в-четвертых, после 1693 года имя Маттиоли исчезает из официальной переписки; неясно, какие могли быть основания начиная с 1697 года именовать итальянца «старым заключенным», когда ранее открыто называлась фамилия бывшего мантуанского министра;
наконец, в-пятых, умершим в апреле 1694 года узником, который имел слугу, мог, вероятно, быть только Маттиоли (это порождает, впрочем, новый вопрос: зачем было оставлять в строгом заключении этого слугу?).
Имеются и дополнительные аргументы «против». Во время переезда Сен-Мара в 1687 году из Экзиля на Сен-Маргерит его единственного заключенного несли на носилках специально нанятые носильщики-итальянцы, чтобы они, не зная французского языка, не могли переговариваться с «маской». Следовательно, он не являлся итальянцем. Маттиоли помешали в камеру вместе с безумным монахом.
На содержание двоих заключенных — Доже и Ла Ривьера (безусловно, слугу) — тратили 12 ливров в день, а на Маттиоли — только 2 ливра. Доже при переезде из Пинероля в Экзиль в 1681 году и из Экзиля на Сен-Маргерит несли на носилках с плотно закрытыми шторами, а Маттиоли в 1694 году из Пинероля на Сен-Маргерит (около 100 километров) гнали больного пешком, что, вероятно, ускорило его смерть (к этому мы еще вернемся).
Дюбрея, кажется, еще никто не предлагал кандидатом на роль «маски». Ла Ривьер явно отпадает, как будет пояснено ниже. Остается Доже.
Начнем с того, что этот странный «слуга» — единственный из четырех, который особенно интересовал Лувуа, — это уже немало. У Фуке было двое слуг. Один из них умер в 1674 году. Остался Ла Ривьер, который тогда не считался арестантом. В помощь к нему Сен-Мар решил приставить заключенного Эсташа Доже. Лувуа одобрил эту идею, но со странным условием: чтобы Доже не видел никого, кроме Фуке (и, естественно, Ла Ривьера). Министру это условие казалось почему-то очень важным, и он не поленился неоднократно повторять свое предписание в письмах к Сен-Мару и при этом особенно подчеркивал: ни в коем случае не следует допускать, чтобы Лозен, имевший позволение приходить к Фуке, встречался с Доже. Не означает ли, что они были знакомы ранее? Более того, Лувуа пошел уже на совершенно непонятный шаг. Он написал письмо непосредственно заключенному Фуке, содержание которого запрещал сообщать Сен-Мару. В этом письме Лувуа требовал от Фуке, чтобы он воспрепятствовал возможной у него встрече между Доже и Лозе ном. Ответ Фуке Лувуа сообщил Людовику XIV. Зачем нужны были все эти предосторожности в отношении простого слуги? И не потому ли после смерти Фуке Ла Ривьер был оставлен в тюрьме, что ему были известны какие-то тайны скончавшегося министра и Эсташа Доже? (В 1669 году, когда Ла Ривьер еще не был знаком с Доже, Лувуа писал Сен-Мару, что слугу Фуке можно освободить, если он того захочет, но до этого все же продержать семь или восемь месяцев в тюрьме, чтобы он не сумел вовремя передать на волю какое-либо поручение от своего господина.)
После смерти Фуке Сен-Мар получил от Лувуа приказание объявить Лозену ложное известие об освобождении Ла Ривьера и Доже. Лувуа добавлял, что такова воля короля. Обоих бывших слуг Фуке предписывалось держать совместно в строгой изоляции. Вероятно, именно о них говорится впоследствии в переписке Лувуа, где упоминаются какие-то два лица, заключенные в «нижней башне» крепости Пинероля. Оба они явно знали какую-то общую тайну. В корреспонденции Лувуа и Сен-Мара содержатся глухие указания о применении Эсташем Доже «ядов» или «симпатических чернил» (некоторые растворы можно было использовать и для той, и для другой цели). Несомненно, что Лувуа очень интересовался Эсташем Доже с момента ареста того в 1669 году и до 1681 года, а Ла Ривьер знал секреты Доже. Поэтому есть серьезное основание считать, что именно Доже и Ла Ривьера взял с собой Сен-Мар по поручению Лувуа, переезжая в Экзиль.
Кто же из этих двоих умер в Экзиле в 1687 году? Это, вероятнее всего, мог быть Ла Ривьер. Ведь об оставшемся в живых заключенном Барбезье писал в 1691 году, что он был под стражей у Сен-Мара в течение 20 лет. Доже находился под надзором Сен-Мара 22 года (с 1669 года), а Ла Ривьер был заключенным только 7 лет, хотя и до этого служил камердинером у находившегося в тюрьме Фуке. Интересен еще один, не упоминавшийся до сих пор штрих в письме Барбезье от 13 августа 1691 года. Военный министр предписывал Сен-Мару хранить молчание о том, что сделал его узник. Но Ла Ривьер явно ничего не совершал. А Доже был за что-то арестован в 1669 году и подвергнут строжайшему одиночному заключению, не говоря уж о его каких-то действиях накануне смерти Фуке. Поэтому, вероятнее всего, речь идет о Доже. Следовательно, Ла Ривьер умер в конце 1686 года или в начале 1687 года, а оставшимся в живых был Эсташ Доже. Если верно, что Ла Ривьер и Доже были увезены в 1681 году в Экзиль, то в Пинероле остались Маттиоли, Дюбрей и монах. В конце 1693 года или в начале 1694 года умер «самый старый» заключенный Сен-Мара. «Самый старый» из оставшихся — монах, доставленный в Пинероль в 1674 году. В таком случае к началу апреля 1694 года остались живы Доже, Маттиоли и Дюбрей. В конце апреля 1694 года умер заключенный, имевший слугу. Возможно, это был Маттиоли, менее вероятно — Доже. В 1697 году Барбезье пишет Сен-Мару о «старом заключенном». Это, конечно, не Дюбрей, которым ни разу не интересовались Лувуа и Барбезье. «Старым заключенным» мог быть либо Маттиоли, либо Доже. Причем Доже был несомненно более «старым».
Зачем было его держать в тюрьме? Доже, возможно, знал секреты Фуке, которые он мог разгласить. Еще были живы жена и дети Фуке, Лозен, который считал, что Доже исчез, а бывшему министру были известны многие факты из быта двора, особенно из личной жизни матери короля Анны Австрийской, которые Людовик XIV стремился предать забвению. Это было одной из причин, почему Фуке около 20 лет просидел в строгом заключении. Он мог рассказать известные ему тайны Эсташу Доже, а тот поплатился за знание опасных секретов еще двумя десятилетиями тюрьмы с маской на лице.
Но говорят, что «маску» в Бастилии помещали вместе с другими заключенными, а это плохо вяжется со стремлением сохранить тайну. Однако более тщательный анализ документов — записей Дю Жюнка — показывает, что смысл их далеко не ясен. Возможно, Дю Жюнк имел в виду, что «маску» содержали не в одной камере, а в одной башне (на каждом этаже которой находилось по одной камере) с другими заключенными. Аргумент же, что «маска» была похоронена под именем «Маршиоли», также оказывается далеко не таким безусловным, как это могло показаться первоначально. Дело в том, что существовал обычай при похоронах государственных преступников указывать ложные имена (и возраст — отсюда ссылка, что умершему заключенному было 45 лет). Кроме того, все же «Маршьель» и даже «Маршиоли» — это еще не Маттиоли. Вместе с тем в истории с «маской» прилагались такие усилия для сохранения тайны, что, быть может, Сен-Мар сознательно попытался направить внимание на хорошо известного Маттиоли, умершего еще в 1694 году, чтобы скрыть, кем был заключенный в маске. Можно допустить: заметание следов удалось настолько хорошо, что при Людовике XV уже никто не знал истины, и любопытствующей мадам Помпадур король мог лишь сообщить, что «маска» — министр одного итальянского князя. Наполеон I, добавим между прочим, не поверил этому. В связи с легендой об отправлении сына «маски» на Корсику Наполеон приказал произвести розыски в архивах Франции и за границей. Они не дали никаких результатов, несмотря на само собой разумеющееся рвение чиновников, старавшихся получше выполнить императорский приказ.
Почему, однако, Сен-Мару было желательно в таком случае, скрывая истину, намекать рядом деталей (вроде записи в регистрационной книге Бастилии), что «маска» — это Маттиоли, а не Доже? Может быть, Сен-Мар так поступал, зная, что под «маской» скрывалось лицо арестанта, а под кличкой «Эсташ Доже» — его подлинные имя и фамилия.
В 1934 году историк П. Бернардо опубликовал книгу «Врач королевы», утверждая, что хирург Анны Австрийской П. Гондине при вскрытии тела умершего короля обнаружил, что он не мог иметь потомства и, следовательно, не был отцом Людовика XIV. Об этой опасной тайне лекарь сообщил своему племяннику — судье, а тот (непонятно зачем) — начальнику полиции Ла Рейни. Остальное ясно без слов.
Однако вскоре же исследователями было установлено, что Гондине только в 1644 году стал врачом королевы и не мог участвовать во вскрытии умершего за год до этого Людовика XIII. А судья мирно скончался в своем родном городе в декабре 1680 года, оставив завещание, которое и поныне сохраняется в местном архиве…
Недаром после такого фиаско отдельные историки обратились к старой версии, обновив ее рядом домыслов. Доже — согласно этой версии — какой-то дворянин, возможно, незаконный сын или внук Генриха IV (и, следовательно, брат или племянник Людовика XIII), который по поручению Ришелье стал любовником Анны Австрийской и отцом Людовика XIV. Эта версия отвечает на вопрос, почему от «маски» просто не избавились с помощью яда или каким-либо другим способом. Однако гипотеза совсем не объясняет других известных нам фактов о «маске» и «слуге» Эсташе Доже. Между прочим, принимая эту гипотезу, следует считать, что заключенный умер в возрасте свыше 80 лет. Поэтому сторонники этой версии играют на уже известном нам двусмысленном выражении, не раз встречающемся в переписке Сен-Мара, который писал о «маске» как о «моем старом заключенном». «Старый» здесь может означать и преклонный возраст и, напротив, являться лишь констатацией того, что «маска» — заключенный, давно находящийся на «попечении» Сен-Мара. Совсем недавно французский академик М. Паньоль выпустил книгу «Железная маска». Автор возвращается к версии Вольтера и доказывает, будто под псевдонимом Эсташа Доже скрывали брата-близнеца Людовика XIV. Во избежание политических неурядиц Ришелье и Людовик XIII отправили его на воспитание в Англию к жене Карла 1, французской принцессе Генриетте. В 1669 году «маску» заманили во Францию и отослали в Пинероль.