Спуск сквозь клубящиеся облака — продукты метеостанций Мурханы — напомнил Роану Шрайну о медитациях, в которые он погружался под руководством своего бывшего наставника. Как бы он ни старался сосредоточиться на контакте с Силой, его разум был постоянно наполнен неугасаемым круговоротом мыслей. Годы спустя, когда он наконец научился отбрасывать посторонние мысли и погружаться в Силу, из бесцветной пустоты стали всплывать образы — фрагменты мозаики, мало-помалу складывающиеся в целостную картину. Картину, которую он часто неосознанно воспринимал как заверение, что он поступает в полном соответствии с велениями Силы.

Часто, но не всегда.

Когда он отклонялся от проложенного Силой курса, знакомая белизна вновь наполнялась стремительными течениями, временами с алым отблеском, будто он поднимал закрытые глаза к ослепительному сиянию полуденного солнца.

Именно эту, подёрнутую алым белизну, он видел сейчас, спускаясь всё глубже и глубже в атмосферу Мурханы. Белизну, сопровождаемую раскатами грома, воем ветра, сумбуром приглушённых голосов…

Он стоял у раздвижной двери, закрывавшей десантный отсек штурмового корабля Республики, который несколькими минутами ранее был запущен с «Доблестного», звёздного разрушителя класса «победа». Осаждаемый роем дроидов"стервятников" и «три-истребителей», «Доблестный» завис над планетой в ожидании приказа Верховного командования начать своё собственное снижение. Позади Шрайна выстроился взвод клонированных солдат — в шлемах, с бластерами в руках, с патронташами, под завязку наполненными боезапасом, — тихо переговаривающихся между собой, как это делают любые закалённые в боях ветераны перед началом очередного сражения. Солдатские шутки, понять потаённый смысл которых было выше сил Шрайна, заглушали все мрачные предчувствия; единственное, что он мог уловить — шутки также были весьма мрачными.

Благодаря инерционным компенсаторам, бойцов не швыряло из стороны в сторону в те моменты, когда о корабельные щиты рассеивался вражеский снаряд или когда пилоты совершали невообразимый вираж, уклоняя корабль от ракет и раскалённой добела шрапнели. В текущих условиях ракеты были единственным дееспособным средством поражения: сепаратисты, насытившие небеса Мурханы облаками, распыляли в воздухе противолазерный аэрозоль.

Вместе с резким запахом в салон проникал рёв кормовых двигателей, один из которых заметно барахлил: транспортник был таким же потрёпанным в боях, как и его экипаж и десантники, которых он доставлял в зону конфликта.

Даже на высоте в четыре сотни метров над уровнем моря плотность облаков оставалась высокой. Шрайна не сильно удивлял тот факт, что он едва мог разглядеть собственную вытянутую ладонь. В конце концов, за бортом бушевала война, а за три года он уже успел привыкнуть к неизвестности, которая ждала его на поле битвы.

Его бывший наставник, мастер Нат-Сем нередко говаривал ему, что цель медитативных упражнений — научиться видеть ясно, что происходит по ту сторону клубящейся белизны; что образы в сознании Шрайна — лишь затенённая область пространства, отделяющая его от полноценного контакта с Силой. Шрайн должен был научиться видеть сквозь облака, какими бы плотными они ни были. Как только он добьётся этого, он наконец сможет сказать, что стал настоящим мастером.

Пессимист по натуре, Шрайн мог на это мысленно ответить лишь одно: «Не в этой жизни».

И хотя вслух он не говорил этого ни разу, мастер Нат-Сем мог видеть сквозь него так же легко, как сквозь клубящиеся облака.

Шрайну казалось, что клоны воспринимали войну куда проще, чем джедаи, — и это ни коим образом не было связано со встроенными в их шлемы системами визуализации, фильтрами, глушившими резкие запахи, наушниками, ослаблявшими грохот взрывов. Выращенные специально для войны, клоны, по всей видимости, полагали, что джедаи — сумасшедшие, раз идут в бой только в плащах с капюшонами и со световыми мечами в качестве единственного оружия. Некоторые даже были достаточно проницательными, чтобы находить что-то общее между Силой и их собственной пластоидной бронёй; но лишь немногие могли углядеть различия между джедаями «в броне» и «без неё» — теми, для кого Сила была могущественным союзником, и теми, кто по той или иной причине не слишком прочно держался в её объятиях.

Клубящиеся облака Мурханы начали истончаться, и в конце концов от них осталась лишь тонкая вуаль, окутавшая морщинистый ландшафт планеты и её вспененные моря. Внезапная яркая вспышка заставила Шрайна обратить взор к небесам. Один из штурмовых транспортов вспыхнул над его головой словно сверхновая, и на мгновение мир в глазах джедая покачнулся — но столь же внезапно восстановил своё равновесие. В облаках открылся просвет, сквозь который различались очертания леса, столь насыщенно-зеленого, что Шрайн, казалось, мог ощутить его аромат. В подлесках то и дело проблёскивали силуэты бойцов, а над кронами парили корабли с гладкими контурами. Посреди всего этого одинокая фигура протягивала свою ладонь, срывая занавес, чёрный, как ночь…

Шрайн понял, что прорвался куда-то вне времени, увидел очертания истины, находившейся за пределами его понимания.

Видение конца войны, а быть может, и конца времён.

Как бы то ни было, видение в какой-то степени успокоило его, убедив, что он в действительности там, где и должен быть. Что, несмотря на все ужасы войны, на смерти и разрушения, он по-прежнему сохранял прочный контакт с Силой, оставаясь её преданным слугой.

В следующую секунду, словно сговорившись, облака скрыли явившиеся ему образы, и Шрайн вновь вернулся туда, откуда начал, туда, где завихрения перегретого воздуха трепали рукава и капюшон его коричневого одеяния.

— Куривары неплохо управляются с метеомашинами, — протрещал голос в левом ухе. — Растормошили всё небо. Мы сами проделывали что-то подобное на Малом Паарине. Заманили сепов в искусственные облака и разнесли их к такой-то матери.

Шрайн невесело рассмеялся.

— Рад, что у вас ещё остались поводы для восхищения, майор.

— А что нам остаётся, генерал?

Шрайн не мог различить выражение лица за расцвеченным Т-визором, но он знал это лицо не хуже, чем любой другой боец, прошедший войну. Офицер-клон, командир тридцать второго десантного полка, где-то за время службы успел получить прозвище Залп, и это имя подходило ему как нельзя лучше.

Из-за толстых подошв ботинок его рост был почти такой же, как у Шрайна, а броня в тех местах, где не имелось вмятин и пробоин, пестрела рыжеватокоричневыми отметинами. В набедренных кобурах клона удобно устроились бластеры, а с пояса свешивалось некое подобие полуюбки, ставшей последним писком моды в последний год войны. На левой стороне изъеденного шрапнелью шлема лазером был выжжен девиз «ЖИВУ ЧТОБЫ СЛУЖИТЬ»!

Маркировка на груди свидетельствовала об участии Залпа в битвах за множество планет, и хотя он не был ОРК-клоном — Особым РазведКоммандос, — у него наличествовали некоторые резковатые манеры ОРК и их донора-шаблона Дженго Фетта, чей обезглавленный силуэт Шрайн краем глаза уловил на Джеонозианской арене за несколько минут до того, как его наставник Нат-Сем пал под огнём противника.

— Орудия Союза уже должны были взять нас на прицел, — заметил Залп, в то время как их транспортник продолжал снижаться.

Прочие десантные корабли аналогичным образом прорывались сквозь облачный покров к поверхности планеты, где их встречал рой вражеских ракет. Два, четыре, затем пять кораблей были сбиты прямыми попаданиями: фюзеляжи полыхали, а покалеченные десантники вываливались из отсеков прямо во вспененные алые воды Мурханского залива. От носовой части одного из транспортников отстыковалась капсула с пилотом и его помощником, но всего за несколько метров до воды её настиг самонаводящийся снаряд, разнеся её на атомы.