V. Воспитание Дика.

В течение многих недель после этой ночи Керней, хотя и вечно занятый, все время ощущал тревожное опасение, что они покинуты навсегда на необитаемом острове. Если шлюпка погибла в ту ночь, никто не принесет о них вести на материк, и года могут пройти, прежде чем сюда случайно зайдет какое–нибудь торговое или китоловное судно.

Работая на своем маленьком участке ямса[15], ловя рыбу или исполняя еще какую–нибудь хозяйственную работу, матрос все время терзался этой мыслью; но не желая, выдавать своего малодушия капитану Лестренджу, Керней иногда делился своими мыслями с Диком.

Малютка Дик, знавший отдельные слова, но еще не приобретший способности к связной речи, серьезно и молча выслушивал печальные признания матроса и, конечно, ничего не понимал из того, что ему говорили. Но Кернею было достаточно уже того, что его кто–то слушал, и на душе у него становилось легче.

Иногда Керней брал мальчика с собою, когда отправлялся в шлюпке на рыбную ловлю, и ребенок, наклонившись над водой, внимательно наблюдал, бормоча что–то себе под нос, за ярко окрашенными рыбами, проплывавшими мимо целыми стаями.

— Это большие рыбы, — сказал однажды Керней, когда три огромные рыбы проплыли мимо и исчезли вдали, в своем хрустальном мире. — Ага, вот на крючок попалась треска[16], — Керней втащил извивавшуюся рыбу в лодку, и когда она упала на дно, Дик ухватил ее своими пухлыми ручонками.

— Треска тоже большая рыба, — громко и отчетливо сказал Дик.

— Да, ты верно говоришь, — ответил Керней, радуясь, что ребенок так понятлив и повторил только что слышанное им слово.

Он поднял рыбу за жабры и передал ее Дику, который, взяв ее за хвост и под жабры, осторожно положил в тень под банку[17], куда не могли проникнуть солнечные лучи.

— Вот так молодец мальчишка! — воскликнул восхищенный Керней. Если бы Дик внезапно произнес длинную речь по–латыни, матрос не мог бы сильнее удивиться, чем он удивился этому проявлению заботы и предусмотрительности со стороны своего питомца.

Он снова наживил и спустил свой крючок, разговаривая в то же время с ребенком.

— Ну, мальчик, ты умнее, чем я думал. Да не путай же лесу; вот, можешь ее подержать, если хочешь.

Матрос позволил маленькой ручке уцепиться за леску, не выпуская ее из собственных рук, и они вместе продолжали рыбную ловлю. Дик стоял у него между колен и помогал вытаскивать попадавшуюся на крючок рыбу.

С этого дня Керней начал живо интересоваться ребенком.

Он смастерил Дику из оставленных на острове простынь европейский костюм, но маленький белый дикарь, не признававший никакого стеснения свободы, выразил свой протест небывалым криком. Он решительно снял с себя штанишки, и при первой же попытке снова надеть их на него, пустился наутек. Тогда Керней сделал ему маленькую юбочку из травы, в роде тех, какие он видел на туземцах тихоокеанских островов, — против нее Дик ничего не возражал.

По мере того, как недели проходили, тревога Кернея о погибших шлюпках начала проходить. Прежде всего, волноваться было совершенно бесполезно, как не раз говорил Лестрендж, а затем, мало–помалу жизнь на острове стала захватывать его, появились неизбежные в жизни заботы, радости и огорчения.