– Не делайте этого! Дочери не имеют особой склонности к винопитию.

– Простите мне мой промах! – извинился студент. – В моем лице вы имеете человека, готового вам услужить. Утомился в пути и потому не смог сопроводить свой визит с большим толком.

– А кто ведет у вас домашние дела? – поинтересовалась госпожа Лань. – И кто ваша уважаемая супруга? Как справляется с обязанностями? Какого она роду и как зовут ее?

– Не смогу удовлетворить госпожу ответом, – молвил студент, – ибо не женат. Ваш племянник живет один, точно евнух. Имею немного золота – тысяч десять осталось от родителей, и пока запас не иссяк. К несчастью, родители не так давно оставили белый свет, и лишь прошлым летом я снял траурное платье.

Стоящая рядом Юйнян подумала: «Братец одинок, живет без родительской опеки и, по всему видно, стал ходоком по питейным и прочим заведениям. А сейчас старшую сестру он просто ест глазами».

Но вот уже солнце начало клониться к западу, и серебряные звезды повисли на небосклоне. Студент поднялся, намереваясь откланяться. Но госпожа Лань предложила студенту остаться у них и отвела ему библиотеку, куда тотчас приказала отнести спальные принадлежности. Девушки удалились в женскую половину дома, а студент, допив вино, пошел в библиотеку. Он долго лежал без сна, предаваясь размышлениям, что дочери тетки, точно небожительницы. И на редкость хороши.

Тем временем в усадьбу прибыли соседские девушки – Пань Жолань и Бянь Юйин из харчевни. Они присоединились к дочерям госпожи Лань и принялись болтать. Скоро Пань Жолань ушла домой, а Бянь Юйин решила остаться ночевать. Все разошлись по спальням: госпожа Лань удалилась к себе, Юйнян и Яонян, которые спали в одной комнате, забрались в одну постель и завели разговор о брате. Точно такой же разговор произошел между Чжэньнян и Юйин, которые вообще любили говорить о сердечных делах. Они давно были дружны и давно поверяли друг другу все тайны и секреты.

– Сестрица! – спросила Юйин Чжэньнян. – За то время, пока мы не виделись, встретила ли ты человека себе по сердцу?

– Расскажу тебе о недавнем любовном приключении, а ты догадайся, кто он.

– У вас на подворье бывает несчетное множество гостей. Где уж мне догадаться!

– Что правда, то правда, есть резон в твоих словах. Позавчера к нам на подворье пришли двое: хозяин и слуга. Один из них, тот, что был хозяином, собой хорош и по виду элегантен, точно конфуцианский книжник. Нечасто такие встречаются в Поднебесной, может, один на тысячу. Я с ним спозналась, а после я передала его старшей наложнице Цяонян, чтобы и та вкусила любви. Внешность его я не буду описывать, но вот то, что у него было наидрагоценнейшее, не сравнится ни с чем подобным во всей Поднебесной! Ибо точно знаю, что мало кто обладает подобным орудием любви. Может, он вообще один на всем белом свете! – И, дойдя до этого места, она вдруг остановилась и замолкла.

Чжэньнян сгорала от нетерпения услышать продолжение.

– Так кто же он? – спросила она.

– Сестрица! Соверши предо мною поклон, тогда скажу.

– А просто так не скажешь?

– Ну, не хочешь кланяться, тогда не скажу. – И с этими словами они пошли спать.

Здесь надобно заметить, что Чжэньнян, оказавшись в положении брошенной супруги, горько переживала безрадостную участь одинокой женщины. И сейчас, размышляя о жизни, она пришла к мысли, что нужно иногда рассеиваться, и потому сказала Юйин:

– Сестрица! Доскажи мне свою историю. А если будет в ней речь о самом интересном, то я поклонюсь тебе и не один раз.

И Юйин продолжила свой рассказ:

– Согласна, ибо не боюсь наскучить тебе. Так вот, в ту ночь, когда появился этот гость у нас, я увела его к себе в спальню. Мы разделись и забрались в кровать. Я запустила руку под одеяло и нашла у него меж чресел такое орудие, что ахнула от удивления и едва не подпрыгнула, ибо оное было не только прямостоящим, но еще и непомерных размеров и пылало как добрый факел на ветру. А когда он поместил его в меня, то заполнил утробу до предела Я испытывала такое удовольствие, что размякла. Казалось, даже кости мои стали как воск. Ну как? Интересно я расписываю своего постояльца?

– Самое удивительное, что действительно интересно. Я вся дрожу, точно охвачена недугом.

– Скажу больше: я просто уверена, что другого такого удилища в мире нет. И едва оное оказалось во мне, все во мне запылало, точно внизу живота у меня была жаровня. И чем дольше он пребывал во мне, тем больше удовольствия я испытывала. Он был неутомим, и так мы скрещивались телами не раз и не два, а может, сто раз, а он все тыкал в меня и тыкал, то кидал вверх, то подминал под себя, то грыз, а то будто откусывал.

– Бывает же такое! А что еще замечательного было в твоем госте?

– А то, что, лежа на мне, этот красавец на мне не дрыгался. А между тем его орудие мужской силы было будто живое. Когда он двигался во мне, он как будто высекал из меня искры, а стоило ему замереть, на меня точно накатывалась волна неги. А как он меня буравил! Точно железным прутом. Так мы забавлялись любовью две ночи кряду. И до того он заиграл меня, что мне казалось, что я вот-вот уйду к Желтым истокам. Старшая наложница тоже слюбилась с ним разок. Он ее так отделал, что она после сладких утех походила на солдата, израненного в тяжком бою. Едва ли не дошла до помрачения рассудка.

– Ты утверждаешь, что в мире есть подобные орудия мужской силы? Сознайся честно, что все это ты сочинила?

Рассказ маленькой наложницы подействовал на Чжэньнян, как масло на огонь. Она возгорелась страстным желанием любви. Лоно ее наполнилось и засочилось влагой естества. Ей захотелось узнать имя того человека, с которым Юйин провела ночь. Но та не называла его. В свой черед воспоминание о прошедшей ночи возбудило Юйин, и она была готова сей же миг бежать к студенту в библиотеку.

– Боги небесные! – сказала Чжэньнян. – Поистине тебе посчастливилось вкусить редкостный аромат, а моя доля – печаль да страдания одиночества. И никакой любви, и никаких чувств! Как возбудила ты меня своим рассказом, просто душу перевернула! И до чего же шебутная ты!

– Давай потешим себя, – предложила Юйин. И, сказав так, она поднялась с постели и, подойдя к Чжэньнян, взгромоздилась на нее.

Чжэньнян раскинулась на кровати, широко раздвинула ноги и сказала ей, не таясь:

– Иди на меня, а я – на тебя.

Обе взыграли чувствами и принялись гладить и щипать друг друга. Они кряхтели, стонали, визжали, целовались и в конце концов завозились так, что постель была сбита и перевернута. Нескоро утомились, но в конце концов заснули в обнимку.

А тем временем младшие сестры завели разговор о студенте.

– Яо, ты слышала, как старший братец говорил, что он живет точно евнух! А что, если, прихватив золото, бежать с ним? Похоже, он неплохой любовник. Наверное, и певички-блудницы за ним бегают.

– По-твоему, Юй, братец – человек, вовсе лишенный достоинств? Точно гуй – голодный дух бродячий? Заметила, как он зыркал глазищами по сторонам? То на старшую сестрицу, то на Пань Жолань. Да и на нас с тобой тоже смотрел с любопытством. А для гостя это вовсе непристойно.

– Мы с тобой теремные затворницы, нам неведомы эти мужские спальные дела. Поживет у нас день-другой и воротится домой.

Юйнян не ответила сестре. Скоро обе заснули. Но в эту ночь сердца четырех девиц бились в унисон и хотели одного – любви.

Прошла беспокойная ночь, и засияло утро. Первой поднялась госпожа Лань и тотчас занялась домашними делами. Она велела секретарю открыть средние ворота, ведущие на жилую половину. Около того же времени встал студент. Завершив туалет, он пошел на жилую половину дома справиться о здоровье тети и спросить, как прошла ночь. Бянь Юйин и Чжэньнян тоже поднялись и уже крутились у туалетного столика, подрисовывая брови и накладывая румяна на щечки. Высоко взбив волосы, насурьмив брови и изрядно выбелив лица, девушки оделись в самые цветастые и нарядные платья и всем скопом вышли в залу. Все, кроме Чжэньнян, были веселы и оживлены. Только Чжэньнян была безрадостна – грустила, что не знает супружеских радостей. Муж покинул ее уже с полгода и ничуть не был обеспокоен ее одиночеством. И все печали, что накопились в ее сердце, некому было рассеять.