Увлеченные борьбой за овладение Китаем и Монголией, маньчжуры оставили без внимания никогда реально не принадлежавшие ни им, ни Китаю северные области — Амур и Приморье, граничащие с Маньчжурией. Это в полной мере обнаружилось, когда русские землепроходцы начали освоение Амура и вышли на берега Тихого океана. Единственное, что попытались сделать маньчжуры, — это обезлюдить район Амура, увести оттуда туземное население дауров и дучеров. Так эта область, по существу, оказалась нейтральной, «ничейной» зоной.

Испытали сходную судьбу и народы Северной Азии. Монголы уничтожили существовавшее более полутора тысяч лет на Енисее государство кыргызов. Монголы обрушились на них внезапно, как образно сказано в источнике, словно из дымового отверстия в юрте. То же самое случилось и с родственными по языку монголам «лесными народами», жившими у Байкала.

Тотальный разгром монгольскими феодалами политических центров старой Сибири, жестокая эксплуатация аборигенов завоевателями вызвали резкое снижение уровня производительных сил. Суровая сибирская природа и после распада мировой державы преемников Чингисхана не позволяла народам Сибири вырваться из тупика собственными силами. Для ликвидации все углублявшейся отсталости объективно нужна была внешняя прогрессивная сила, мощный стимул извне. Таким стимулом стало присоединение Сибири к могучему централизованному русскому государству.

Показателем исторической закономерности, назревшей необходимости этого великого исторического процесса, который А. Радищев метко назвал «приобретением Сибири», служат уникальные по скорости и глубине темпы продвижения русских в Северной Азии. В самом деле, за какие-нибудь сто лет русские перевалили через Каменный Пояс — Урал, поднялись по Енисею и Ангаре до Байкала, вышли в Якутию и на Амур. Прошло полвека, и по рекам Дальнего Востока землепроходцы достигли берегов Тихого океана, а там и продвинулись еще дальше — «оседлали» острова Тихого океана, включая Курилы. Вышли со временем и на самый материк Америки, основали Русскую Америку, включавшую и Калифорнию.

Многие исследователи искали движущую силу этого процесса в деятельности торгового капитала, в «погоне за соболем», в активности промышленников и купцов. Отсюда следовали и еще более широкие общие выводы. Процесс освоения Сибири русскими отождествлялся с историей заморских колоний таких стран, какими в эпоху первоначального накопления капитала были Испания и Англия. Освоение Сибири неправильно называли завоеванием.

На самом деле в Сибири все шло иначе, наоборот.

Принципиальное, определяющее значение имело обстоятельство, на которое указал В. Ленин. По его определению: «Россия географически, экономически и исторически относится не только к Европе, но и к Азии».

Что касается географии, то Урал никогда не был реальной границей Азии и Европы. Это не Гималаи. Через Урал проходили долины таких рек, как Кама и Чусовая. Урал больше связывал Азию и Европу, чем разъединял их. Об этом свидетельствуют и первые походы русских на Урал и к востоку от него, предшествующие походу Ермака.

В экономическом отношении Сибирь не была для России такой заморской колонией, как американские владения для Англии или Испании. Присоединение Сибири к русскому государству, ее освоение были обусловлены закономерным процессом расширения его территории в ходе складывания русского национального рынка. Вовлечение в этот процесс обширных пространств в Приуралье и далее на восток являлось прямым продолжением земледельческого освоения территории Европейской России. Русская колонизация, следовательно, была не узкоколониалыюй, рассчитанной только на ограбление коренного населения и безжалостное расхищение природных богатств, а аграрной в своей основе.

Конечно, носителями колониальной эксплуатации в классовом обществе неизбежно были торговый капитал метрополии и военно-феодальный государственный аппарат царизма. Тем не менее известно, что Московское государство, заинтересованное в сборе ясака и вообще в использовании человеческих туземных ресурсов, всячески, хотя и не всегда успешно, пыталось оградить аборигенное население от хищничества своих местных эксплуататоров, от лихоимства администрации и купцов.

Главное же в том, что активная творческая работа по освоению Сибири велась непосредственным производителем русского феодального общества — крестьянством, творцом материальных и духовных благ. Крестьянин строил деревни и города, рубил высокие стены острогов, заводил пашню и обеспечивал надежное, навечно закрепление вновь приобретенных государством земель. Не менее существенно для аграрной политики России то, что попытки крепостников перенести на восток в неизменном виде свои порядки не удались. В Сибири так и не возникло помещичьего хозяйства, не появились классы помещиков и крепостных крестьян.

Тем самым крестьянская колонизация Сибири означала резкий прогрессивный сдвиг в экономике новой окраины, освоение неиспользовавшихся естественных ресурсов, подъем производительных сил на новую, высшую ступень. Исключительное значение имело то, что русские принесли в Сибирь свою передовую европейскую культуру, материальную и духовную. Это благотворно сказалось на уровне культурного развития сибирских народов, привело к его повышению и взаимному обогащению духовной жизни русских и аборигенов.

Мысль В. Ленина о связи Сибири с Россией раскрывается в историческом плане на всей массе известных нам фактов. Сибирские племена и народы, начиная с палеолита, развивались не в отрыве от всего остального человечества, продвигались вперед не только собственными усилиями. История культуры Сибири с самого начала пронизана взаимодействием с культурами Востока и Запада, Юга и Севера. И конечно, Европейской России.

Бурно растущее могущественное русское государство в XVI–XVII веках было многонациональным по своему составу. Оно представляло руководящую, прогрессивную силу не только в политическом, но и в экономическом и культурном плане по отношению к обширным соседним территориям Восточной Европы и в особенности Азии. Играло здесь, по словам К. Маркса, цивилизующую роль. Включение народностей Сибири в это грандиозное политическое целое отвечало жизненным потребностям не только русских, но и народов Сибири. В конечном счете это была новая, более высокая ступень в их развитии.

Взаимодействие с русским трудовым народом содействовало распространению более развитой экономики, в первую очередь земледелия, а также более высокой культуры.

Этим в конечном счете обусловлены и неожиданно быстрые, необъяснимые на первый взгляд темпы продвижения русских на восток от Урала. Такие темпы издавна объясняли преимуществом вооружения, превосходством «огненного боя» казаков над луком и стрелами. Однако располагавшие боевой техникой каменного века чукчи сумели устоять в единоборстве с отрядами Павлуцкого, вооруженными тем же оружием, которым войска Петра громили шведов. Еще характернее другое: сопротивление продвигающимся казачьим отрядам носило эпизодический характер. Во многих же случаях и как раз там, где дело касалось наиболее высокоорганизованных скотоводческих обществ, например бурят, имели место добровольные соглашения о подчинении русской администрации. Так, еще в 1484 году, задолго до Ермака, пришли к великому князю Московскому и просили принять их в подданство вогульские и югорские «князи», а вместе с ними и некий «сибирский князь».

Отсюда следует и дальнейший вывод, имеющий важное значение для всего хода последующего исторического развития: сближение народов Сибири и других братских народов Советского Союза опирается на старые прочные традиции, имеет глубокие корни в истории.

Были и другие причины, не внутренние, а внешние, коренившиеся в международной ситуации того времени. В ходе дальнейших исторических событий после крушения мировой державы Чингисханидов появилась новая грозная опасность для народов Сибири. На Востоке Азии сложилось маньчжурское государство, возглавляемое Цинской династией. Покорив Китай, поработив китайский народ, агрессивная Цинская династия в союзе с китайскими феодалами устремилась на новые завоевания, жертвой которых стала в первую очередь Монголия.