— Как и зачем?

— Как пока не знаю, — слукавил я, — а затем, чтобы узнать у мага: во-первых, как уладить дела со смертью, во-вторых, как вернуться обратно.

Валет кивнул:

— Значит, будем искать выходы. Пусть так, а теперь идем. Пора заручиться некоторой поддержкой.

Я встал и пошел к двери, но Валет зачем-то остановил, указал на лестницу. Мы снова вернулись в комнату, Валет неспешно подобрал монтировку, затем порыскал рукой под всё еще грязной кроватью, едва не касаясь лицом того самого места. Я смотрел с отвращением и непониманием, но вскоре на соседней с кроватью стенке дернулась доска. Валет быстро подскочил и аккуратно снял какой-то не особо хитрый механизм, закрепленный на веревке с той стороны. Когда еще пара досок упала к моим ногам, в темноте показалась небольшая деревянная лестница, винтами уходящая вниз. Валет хитро сощурился и скрылся, я поспешил за ним.

Идти пришлось аккуратно, доски старые, почти труха, старались не ступать по центру, а ставить ногу ближе к основанию. Дна достигли быстро, света никакого, идти пришлось на ощупь, касаясь рукой сырых деревянных досок. Холодно как в погребе, но тоннель еще и длинный. Вдалеке забрезжил свет, но не дневной, скорее всего факел. Я не успел рассмотреть, стена под рукой оборвалась, а следом и моё сознание.

Очнулся за столом, сразу дернул руками, но не связан, как ожидал. Комната небольшая, но вещами забита под завязку. Тут и ковры, и гобелены на стенах, на полу. Вазы, и красивое оружие, всё расставлено абсолютно беспорядочно, просто разбросано по углам. В центре комнаты длинный стол, за ним сидят человек двадцать, пьют, шумят, я нашел себя среди них.

Предводитель как черное пятно во главе стола окучивает Валета, по-дружески положа ему руку на плечо. Черный камзол — жуткое нагромождение лоскутков, напоминает рыхлый балахон, портной явно страдал расстройством психики. Длинные волосы падают свободно, дополняя темный антураж, будто вымазаны гелем, блестят чернотой как отработанное машинное масло. Типичный такой злодей, даже бородка излучает что-то нехорошее.

Не успел собраться с мыслями, как меня заметили, и гул стал затихать, а главарь весело заржав сразу крикнул:

— Проснулся? Вот и отлично, а то убили, убили… Га-га-га!

Толпа дружно поддержала, как сотрудники офиса шутку «любимого» босса:

— Га-га-га!

— Тебя ведь Альнар зовут? Твой друг рассказал о тебе, и мы решили, что у такого смелого Брата не может быть плохого друга, так ведь?

Я решил, что вопрос риторический и не ответил, напротив, сам спросил:

— Брата?

— Разумеется брата, мы ведь все здесь братья, так?

Толпа за столом в разнобой заорала:

— Да!!!

— А-то как же?

— Как оно есть!

— Мамой клянусь!

Главарь удовлетворённо кивнул:

— Ну вот! Как видишь, мы Братство. И твой друг Валет вступил в наши ряды.

Он окинул меня таким же покровительственным взором, затем продолжил энергично, как умелый оратор:

— И конечно он не забыл о своём друге, мы с радостью примем и тебя!

— Всех кого принимаете, так радостно лупите по голове? — усомнился я.

— Га-га-га, — оценил шутку главарь, шайка отозвалась аналогичными звуками.

— Мы не можем открывать наши тайны тем, в ком не уверены. Поэтому если ты откажешься вступить в наши ряды, ты сможешь уйти отсюда, пусть без языка, зато живым!

Я кивнул:

— Это благородный жест, вы часом не рыцари?

Главарь приосанился, приняв комплимент, но ответил брезгливо:

— Мы лучше, чем какие-то рыцари! Мы братство Равных!

— В смысле, равных между собой? — удивился я.

Это еще что за происки коммунистов. Или то уже демократы? Совсем меня с ума свели…

Главарь поморщился, чем меня нескончаемо порадовал, еще не хватало идеологически настроенной толпы:

— Мы Братство равных выродкам, считающим себя элитой! Рыцарям, господам, князьям, и всем высокорожденным отбросам!

Я смолчал, что если уж равные, можно эпитеты для тех на кого равняются выбирать поприличней, не моё это дело — грамоте учить.

— Позволь уточнить, чем же вы равняетесь? Точнее «мы», несомненно, я в Ваших рядах! То есть наших!

Предводитель удивился наигранно, лицо скривилось в ухмылке, посмотрел на меня как на пришибленного, все опять заржали, а я напротив, потупился, мол, дурак, что тут скажешь.

— Конечно же, властью! У нас есть деньги, есть всё это добро, вокруг тебя! Мы не подбираем объедки со стола высокорожденных, пьем что захотим, жрем от пуза, и никому не обязаны бить поклоны!

— А-а-а, правда? Ну да! Конечно, именно это главное! Ура нашему братству! — воскликнул я, толпа сразу отозвалась, на сей раз даже в едином порыве.

— Ура-а!

— Ура-а!

— Кто был ничем, тот станет всем! — поддержал я знакомые вопли. — Ученье — свет, а не ученье — кризис! Долой средневековую диктатуру, авторитаризм — это атавизм, даёшь портвейна — папу, и анархию, мать вашу! А герцогов и прочих террористов мы будем топить в сортирах, отрежем им уши, ослам таким, и вообще!

Чего вообще я вспомнить не смог, но этого и не понадобилось. Пьяное быдло уразумело мою предвыборную линию и понесло, понесло. Я вошел во вкус, приготовил еще пару лозунгов, типа, кто не скачет, тот как бы рыцарь, но главарь оказался расчетливей и быстро погасил растущие волнения:

— Молчать!

Зал разом погрузился в тишину, только эхо еще раз метнулось от стены к стене.

— Всем выйти, Валет и ты Альнар останьтесь. Коршун, Гриф, вы тоже.

Я подсел ближе, косясь на Валета. Тот, кажется, не замечает, среди какого сброда оказался, сейчас он среди «своих». Для него все городские люди тоже зазнавшиеся, зажравшиеся твари, быть может, и я с Сафиром в их числе. В целом Валет прав, люди в городе те еще упыри, но ведь основную часть составляют те, кто вышел из той же деревни и добился успеха. Или не добился… Так что Город, это продукт взаимной ненависти людей из разных слоев общества, где камнем преткновения служит успех одних и лень других, никак не место рождения. Надо подождать и Валет сам увидит, что этот сброд ему не ровня, и уж тем более не «братья».

К нам подошли двое, сразу понятно, как получили клички. Коршун — высокий и с огромным кривым шнобелем, что как бы сам по себе напоминает клюв, а большие и круглые как у совы глаза только дополняют картину, но смотрят с озорным весельем, что настораживает. На широкой спине висит тяжелый арбалет, видно, как ремни натирают плечи, но тот будто и не замечает, а пояс оттягивает меч изумительной работы. Крепление странное, ножен нет совсем, клинок непривычно болтается вдоль ноги, я удивился, как не боится пораниться. Ой, не простой он, явно, меч в смысле. Подобные только в играх видел, лезвие переливается так, будто и не железо вовсе, а ртуть какая-то. Интересно, что он умеет?

Второй, который Гриф, смотрит хмуро, щетина растет клочьями, как шерсть больного пса. На спине в отличии от первого нет оружия, зато торчит неприятный горб, который доставляет явное неудовольствие владельцу. Плешь, которую привычнее было бы увидеть на пьяненьком попе, въелась в бугристую голову, а из маленьких щелок на лице уставились цепкие глазки с сеточкой воспаленных сосудов. Более неприятной внешности сложно вообразить, её хозяин это явно понимает с раннего детства, поэтому, когда я бросил на него беглый взгляд, тот скривился недовольно, зная, что за существо я вижу перед собой. А я вижу больше, чем он думает. Этот человек по-настоящему опасен, и плевал я на внешность, жизнь умеет удивлять, встречались и пострашнее. По бокам легли два ножа с широкими лезвиями, а в руке держит зачехленный меч, предположительно палаш.

Оба, как и их хозяин, обвешаны амулетами, талисманами и прочей атрибутикой с ног до головы. Уж не знаю, насколько они работают, но если в таком количестве — вряд ли сувениры.

— Вы двое, — сказал черноволосый, — головой отвечаете за новичков. Дайте им пару заданий, ничего сложного, но если отступят — убейте.