VI. Исчезновение Лестренджа.

Что касается капитана Лестренджа, то в течение первых нескольких месяцев ум его был так занят, так заинтересован новой обстановкой, так поглощен ремонтом хижины, очисткой участка ямса от сорных трав и заканчиванием всех хозяйственных работ, которые прежние жители острова оставили незаконченными, что дни для него проходили так же быстро, как они проходили и для Кернея; затем постепенно он стал, как и Керней, привыкать к новой жизни.

В свободные часы Лестрендж садился у двери дома, читая книгу и следя за Диком, который приносил какие–то игрушки из своего потаенного уголка и располагался на лужайке вблизи него. Лестрендж наблюдал и любовался им некоторое время, затем снова погружался в чтение, а Дик продолжал свою одинокую игру, о чем свидетельствовал долетавший до читавшего стук устричных раковин и кусков коралла.

Иногда ребенок переставал играть и сидел со сложенными руками, смотря через лагуну, уставившись расширенными зрачками куда–то далеко, словно за пределы видимого мира.

И вдруг, когда Лестрендж смотрел на задумавшегося Дика, Керней показывался из–за деревьев на противоположной стороне лужайки, неся в руках кисть бананов, за которыми он ходил. Тогда Дик, забыв и свои детские думы и свои игрушки, мчался к нему навстречу.

Лестрендж всегда любил путешествовать, и здесь, на острове, он часто отправлялся один через леса, бродил по всем направлениям, садился на отдых, мечтал, вспоминал былую жизнь… Так нередко он проводил целые дни.

Однажды, достигнув большой скалы, он взобрался на ее вершину. Остановившись на верхней площадке, он посмотрел вдаль, через широкое море, сперва на север, где исчезли шлюпки с товарищами, потом на запад, где солнце скрывается в конце каждого лучезарного дня, через широкое море, такое прекрасное и лазурное.

Уставившись взглядом на это нескончаемое водное пространство, Лестрендж точно погрузился в сновидение. Через некоторое время он пришел в себя, приподнялся из своего полулежачего положения и пошел вниз, по склону горы.

Чтобы вернуться к дому на лужайку, ему пришлось пройти через болотистое место, где на влажной земле растительность отличалась роскошью, невиданной им ни в какой другой части острова. Деревья зеленые и полные сил, деревья погибшие и гниющие, неведомые сочные растения и толстые лианы, повилика и дикий виноград, толщиною в канат, и другие вьющиеся растения, походившие на питонов[18], делали это место трудно проходимым; воздух напоминал воздух теплицы.

В этой чаще легко было заблудиться, но такая боязнь никогда не смущала Лестренджа, — у него было живое чувство направления, да и легкий наклон земли к морю был достаточным показателем.

Здесь, как и на другой стороне острова, протекал небольшой ручеек, ширина которого едва достигала фута. Полускрытый низко наклоненными над ним лианами, он медленно струился со слабым журчанием среди своих болотистых берегов.

Лестрендж только собирался перешагнуть через этот ручеек, когда что–то уцепилось за полу его одежды, будто крохотная ручка протянулась, чтобы оттащить его назад. Это была ветка колючего куста — зеленый отросток, вооруженный длинными шипами, изогнутыми, как кошачьи ногти.

Лестрендж отцепил ее и побрел дальше, направляясь к долине, где огромные обломки камней усеивали землю и кое–где среди папоротников еще уцелели каменные идолы, простоявшие здесь века и некогда считавшиеся всесильными богами в верованиях давно исчезнувшего народа.

Лестрендж почувствовал усталость и сел на камень. Склонившись вперед, он оперся локтями о колени, положил подбородок на руки и опять погрузился в свои обычные размышления. Очнувшись, он быстро направился домой, но вдруг опять почувствовал странную слабость и боль в сердце. Он опустился на камень и потерял сознание.

Как раз в отсутствие Лестренджа Керней собирался на рыбную ловлю. Дик, по обыкновению, вертелся возле него. Сев в лодку, Керней позвал мальчика:

— Дик, иди сюда! Осторожней! Так в лодку не влезают… Ну, ладно! Теперь сиди смирно и перестань возиться с острогами.

Начался отлив, и матрос отправился к рифу, чтобы половить рыбу в лужах возле скал.

Дик сидел на корме, наблюдая за каждым движением своего спутника, отчаливавшего от берега.

Ему было сейчас не более трех лет, но он выглядел, как европейский мальчик лет пяти, — море и солнце и непрестанная физическая работа сильно развили его детские мускулы.

Теперь у них была всего одна шлюпка, потому что старая шлюпка пришла в окончательную негодность, расползлась по всем швам, которые законопатить было нечем, и наполнилась водой лагуны.

Было девять часов утра, и когда рыболовы достигли рифа и причалили лодку, море уже наполовину ушло и обнаружились лужи, сверкавшие, как серебро, на утреннем солнце.

Сегодня Керней, против обыкновения, мало интересовался рыбной ловлей. Душа его была полна тревоги. Лестрендж за последнее время что–то прихварывал, — его стало сильно беспокоить сердце. Иногда он чувствовал себя прекрасно, но порою ему приходилось садиться и отдыхать после самого небольшого движения. Под глазами у него образовались мешки, и вообще он стал совсем непохож на подвижного, бодрого и веселого капитана «Раратонги».

Часов в одиннадцать Керней и мальчик повернули обратно. Лестренджа нигде не было видно на берегу, но он часто отправлялся побродить в лесах, и Кернея не обеспокоило его отсутствие. Отложив в сторону остроги, матрос принялся готовить обед.

Рыба уже изжарилась, а Лестренджа все еще не было. Однако ему и раньше случалось запаздывать, а Дик проголодался, поэтому они сели обедать. Матрос был недоволен, что Лестренджу достанется холодный обед, и ворчал себе под нос, точно заботливая хозяйка, стряпней которой пренебрегли.

«И куда только он мог запропаститься? — спрашивал себя Керней. — Охота же ему шататься по этим гнилым лесам!»

После обеда он сел, прислонившись спиной к дереву, и затянулся трубкой. Докурив ее, он лег на спину и, закинув руки за голову, стал смотреть на тихо шевелящиеся от ветра листья. Еще момент, и он заснул.

Матрос проспал несколько часов, но когда он проснулся, Лестрендж все еще не вернулся. Его нигде не было видно, и Керней, теперь уже серьезно встревоженный, заглянул в дом, а затем стал оглядываться во все стороны, то по направлению к лагуне, то по направлению к лесу. Затем, увидев Дика, тоже уже проснувшегося и игравшего поблизости, он взял его за руку и направился к роще. Он проискал Лестренджа до вечера, кричал и свистал, но ответа не было, — капитан исчез.

Вскоре после этого Керней решил совершить экскурсию в восточную половину острова, чтобы поискать там бананов. Он мог бы поехать в лодке или пойти вдоль берега лагуны, но в последнюю минуту решил пробраться кратчайшим путем, через лес, и взять с собою Дика.

Они пустились в путь через небольшую рощицу, росшую в противоположной дому стороне полянки. Деревья здесь росли не очень густо, и ветер, дувший с моря и доносивший рокот прибоя, колыхал их ветки и листья.

Рощицу сменили гигантские деревья со стволами в несколько человеческих обхватов. Деревья эти стояли, точно насаженные, в два ряда, составляя аллею, через которую перебрасывались толстые, точно канаты, лианы, усеянные цветами–звездами, то тут, то там среди них виднелись цветы орхидей, напоминающие то огромных бабочек, то птичек, задержавшихся среди полета.

Деревья, походившие на колонны обширного собора, сумерки и благоухание тропических цветов придавали этой местности какой–то совершенно особенный, торжественный характер.

Бродя по лесам, Лестрендж открыл этот уголок и часто приходил сюда посидеть и помечтать в уединении и тиши.

Пройдя половину этой аллеи, шедший впереди Керней остановился. До него долетело дуновение ветерка, шевелившее усики лиан, и внезапно принесло с собою из украшенного цветами сумрака, расстилавшегося перед путниками, какой–то отвратительный, удушливый запах.

Керней сразу остановился, точно поперек его пути легла преграда, затем, взяв ребенка за руку, он резко повернул назад и зашагал обратно к дому. Теперь он знал, куда исчез Лестрендж…