Преступлениями, носившими политический характер и трактовавшимися как измена Родине, занималась военная коллегия Локотского округа (военно-следственный отдел) во главе с бывшим участником махновского движения Г.С. Працюком. После завершения следствия уголовные дела обвиняемых в политических преступлениях передавались на рассмотрение в военно-полевой суд округа (председатель — Мосин, члены суда — Гарбузов и Шавыкин). Перед военно-полевым судом Локотского окружного самоуправления представали пленные партизаны, их сообщники из числа местного населения, дезертиры из рядов Народной армии. К перечисленным категориям применялись следующие виды наказаний: смертная казнь через повешение или расстрел — для партизан, от 3 до 10 лет тюрьмы — для лиц, оказывавших содействие партизанам, 3 года с конфискацией имущества или без нее — для дезертиров. Приговоренные к заключению отбывали наказание в Локотской окружной тюрьме, находившейся в ведении Окружного управления юстиции. По окончании сроков заключения освобождаемые получали справки установленного образца за подписью начальника тюрьмы[89].

Отличительной чертой судебной системы Локотского округа стало то, что ее судам были подсудны абсолютно все дела от гражданских до тяжких уголовных и политических, в отличие от других оккупированных областей, где суды разбирали лишь гражданские и мелкие уголовные дела, а тяжкие и политические преступления наказывались немецкими властями по законам военного времени. На территории же округа никаких «чрезвычайных» мер по отношению к преступникам не допускалось[90].

Репрессивная деятельность носила во многом щадящий характер, что подтверждается многими распоряжениями обер-бургомистра Каминского. Для наглядности приведем приказ № 118 по Локотскому окружному самоуправлению от 20 апреля 1943 года:

«В ознаменование дня рождения Фюрера Адольфа Гитлера, амнистировать следующие группы заключенных, содержащиеся в местах заключения Локотского Округа:

1. Все лица, осужденные и содержащиеся при рабочих камерах, получают полную свободу.

Имеющие сроки наказания до 3-х лет переводятся в рабочие камеры с сокращением срока наказания наполовину.

Бойцы и командиры Народной Армии, осужденные за нарушение дисциплинарного устава, полностью освобождаются от наказания и поступают в распоряжение Штаба Бригады.

Всем остальным категориям, осужденным на сроки от 3-х до 10 лет, наказание сокращается наполовину.

Амнистия по настоящему приказу проводится с учетом уже отбытого наказания.

Действие настоящего приказа на осужденных по ст. 45 не распространяется»[91].

Иначе оценивает репрессивную деятельность в Брасовском районе послевоенный акт комиссии по установлению фактов зверств немецких оккупантов по Брасовскому району от 22 октября 1945 года. Однако следует заметить, что данный документ носит резко односторонний характер, ибо не содержит даже намека на причины репрессий. Ввиду упорного замалчивания факта существования Локотского автономного округа и РОНА исполнителями репрессий названы немцы. При указании количества погибших граждан все они названы расстрелянными. Число погибших в период боевых действий, которое должно быть весьма значительным, не приводится, как не приводятся и жертвы бомбардировок городов и поселков Локотского округа (Локоть, Навля, По-чеп) советской авиацией[92]. Несмотря на то что большое количество мирных жителей гибло от рук партизан (в основном члены семей бойцов РОНА и население деревень, оказывавших партизанам противодействие), все жертвы списаны на счет немцев. В общую цифру погибших советские органы, по-видимому, включили и каминцев, павших в боях с советскими партизанами:

«По Брасовскому району замучено и расстреляно 5397 мирных граждан... Массовое истребление мирного населения началось с первых дней немецкой оккупации.

В поселке Локоть немцы организовали тюрьму, в которую сажали мирных граждан и группами расстреливали.

В марте 1943 года немцы расстреляли в поселке Брасово 40 мирных граждан.

Осенью 1943 года в последние дни своего пребывания в районе немцы расстреляли в погребной даче более 2500 мирных граждан — женщин, стариков и детей окружающих сел, на полях конесовхоза — 1500 человек, в районе Шемякинской дачи — 75 человек...»[93]

Обратим внимание, что наибольшее количество погибших —-4075 человек — приходится на осень 1943 года (5 сентября войсками РККА были освобождены Локоть и Брасово, 6 сентября — Суземка, 7 сентября — Навля), то есть на те дни, когда бригады Каминского на территории округа уже не было. Поэтому, принимая во внимание тот факт, что части РОНА 26 августа 1943 года были эвакуированы за пределы округа в Белоруссию, нет оснований не доверять словам акта, что исполнителями массовых расстрелов являются именно немцы. Если прибавить к указанному количеству 1500 человек, расстрелянных с января 1942 по август 1943 года A.M. Макаровой, о которой пойдет речь ниже, то мы выходим на общую цифру погибших, указанную в акте.

Сходные цифры фигурируют и в акте от 27 сентября 1943 года, составленном по распоряжению Брянского обкома ВКП(б):

«На территории Брасовского района с 4 октября 1941 года по 5 сентября 1943 года уничтожено мирного населения 5395 человек, из них: — расстреляно 5245 человек, в местах — поле конезавода № 17 — 2000 человек, в Вороновом логу Городищенский № 1 сельсовет 800 человек, в противотанковых рвах с. Хутор-Холмецких Кузнецкого сельсовета — 95 человек, в лесу Погребской дачи 2500 человек. Повешено на территории района 150 человек»[94].

По другим районам округа цифры погибших гораздо ниже. В частности, по Суземскому району убито 1096 человек, в том числе 223 человека в Суземке[95], по Комаричскому району — 943 человека[96], по Навлинскому району — 2539 человек[97].

Что касается непосредственного исполнения смертных приговоров, особой жестокостью прославилась A.M. Макарова, о которой следует рассказать подробнее.

Антонина Макаровна Макарова (Парфенова)[98] родилась в 1923 году. Будучи призвана на фронт в качестве санинструктора, осенью 1941 года оказалась в окружении в Вяземском котле. Вместе с солдатом-окруженцем Николаем Федчуком Макарова три месяца скиталась по лесам, пытаясь пробиться к частям Красной армии или найти партизан. В январе 1942 года они вышли к деревне Красный Колодезь Локотского уезда, где Федчук признался, что в деревне у него жена, дети и он намерен идти домой, после чего оставил Макарову, предложив ей самой о себе позаботиться. В Красном Колодезе Макарова несколько дней скрывалась у местных жителей, но однажды на околице деревни была задержана бойцами самообороны и доставлена в Локоть. После короткого допроса Макаровой предложили стать палачом Локотской окружной тюрьмы, расположившейся в конюшнях Локотского конезавода, расстреливать партизан и их пособников из пулемета, на что она согласилась. Очевидно, Макарова тем самым осуществила свою давнюю мечту, высказанную во время скитаний по лесам тому же Н. Федчуку: «Меня в медсестры призвали, а у меня другая мечта была — я хотела на пулемете строчить, как Анка-пулеметчица из «Чапаева». Правда, я на нее похожа? Вот когда к нашим выберемся, давай за пулемет попросимся...»

Одновременно Макаровой выделили комнату в одном из помещений бывшего конезавода и выдали пулемет, который она хранила у себя дома.

Как следует из показаний Макаровой, данных на допросе в управлении КГБ по Брянской области после войны, на первый расстрел она вышла сильно пьяной, совершенно не понимая, что делает. Расстреляв пулеметными очередями несколько человек, Макарова получила за это 30 немецких марок и стала работать палачом на постоянной основе. В 1978 году после ареста она пояснила, что никто из бойцов РОНА до этого не соглашался расстреливать партизан и членов их семей, ввиду чего она стала незаменимым человеком. А о своем отношении к такой «работе» рассказывала: