурено. У входа толпились, разговаривая, крестьяне, жёны бойцов.

Василия Ивановича сразу заметили, как только он вошёл в избу. Стало необычно тихо. Шёпотом кто-то спросил:

— Чей это, бабоньки?

Чапаев поздоровался и пошёл в переднюю комнату:

— Кто у вас тут председатель?

— Я председатель. — Со скамьи поднялся немного оробевший бородатый мужчина.

— Скажите, как вы считаете, нужен ремонт дорог в военное время?

— Дороги у меня исправны. — Председатель в смущении теребил толстыми, короткими пальцами чистые листы бумаги, вырванные из церковной приходо-расходной книги.

— Исправны? — переспросил Василий Иванович и прищурился. — А мост через речку? Он почему не отремонтирован?

— Да я… приказывал починить… Башилов, народ наряжал? — обратился председатель к секретарю.

— Наряжал. Два раза наряжал, — приподняв от бумаги голову, ответил секретарь, — народу только не было, — и опять уткнулся в бумаги.

— Видать, ты плохой руководитель, отчёта от своих подчинённых не требуешь. — Василий Иванович строго посмотрел на председателя. — Наши войска перешли в наступление на Самару. Скоро конец придёт самарскому белогвардейскому правительству!.. Через Ташлино отправляются для армии боеприпасы и продовольствие, а ты никакого внимания дорогам! Ты что же это, а?

Среди столпившихся в дверях комнаты мужиков послышались одобрительные возгласы. Чапаев обернулся к народу и попросил, чтобы ему помогли скатить с моста машину.

Откуда-то появились лопаты, доски, и дружной толпой во главе с Василием Ивановичем крестьяне направились к мосту.

Скоро дряхлый, старый автомобиль выкатили на дорогу. Шофёр завёл мотор. Василий Иванович очистил лопатой сапоги от налипшей грязи и сел в кабину. Подозвав председателя, он сказал:

— Мост завтра же почини! И дороги исправь. Сам приеду проверю. И чтоб больше такого безобразия не повторялось! Хорошие дороги всегда нужны, а сейчас в особенности. Верно говорю, товарищи?

— Справедливо, товарищ Чапаев!

— Не сумлевайтесь, мы и мост починим, и дорогу тоже! — в несколько голосов загудела толпа.

— Ну-ну, договорились! — улыбнулся Чапаев и попрощался.

Автомобиль плавно тронулся. Вот машина свернула за угол, а крестьяне всё ещё стояли у моста, смотрели ей вслед, словно ожидали, что она вернётся.

— Вот он, оказывается, какой, Чапаев-то! — нарушил общее молчание высокий сутулый старик, доставая из берестяной тавлинки щепоть нюхательного табаку. — Я так разумею: этому человеку любое препятствие нипочём. Он всегда правду отстоит!

— Чего и толковать, сразу видно, головастый, — поддакнул худой, щуплый мужичишка. — А мы-то тут… проморгали. Правильно сказал Василий Иваныч — немедля надо за починку моста браться. Дорога-то эта теперь большая, военная! Нынче же надо впрягаться!