Огорчительная неприятность произошла и с самим достопочтенным отцом Коттоном, исповедником короля, видимо, окончательно запутавшимся в лабиринте придворных интриг. Однажды к Сюлли, известному противнику иезуитов, зашел друг Жак Гийо, советник парижского парламента, и принес ему любопытную бумагу. Он обнаружил ее в книге, одолженной у отца Коттона. В бумаге содержался длинный список вопросов, которые королевский духовник собирался поставить дьяволу, вселившемуся в некую Адриенну де Френ из Пикардии. Иезуит хотел разузнать у Сатаны все, что князю тьмы было известно по широкому кругу проблем, начиная от того, как поили животных в Ноевом ковчеге и какие сыны Божьи влюблялись в дочерей человеческих, и кончая способами обращения английского короля Якова I в католичество. Однако это было всего лишь проявлением природной любознательности. А по долгу службы отец Коттон собирался специально допросить владыку преисподней, что надлежит сделать для заключения прочного мира с Испанией… Генрих лишь пожал плечами, когда Сюлли принес ему опросный лист отца Коттона, и попросил держать дело в тайне. Правда, тот не выполнил просьбы, и придворные немалое время трепали доброе имя иезуитского исповедника. Но король, несмотря на все, стремился сохранить, хотя бы внешне, хорошие отношения с могущественным орденом.

Ему удалось в том смысле, что разведка иезуитов не была уже, как прежде, простым ответвлением тайной дипломатии Габсбургов. Однако испанская секретная служба во Франции нисколько не ослабила своей активности. Ею руководил в эти годы энергичный испанский губернатор Милана граф Фуентес, решительный сторонник продолжения великодержавной политики Филиппа П. Не было ни одного из нередких заговоров во Франции против Генриха, нити которого не тянулись бы в Милан, во дворец испанского наместника. Генрих отвечал в 1605 году попытками организовать в Валенсии восстание морисков (принявших католицизм испанских мавров), которых должны были поддержать их соплеменники из Африки. Однако в последние годы своего правления гасконец сам создал дополнительные возможности для действия неутомимого герцога Фуентеса. Волокитство Генриха, по-прежнему, как и в молодые годы, не пропускавшего ни одной красивой женщины при дворе, не раз превращало его, теперь уже пожилого человека, в персонаж какой-то нелепой комедии. Конечно, не стоило бы обращаться к этой теме, с таким рвением изученной французскими буржуазными историками, если бы не одно обстоятельство. Амурные дела неисправимого селадона, чем дальше, тем больше, приобретали немаловажное политическое значение.

Французские историки насчитали у Генриха IV 57 любовниц и 19 покушений на его жизнь. Обе эти линии, неизменно сопутствовавшие Генриху до гробовой доски, часто оказывались тесно связанными друг с другом. Некоторых из королевских фавориток (например, Габриэль д’Эстре), вероятно, отравили католики. В истории не раз случалось, что враждебные политические силы выступали под знаменем зашиты прав соперничавших представителей правящей династии. В соответствии с обстановкой такие враждебные группировки в годы правления Генриха стали формироваться вокруг наиболее влиятельных королевских фавориток. К их числу относилась надменная Генриетта д’Антрег. Она, ее мать — Мария Туше, бывшая некогда любовницей Карла IX, и их жадное семейство постарались извлечь все возможные выгоды из королевского увлечения. 100 тыс. экю и титул маркизы де Верней были лишь началом. В пылу страсти Генрих, потеряв свою обычную осторожность, дал письменное обещание жениться на фаворитке. Разумеется, король и то; гда не собирался выполнять это обязательство, однако оно легко могло быть использовано сеятелями смуты. Первый жар чувств вскоре угас, и Генрих, не принимавший своего обещания всерьез, поручил министрам вести переговоры о браке с племянницей великого герцога Тосканского. Когда же новоиспеченная маркиза, узнав об этих переговорах, потребовала от своего возлюбленного выполнения своего обещания, король предложил ей временно отдать драгоценный документ на сохранение знакомому капуцину отцу Илеру, который должен был переслать бумагу самому римскому папе. Получив ее, вкрадчиво уверял маркизу ее лукавый любовник, церковь решительно выступит против тосканского брака, что обречет его на неудачу. На деле Генрих надеялся как раз на противоположное: - обещание, выпушенное из изящных рук маркизы, никак не попадет в цепкие длани наместника Христова. Ведь Генрих намеревался добиться через своего посла, чтобы капуцина арестовали у ворот Рима и отобрали роковую бумагу. Однако поистине гладко было на бумаге… Фаворитка оказалась хитрее, чем это предполагал Генрих, и, не попав в подготовленную ловушку, отказалась передать королевское обязательство монаху. Более того, несколько позднее король сам едва не очутился в изобретенной им западне: по поручению маркиза отец Илер все же отправился в Рим к папе, чтобы добиться от него запрещения брака короля с флорентийкой, дочерью герцога Тосканского. С трудом удалось французскому послу кардиналу д’Осса, нажав на все пружины, добиться того, чтобы неудобного капуцина упрятали в монастырь.

В результате семейство д’Антрег: ее отец и сводный брат — сын Карла IX граф Овернский, — приняло участие в заговоре маршала Бирона, а в 1604 году устроило и свой заговор. Они ставили целью убить Генриха и возвести на трон малолетнего сына фаворитки Генриха — Гастона. Заговор был раскрыт, отец и брат маркизы брошены в Бастилию и приговорены к смерти, а она сама заточена в монастырь Бомон Ле Тур. Однако вскоре желание уладить ссору с любовницей взяло верх, и Генриетта вернулась в Париж, отец ее был прошен и выпушен на свободу, а более опасный интриган — граф Овернский помилован, но оставлен в Бастилии. Произошло внешнее примирение, но упрямая маркиза не оставила своих планов. Она с помощью родни взялась за создание собственной партии, вербуя в нее феодальных вельмож, недовольных возрастанием королевского абсолютизма. Секретная служба маркизы Верней, как и полагалось по схеме, завязала, конечно, связи с Испанией, которая тайно признала Гастона законным наследником французского престола. Маркиза заимела своих агентов и среди приближенных новой королевы — Марии Медичи.

Это имя еще со времен ее родственницы — Екатерины Медичи — было хорошо известно как во Франции, так и во Флоренции. С известного портрета Марии на нас смотрит крупная, белотелая, почти тучная женщина с круглыми невыразительными глазами, в которых легко читались сварливость, леность мысли, взбалмошность, надменное упрямство, составлявшие отличительные черты ее характера. Ношеных придворных коробили ее грубые жесты, неистребимая вульгарность. Флорентийка привезла с собой целую армию слуг и служанок, вплоть до авантюристов всех мастей, астрологов, соглядатаев и брави — наемных убийц, привлеченных надеждой сделать быструю карьеру при французском дворе. Среди приближенных Марии наибольшее значение имела молочная сестра королевы, карлица Леонора Лори, со смуглым лицом, покрытым ранними морщинами и обезображенным пятнами, которая перед отъездом во Францию приняла аристократическое имя Галигаи. Болезненная, подверженная истерическим припадкам, убежденная, что ее заколдовали, Галигаи пыталась скрываться под черной вуалью от дурного глаза. И тем не менее на ней остановил свой выбор красавец Кончино Кончини, прибывший в Париж в числе других искателей приключений. Перед своим отъездом он объявил друзьям, что он ишет на чужбине: богатство или смерть!

Его ожидало там и то и другое. Но смерть пришла много позднее, уже после того, как он стал фактическим правителем Франции во время регентства Марии Медичи, когда пистолет капитана де Витри прострелил ему череп, а голова Галигаи, обвиненной в убийстве Генриха IV, скатилась под секирой палача. А пока что супруги Кончини могли, как хотели, вертеть недалекой супругой короля, значение которой сильно возросло после рождения дофина. Она с восторгом слушала бесчисленные рассказы, которыми развлекал ее Кончини, и щедро делилась с Леонорой тем золотом, которое настойчиво вымогала у скуповатого мужа.

Между Марией Медичи и маркизой Верней шла открытая война. Однако от внимательных наблюдателей не укрылось, что супруги Кончини были готовы за спиной у своей повелительницы завязать связи с партией маркизы. Семейство фаворитов королевы, так же как фаворитка короля, могла только выиграть от устранения Генриха. Генриетта, как уже говорилось, имела своего человека в окружении королевы. Это была пожилая придворная дама — Шарлотта дю Тилле, которая в молодости была любовницей, да и позднее сохранила тесную дружбу с герцогом д’Эперноном. Этот знатный вельможа, всесильный временщик при правлении последнего Валуа, в последний момент религиозных войн переметнулся на сторону Генриха IV, сохранив в результате свои огромные владения и должность королевского губернатора многих важных крепостей. Он с 1595 года был агентом Испании, участвовал и в заговоре Бирона, и в комплотах маркизы Верней, но у Генриха не было прямых доказательств виновности герцога. Генрих не раз задевал интересы д’Эпернона, например, поместив своих солдат в крепости Мец. А главное, герцог втайне презирал выскочку-короля, ненавидел Сюлли, мечтал о первом месте в государстве, которое он мог бы получить как регент при малолетнем дофине. Это был еще один участник пока еще молчаливого союза между главными силами, надеявшимися выиграть от смерти короля. Их объединяла и установленная по разным каналам связь с Мадридом.