Сколько усердия, старания и педантичности вкладывал Борман в порученное ему фюрером дело! Архив «фонда» до наших дней не дошел. Но вот в мюнхенском Институте современной истории известному историку и писателю Льву Безыменскому (он, кстати, автор первой, и единственной, в СССР книги о Бормане, вышедшей в 1964 году) удалось найти нечто любопытное. «Фонд» (по-немецки ФАГ: «Fond Adolf Hitler»), отмечает писатель, имел положение исключительное. Так, различные нацистские инстанции были не прочь собирать деньги по собственному разумению, превращая эту процедуру в «ленные поборы». Однако Мартин Борман навел здесь порядок, выпустив от имени Гесса такую вот директиву:

«Настоящим категорически запрещаю всем членам и инстанциям партии, всем ее организациям собирать денежные пожертвования у тех предприятий, которые могут документально подтвердить свое участие в ФАГ. я отдал распоряжение всем этим фирмам докладывать мне о тех организациях, которые, несмотря на запрет сбора денег у участников ФАГ, продолжают подобные действия.

Инструкции о практическом применении этой директивы издаст начальник моего штаба.

Рудольф Гесс.

Мюнхен, 1 июля 1936 года».

Ретивый главбух, казначей и «начальник моего штаба» Мартин Борман в тот же день издает соответствующую инструкцию, которая делает исключение только для так называемого «фонда зимней помощи». Все же остальные сборы должны уступить место ФАГ. Фирма, внесшая деньги в «фонд», получала удостоверение и так называемую «красную марку» (в разные годы фашистского правления марка была красного, синего или другого цвета).

Когда же руководство ФАГ пожаловалось в ноябре 1937 года Гессу на нарушение этого запрета, тот отдал директиву за № 163/37, в которой подтвердил, что «запрет иных сборов в пользу сборов для ФАГ отдан по личному указанию фюрера». В директиве указывалось: «Средствами ФАГ лично распоряжается сам фюрер для финансирования важных мероприятий».

Борман, как верный паладин Гитлера, со свойственной ему скрупулезностью следил за тем, чтобы гауляйтеры вовремя собирали дань в ФАГ. Так, 2 августа 1938 года гауляйтер Бюркель получил от Бормана самый настоящий нагоняй: «Я, как управляющий ФАГ, не могу отказаться ни от одного взноса». И затем: «ФАГ не является обычным фондом, а действительно находится в личном распоряжении фюрера».

Было бы нелепо предполагать, что внакладе остались сами вожаки нацистского движения. Нет, они имели прямое отношение к тем поистине гигантским доходам, которые поступали в кассу взаимопомощи М. Бормана.

Мне доводилось беседовать по интересовавшим меня аспектам диффузии капитала и нацизма с видным теоретиком революционного движения, членом Политбюро ЦК СЕПГ Альбертом Норденом. Главари нацистского рейха с первых лет существования последнего становились крупными монополистами. А. Норден указывал, что наиболее доказательным примером был Герман Геринг, который стал владельцем созданного в 1937 году крупнейшего военно-промышленного концерна, объединявшего 177 заводов, 69 горнопромышленных и металлургических предприятий, 15 строительных фирм и т. д.

Итак, «касса» Мартина Бормана процветала. Он и Гесс оказались чрезвычайно нужными в то еще неустойчивое для нацистского движения время. Нужными и капиталу, и нацизму.

Чтобы понять перипетии дальнейшей карьеры «героя» нашего повествования, его место и роль в судьбе фашистского рейха до и после его крушения, необходимо хотя бы бегло прочитать страницы биографии наиболее крупных фигур на нацистской сцене. Сделать это надо, думается, по двум причинам. Прежде всего, молодой читатель располагает достаточно отрывочными сведениями о бонзах «третьего рейха», что объяснимо: ключевым персонажем фашистской Германии был Гитлер и о нем у нас знают довольно много[2]

А вот какую роль играл каждый из его приближенных, каков характер их связей — это менее известная страница. И во-вторых, познакомиться — хотя бы в общих чертах — со столпами рейха следует по причинам, которые помогут в политическом поиске рейхсляйтера Бормана...

Свою «команду» Гитлер начал набирать еще в 20-е годы, задолго до похода на Берлин. В нее, по его разумению, должны были войти люди, беспрекословно преданные «идеям» каннибала XX века.

Из книги Гитлера «Майн кампф»:

«..Все, что не является полноценной расой на этой земле,— плевелы. Мы должны развить технику обезлюживания. Если вы спросите меня, что я понимаю под обезлюживанием, я скажу, что имею в виду устранение целых расовых единиц... Конечно, я имею право устранить миллионы низшей расы, которые размножаются, как черви!»

Перед тем как развязать агрессию, эти каннибальские идеи превращались в детальные инструкции, подробные распоряжения, методические указания, а затем в массовые репрессии.

Особое внимание Гитлер уделял политическому оболваниванию масс. Из опубликованных стенограмм бесед главного редактора крупной и влиятельной консервативной газеты того времени «Лейпцигер нейстен нахрихтен» Р. Брайтинга с фюрером НСДАП становится ясным, к чему и как готовил Гитлер Германию.

В стенограмме Брайтинга читаем[3]:

«Гитлер (с надеждой): «И у нас когда-нибудь будут большие газеты. Но сейчас все дело в том, чтобы нашлись разумные редакторы, которые бы разъяснили нашей интеллигенции и буржуазным кругам, в чем суть борьбы НСДАП за новую Германию. Мы ведь стоим на пороге эпохи, ничего похожего на которую в истории Германии не было. Мы переживаем поворотный момент, когда буржуазии надо решить, выбирает ли она большевистский хаос в Германии, а затем и в Европе, или же национал-социалистскую Германию и новый порядок на нашем континенте. Чтобы легче было принять решение, нашей интеллигенции, буржуазии и армии необходимо разъяснить некоторые меры, касающиеся нашей социальной структуры и нашей исторической борьбы».

«Разъяснить некоторые меры» Гитлер поручает Йозефу Геббельсу, ставшему главным глашатаем рейха и оставшемуся им вплоть до позорного конца обоих. Из второй беседы фюрера с Брайтингом процитируем слова Гитлера о Геббельсе и пропаганде[4].

«Когда речь зашла о Геббельсе и его выступлениях, Гитлер сказал: «Выступления д-ра Геббельса — не пустословие. Мой руководитель пропаганды — это вождь психологической войны. Если я приду к власти, я создам министерство пропаганды, которое займет столь же важное место в правительстве, как и МИД или в армии — генеральный штаб».

Тем, кому довелось впоследствии знакомиться с личностью и «наследием» «вождя психологической войны», не могли не удержаться от крепких эпитетов — маньяк и фанфарон, игрок и позёр, бабник и карьерист. Самые разоблачительные данные о «цицероне» фашистского рейха в... дневнике самого Геббельса, найденном в последние часы войны советскими войсками.

Военная переводчица, а впоследствии писательница Е. Ржевская проделала спустя годы золотарскую работу, копаясь в откровениях «вождя психологической войны». Это был, по свидетельству писательницы, десяток толстых тетрадей, убористо исписанных прямыми с нажимом буквами, тесно наседающими одна на другую, неразборчивыми. Первые тетради дневника относились к 1932 году, последняя оканчивалась серединой 1941 года.

Особый интерес, на мой взгляд, представляют записи Геббельса, датируемые июнем 1941 года. Они восстанавливают атмосферу пропагандистских провокаций в канун разбойничьего нападения на СССР.

Из дневника Геббельса:

«20 июня.

...Обращение фюрера к солдатам восточной армии отпечатано, упаковано и разослано. Но подлежит переделке из-за неточного объяснения сути германо-русского пакта.

21 июня.

...Испытывал новые фанфары. Теперь нашел нужные.

После обеда работал в Шваненвердере. Там я более спокоен и сосредоточен.

...В Лондоне теперь правильно понимают в отношении Москвы. Войну ожидают каждый день.