- Отчасти.

- Поздравляю вас! Стало быть, вы счастливы?

- Отчасти.

- Нельзя ли узнать причину?

- Невозможно.

- Почему же?

- Потому что вы всем расскажете.

- Честное слово, никому не скажу.

- Извольте: я встретил одного старого приятеля.

Дама сомнительно покачала головою и старалась угадать по направлению взгляда Бахтиарова, на кого он смотрит.

- Полно, не приятельницу ли? - сказала она.

- У меня нет приятельниц.

- Это почему?

- Приятельницами могут быть только женщины.

- Ну так что же?

- А женщин я давно не люблю.

- А М., а К., а Д.? А дама в очках?

- Это они меня любили, а не я их.

- Послушайте: это неблагородно так говорить о женщинах.

- А еще неблагороднее сплетничать на приятельниц.

- Кто же на них сплетничает?

- Вы.

- Ах, боже мой!.. Это все говорят... Это вы сами сейчас говорили.

- Я хотел подделаться под ваш тон.

- Под какой же мой тон?

- Посплетничать.

- Это ни на что не похоже, - сказала дама, очень обидевшись, и встала с своего места.

Кадриль в это время кончилась. Бахтиаров тоже довольно быстро пошел на другой конец залы: там стояла Лизавета Васильевна и разговаривала с каким-то плешивым господином. Бахтиаров подошел к ней и несколько минут оставался в почтительном положении.

- Je vous salue, madame![13] - произнес он потом довольно тихо. Лизавета Васильевна вздрогнула и обернулась: все лицо ее вспыхнуло, и она ответила одним молчаливым поклоном; Бахтиаров тоже, кажется, не находился, что говорить, и только пригласил ее на следующую кадриль: Лизавета Васильевна колебалась.

- Извольте, - отвечала она после минутного размышления. Оба они простояли еще несколько минут в странном молчании, наконец, Лизавета Васильевна опомнилась и подошла к брату.

- Поль, которая же она? - спросила молодая женщина, не могши скрыть внутреннего беспокойства.

- Ее здесь нет, - отвечал Павел, сидевший все это время в прежнем положении.

- Пойдем, походим, - сказала она, взяв его за руку.

- Нет, я не пойду.

- Бога ради, Поль; ты мне нужен.

- Не могу, сестрица.

- По крайней мере сядь около меня, когда я буду танцевать. Пожалуйста, Поль.

- Хорошо.

Лизавета Васильевна тотчас подхватила какую-то рыжую даму и начала с ней ходить по зале; Бахтиарову, кажется, очень хотелось подойти к Масуровой; но он не подходил и только следил за нею глазами. Проиграли сигнал. Волнение Лизаветы Васильевны, когда она села с своим кавалером, было слишком заметно: грудь ее подымалась, руки дрожали, глаза искали брата; но Павел сидел задумавшись и ничего не видел.

Всю эту сцену видела молоденькая дама, рассердившаяся на Бахтиарова: она видела, как он встал и пошел к Лизавете Васильевне; видела обоюдное их смущение и, сообразивши слова Бахтиарова о неожиданном его счастье, тотчас поняла все.

- Как я сейчас взбесила Бахтиарова! - сказала она, подойдя к даме в очках.

- Он всегда зол.

- Я открыла тайну его сердца.

- Давно ли у него стало сердце?

- А вот посмотрите, - сказала молоденькая дама, - каким тигром смотрит он за дамою в коричневом платье.

Бледная дама в очках еще более побледнела.

- У них старая интрига. Она еще в девушках...

- Я догадалась, - перебила молоденькая дама и отошла по случаю начала французской кадрили. - Посмотрите, как счастлив Бахтиаров, - заметила она своему кавалеру, очень еще молодому человеку, но с замечательно решительною наружностью.

- Именно, - подтвердил тот, - он даже перестал кисло улыбаться.

Молодой человек, постоянно сердившийся на Бахтиарова за то, что на том всегда был фрак самой последней моды, придя в буфет и решительно бросившись на диван, сказал сопровождавшему его приятелю, армейскому офицеру:

- Как эти господа не умеют себя выдержать!

- А что? - спросил тот, безбожно затягиваясь изделием Жукова[4].

- Мрачный Бахтиаров целую кадриль, как аркадский пастушок, любезничал с своей дамой.

- Он танцевал с Лизаветой Васильевной Масуровой, - отвечал офицер, имевший необыкновенную способность знать имена и фамилии всех, даже незнакомых ему дам.

Офицер, выйдя в залу, встал около другого офицера, тоже своего приятеля. Сей последний, увидев проходившую мимо их Лизавету Васильевну, заметил:

- Посмотри-ка, брат, какие плечи-то... тово...

- Нет, брат, тут не тово... занята ваканция.

- А кто?

- Да Бахтиаров.

- Ну, так уж, конечно не тово...

Между тем Бахтиаров действительно вел себя как-то странно и совершенно не по-прежнему: в лице его не было уже обычной холодности и невнимания, которое он оказывал ко всем городским дамам и в которых, впрочем, был, как говорили в свете, очень счастлив; всю первую фигуру сохранял он какое-то почтительное молчание. Лизавета Васильевна тоже молчала и беспрестанно взглядывала на брата. В половине кадрили Павел, наконец, взглянув на сестру и увидев, что она танцует с Бахтиаровым, тотчас встал, быстро подошел к танцующим и сел невдалеке от них. В это время Бахтиаров заговорил.

- Я не могу еще опомниться, - начал он, - я так неожиданно вас увидел, так поражен был...

- Мы года четыре с вами не видались, - перебила Лизавета Васильевна.

Бахтиаров несколько смешался.

- Ваш супруг здесь? - спросил он.

- Он остался дома... я с братом.

- Боже мой! Как я вас давно не видал... - начал было Бахтиаров прежним тоном.

Лизавета Васильевна прежде времени отошла делать соло.

- Вы несправедливы ко мне, - продолжал он, одушевляясь, - мало того, вы были жестоки ко мне!..

- Поль, подержи мой веер, - сказала Лизавета Васильевна, обращаясь к Павлу.

- Это ваш брат?

- Да...

И она снова отошла.

Бахтиаров с досады начал щипать усы.

- Вы позволите мне быть у вас?.. - спросил он, уведя Лизавету Васильевну в последней фигуре на другую сторону от брата.

Молодая женщина несколько колебалась.

- Это от вас зависит, - отвечала она.

Кадриль кончилась.

- Поедем, Лиза, - сказал тихо Павел.

- Поедем, - отвечала молодая женщина.

- Accordez-moi la mazurque?[14]

- Pardon, monsieur, je pars.

- Mais...

- Allons, Paul...

- Извините, сударь, я ухожу!

- Но...

- Идем, Павел! (франц.).

Лизавета Васильевна вышла с братом.

Бахтиаров, расстроенный, снова встал у колонны.

- Вы, верно, скучаете, не видя одной особы, - сказала бледная дама в очках, проходя мимо его с молоденькою дамою.

- Гораздо менее, чем видя другую особу, - отвечал Бахтиаров.

Постояв еще несколько времени, он ушел в бильярдную и сел между зрителями на диван. Ему, видно, было очень скучно. Около бильярда ходили двое игроков: один из них был, как кажется, человек солидный и немного сердитый на вид, другой... другой был наш старый знакомый Масуров.

Солидный игрок дал промах.

- А вот мы так не так!.. - сказал Масуров, живо перекинувшись через борт бильярда, и, вывернув неимоверно локти, принялся целиться. - Бац! вскрикнул он, сделав довольно ловко желтого шара в среднюю лузу. - Вот оно что значит на контру-то, каков удар! А? - продолжал он, обращаясь к зрителям.

- Отлично играют! - отнесся к Бахтиарову худощавый господин, которого в городе называли плательной вешалкой.

- Кто? - спросил Бахтиаров.

- Я говорю: Михайло Николаич отлично играют.

- Какой Михайло Николаич?

- Масуров.

- Это разве Масуров?

- Масуров... ловкий игрок.

Бахтиаров сейчас же встал с своего места и подошел к игрокам.

- Каков удар-то? - повторил Масуров, заметив его около себя.

- Славный! - отвечал Бахтиаров.