Ромстед был уже в двадцати двух милях от города, когда дорога резко пошла под уклон, и он смог разглядеть, что находилось впереди на следующем плоскогорье. Нигде никаких признаков жилья. Проверив счетчик, Ромстед повернул обратно. До ворот было три мили. «Значит, от города девятнадцать», — подумал он, затем притормозил и вышел из машины.

Раскаленное солнце теперь стояло в зените. На небе ни облачка. После прохладного салона машины жара казалась особенно невыносимой, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. Вокруг было очень тихо, и пока Ромстед шел по пыльной дороге к воротам, звук его шагов нарушал почти абсолютную тишину этого места. Ворота были обмотаны куском тяжелой цепи и заперты на ржавый висячий замок, который выглядел так, словно его не отпирали уже несколько лет. По другую сторону ворот Ромстед разглядел в пыли отпечатки автомобильных шин, они были нечеткими, полустертыми пустынными ветрами, поднимавшимися в этих краях после полудня. Их вполне могли оставить и несколько месяцев назад. На машине проехать в ворота было невозможно. С биноклем в руках Ромстед пробрался через забор из трех горизонтальных рядов колючей проволоки и пошел вдоль дороги. Когда его взору открылась небольшая долина, он почувствовал легкое возбуждение.

Внизу раскинулось что-то наподобие котловины в форме чаши, и там вдали, за небольшой осиновой рощицей, стоял домик. Ромстед поднес бинокль к глазам. Рядом с домиком находились амбар и небольшой сарай, за ним тянулся загон для скота, а чуть в стороне высился ветряк и огромный резервуар для воды. Ромстед глубоко вздохнул, чувствуя, как в нем крепнет уверенность. До строений было добрых две мили да еще плюс девятнадцать до ворот — получалось как раз то, что надо. Но есть ли там кто живой?

Никаких машин видно не было. Конечно, в сарае или за домом могло стоять что-нибудь четырехколесное, но Ромстед сомневался в этом. Отпечатки на дороге выглядели слишком старыми. Он посмотрел в сторону ветряка. Нескольких лопастей, кажется, не хватало, но на таком расстоянии трудно сказать что-то наверняка. Также невозможно определить, есть ли в резервуаре вода. В пределах видимости не было никаких животных: ни собак, ни кур, ни лошадей. Нет и пасущегося скота.

Неожиданно Ромстед заметил какое-то движение в кустах полыни — примерно в четверти мили от дома. Это несколько грифов собрались вокруг падали на земле. Пока он разглядывал птиц, один из грифов оторвался от земли, взмахнул крыльями и взмыл ввысь. В небе парили еще два или три. Ромстед вернулся к осмотру строений ранчо. Судя по всему, оно давно заброшено. Не было ни почтового ящика, ни ведущих к дому проводов — ни телефонных, ни электрических.

Ромстеду предстояло пройти пешком эти две мили под палящим полуденным солнцем, поэтому он решил как следует напиться. Когда Ромстед вернулся к воротам, собираясь пролезть обратно между рядами колючей проволоки, его внимание неожиданно привлекла цепь, обвивавшая столб. Она оказалась порванной.

Кто-то выхватил кусачками в одном из звеньев сегмент в четверть дюйма величиной, и к тому же совсем недавно. Чистые серые железные края среза резко отличались от остальной цепи, покрытой ржавчиной. Потом сломанное звено аккуратно пристроили с обратной стороны столба, чтобы с дороги ничего нельзя было заметить. «Это наверняка то самое место», — подумал Ромстед. Он разомкнул цепь, открыл ворота, проехал на территорию ранчо и повесил цепь на место. Все это время его не покидала мысль, что он, возможно, единственное человеческое существо в этой части Невады. Вдоль дороги, на сколько хватало глаз, не было видно клубов вздымаемой колесами пыли, не слышно шума автомобильного мотора. Как только Ромстед съехал с покатого склона на равнину, разглядеть его машину уже было нельзя с дороги, и его присутствие могло выдать лишь пылевое облако, тянущееся за ним хвостом. Он вел машину медленно, не сводя глаз с построек, пытаясь обнаружить малейшие признаки жизни. Вокруг все было спокойно, только потревоженные грифы взмыли в небо, когда он проезжал мимо них. Падаль, которую они клевали, скрывали заросли полыни.

Приблизившись, Ромстед увидел, что большая часть оконных стекол в старомодных рамах выбита. Это был небольшой дом, крытый потемневшей от времени и непогоды дранкой, его собрали из дощатых щитов, которые давно не красили. Покосившееся крыльцо. Каменный дымоход. Остановившись перед домом в тени одного из деревьев, Ромстед вышел из машины, снова окунувшись в безмолвный, пышущий жаром полдень.

Ветряк и большой оцинкованный резервуар для воды стояли ярдах в пятнадцати правее дома. Примерно половина лопастей ветряка отсутствовала, а его каркас и лестницу изъела ржавчина. Загон для скота и амбар находились за ветряком; оба строения уже настолько разрушились, что вряд ли их можно было восстановить. Ромстед решил, что прошло немало лет с тех пор, как на этом ранчо жили люди. Однако, по всей видимости, здесь недавно кто-то побывал. На иссушенной солнцем земле двора виднелись следы по крайней мере двух машин; одни скорее всего принадлежали грузовику — отпечатки шин были более широкие и глубокие, чем оставленные другой машиной.

Ромстед прошел на задний двор. На него выходило небольшое крылечко. Оконные стекла здесь тоже были разбиты. Отпечатки шин грузовика продолжались на заднем дворе, где его ставили под большим хлопковым деревом, росшим недалеко от крыльца. Об этом свидетельствовали пятна от натекшего с коленчатого вала масла. Тут же были видны многочисленные следы ног, свидетельствовавшие о том, что здесь побывало несколько человек, хотя земля настолько спеклась, что из этих неясных отпечатков невозможно было извлечь какую-то полезную информацию. Пристроенное к амбару сооружение служило в свое время курятником; сразу за ним находилась старая уборная.

Продолжая изучать следы на земле, Ромстед приблизился к амбару. Широкие двойные двери были распахнуты и болтались на петлях, земля внутри оказалась помягче — смесь пыли, песка и старого навоза. В дальнем конце находились стойла и ларь для корма. В потолке виднелся люк, ведущий на сеновал, но от лестницы остались всего лишь две верхние перекладины. Одну из машин — ту, что полегче, как решил Ромстед, — загоняли сюда. В том месте, где она стояла, на земле осталось несколько капель масла, однако определить, сколько времени она здесь находилась, было невозможно. С одного автомобиля столько масла накапает за несколько часов, а с другого — за месяц.

Обойдя дом вокруг, Ромстед вернулся к заднему крыльцу. Дверь была закрыта, но, когда он попробовал толкнуть ее, она легко распахнулась. Похоже, здесь кто-то орудовал ломом или монтировкой, хотя, наверное, довольно давно, поскольку дерево, расщепленное в том месте, где из косяка выламывали замок, уже потемнело. В потолке зияла дыра от печной трубы, следовательно, эта комната некогда служила кухней, но теперь в ней не было ничего, кроме стола, брошенного последними жильцами при переезде: он явно не стоил того, чтобы тащить этакую махину из грубосколоченных досок с собой. Но во всем этом было что-то очень странное, и неожиданно Ромстед сообразил — что именно.

Он обошел несколько комнат: нигде никакой мебели, во всех окнах выбиты стекла. Тончайший слой пыли повсюду, и никаких следов пребывания человека. Дом подметали. Надуваемые в разбитые окна пыль и песок, экскременты грызунов и мертвые насекомые за годы запустения должны были толстым слоем покрыть пол, но кто-то все это вымел. Зачем? Чтобы уничтожить следы? Люди находились в доме несколько часов или даже дней, но нигде не было заметно ни окурка, ни пустой пачки от сигарет, ни пластиковой бутылки, ни жестяной банки. Сознательные взломщики? Поборники чистоты окружающей среды?

Озадаченный увиденным, Ромстед вернулся на кухню, и тут его внимание привлек какой-то блестящий предмет, застрявший в щели между половицами. Присмотревшись, он заметил еще несколько таких же блесток. Отломив тонкую щепку от развороченного дверного косяка, Ромстед опустился на колени и выковырнул одну. Она была похожа на капельку белого металла. «Припой? — подумал Ромстед. — Здесь?» Он выковырнул еще одну. Никаких сомнений. Припой попал в щели, когда подметали пол. Электричества в доме не было, значит, пользовались паяльной лампой. Но кому, черт побери, вздумалось здесь что-то паять? Недоуменно пожав плечами, Ромстед вышел на улицу.