Некоторые проблемы соотношения упомянутых понятий — описания, объяснения, предсказания и теории — полезно рассмотреть в свете истории познания.
В истории идей можно выделить две основные традиции, расходящиеся по вопросу о том, при каких условиях объяснение удовлетворяет требованиям научности. Одну из этих традиций иногда называют аристотелевской, другую галилеевской[4]. Эти названия указывают, что у первой традиции очень древние корни в духовной истории человечества, в то время как вторая — относительно недавнего происхождения. Здесь есть доля истины, но необходима оговорка. Традиция, которую я называю галилеевской, восходит, минуя Аристотеля, еще к Платону[5]. Не следует также считать, что аристотелевская традиция в настоящее время — это устарелый предрассудок, от которого наука постепенно "освобождается".
Что касается понимания научного объяснения, то различие между традициями обычно характеризуется как различие между каузальным и телеологическим объяснением[6]. Объяснения первого типа называют также механистическими[7], второго — финалистскими. Галилеевская традиция в науке развивалась параллельно с успехом каузально-механистического подхода в объяснении и предсказании явлений, аристотелевская же — вместе с попытками человека сделать факты телеологически или финалистически понятными.
Я не буду рассматривать развитие этих двух традиций с начала их возникновения, а также оценивать их относительное значение для прогресса науки. Я ограничусь рассмотрением периода приблизительно от середины XIX века до настоящего времени, обращая особое внимание на недавние результаты. Причем область моего анализа ограничивается методологией, под которой я понимаю философию научного метода.
Великое пробуждение или революция в естествознании в период Возрождения и эры барокко в определенной степени аналогичны обращению к систематическому изучению человека, его истории, языка, нравов и социальных институтов в XIX веке. Исследования Ранке и Моммзена в историографии, Вильгельма фон Гумбольдта, Расмуса Раска, Якоба Гримма в лингвистике и филологии, Тейлора в социальной антропологии сравнимы с достижениями Коперника и Кеплера в астрономии, Галилея и Ньютона в физике или Везалия и Гарвея в анатомии и физиологии, сделанные двумя-тремя столетиями ранее.
Поскольку естествознание уже достигло теоретического уровня, а гуманитарные науки еще не были знакомы с научными требованиями, постольку вполне естественно, что главным вопросом методологии и философии науки XIX века стал вопрос о взаимоотношении этих двух основных ветвей эмпирического исследования. Принципиальные позиции в решении этого вопроса можно связать с двумя выделенными основными традициями в методологическом мышлении.
Одна из таких позиций — это философия науки, самыми типичными представителями которой являются Огюст Конт и Джон Стюарт Милль. Ее обычно называют позитивизмом. Это название принадлежит Конту, но с определенными оговорками его можно отнести также к позиции Милля[8] и ко всей интеллектуальной традиции, восходящей не только к Конту и Миллю, но и к Юму и философии Просвещения.
Одной из догм позитивизма[9] является методологический монизм, т. е. идея единообразия научного метода независимо от различия областей научного исследования[10]. Вторая догма выражается в том, что точные естественные науки, в частности математическая физика, дают методологический идеал или стандарт, по которому измеряют степень развития и совершенства всех других наук, включая гуманитарные[11]. Наконец, третья догма связана с особым пониманием научного объяснения[12]. Научное объяснение является, в широком смысле, "каузальным"[13]. Более точно, оно заключается в подведении индивидуальных случаев под гипотетические общие законы природы[14], включая "природу человека"[15]. Финалистские объяснения, т. е. попытки трактовать факты в терминах намерений, целей, стремлений, либо отвергаются как ненаучные, либо делается попытка показать, что их можно преобразовать в каузальные, если должным образом очистить от "анимистских" и "виталистских" элементов[16].
Подчеркивая единообразие метода, математический идеал науки и важность общих законов для объяснения, позитивизм примыкает к той длительной и разветвленной традиции в истории мысли, которую я называю галилеевской[17].
Как реакция на позитивизм возникла другая позиция по вопросу о взаимоотношении наук о природе и наук о человеке. Антипозитивистская философия науки, получившая развитие к концу XIX столетия, гораздо более разнородна и разнообразна, нежели позитивизм. Иногда ее характеризуют термином "идеализм", однако это справедливо лишь для некоторых сторон данного направления. С моей точки зрения, более удачно название "герменевтика" (см. ниже, с. 66). Это направление представляют выдающиеся немецкие философы, историки и социологи. Наиболее известны, может быть, Дройзен, Дильтей, Зиммель и Макс Вебер. С этим же направлением связаны Виндельбанд и Риккерт — неокантианцы баденской школы. К идеалистической ветви этого антипозитивистского направления в методологии можно отнести итальянского ученого Кроче и выдающегося британского философа истории и искусства Коллингвуда.
Все эти мыслители отвергают методологический монизм позитивизма и мнение о том, что единственный и высший идеал рационального постижения действительности дает точное естествознание. Многие подчеркивают противоположность между науками, которые, подобно физике, химии или физиологии, стремятся к обобщениям воспроизводимых и предсказуемых явлений, и такими, которые — как история ставят целью понять индивидуальные и неповторимые особенности объектов изучения. Науки, занятые поисками законов, Виндельбанд предложил называть "номотетическими", а дескриптивное изучение индивидуального "идеографическим"[18].
Антипозитивисты выступают и против позитивистской концепции объяснения. Имевшую столь большое влияние методологическую дихотомию, по-видимому, первым ввел немецкий историк и философ Дройзен. Он назвал ее дихотомией объяснения и понимания в немецком языке Erklaren и Verstehen[19]. Цель естественных наук, говорил он, заключается в объяснении, цель же истории — понимание явлений, входящих в сферу ее изучения. С систематической полнотой эти идеи были затем разработаны Вильгельмом Дильтеем[20].
Собственную область применения метода понимания он назвал науками о духе (Geistwissenschaften). В английском языке нет хорошего эквивалента, однако следует напомнить, что этот термин появился как перевод на немецкий язык английского понятия "наука о нравах" (moral science)[21].
В обычном словоупотреблении не проводится четкого различия между словами "понять" и "объяснить". Практически любое объяснение, будь то каузальное, телеологическое или какое-то другое, способствует пониманию предметов. Однако в слове "понимание" содержится психологический оттенок, которого нет в слове "объяснение". Эта психологическая черта подчеркивалась разными методологами-антипозитивистами XIX века, с наибольшей силой, может быть, Зиммелем, который полагал, что понимание как специфический метод гуманитарных наук есть форма вчувствования (empathy; нем. Einfuhlung) или воссоздание в мышлении ученого духовной атмосферы, мыслей, чувств и мотивов объектов его изучения[22].
4
(4) Классический пример столкновения аристотелевской и галилеевской точек зрения дают две работы Галилея, написанные в форме диалога: "Диалог о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой" и "Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки". Разумеется, эти работы не дают исторически верной картины аристотелевской науки и ее методологии. Однако в них с поразительной ясностью очерчены два различных подхода к объяснению и пониманию явлений природы. Превосходный обзор различия между двумя типами науки дан в работе: Lewin К. Der Ubergang von der aristotelischen zur galileischen Denkweise in Biologie und Psychologie. — "Erkenntnis" 1, 1930/31: "При сопоставлении аристотелевского и галилеевского образования понятий в физике нас интересуют не столько субъективные особенности теорий Галилея и Аристотеля, сколько некоторые существенные различия в способах мышления, которые оказывали влияние на исследование фактов в аристотелевско-средневековой и послегалилеевской физике" (S. 423).
5
(5) О платоновских истоках нового естествознания, возникшего в эпоху позднего Возрождения и барокко, см.: Burtt E. A. The Metaphisical Foundations of Modern Physical Science. London, 1924; Cassirer E. Galileo's Platonism. In: "Studies and Essays Offered in Homage to George Sarton". Ed. by M. F. Ashley Montagu, N.Y., 1946, и Koyre A. Etudes galileennes I–III. Paris, 1939.
6
(6) В этих терминах в лучшем случае лишь частично отражается данная противоположность. Хотя у Аристотеля и в аристотелевской науке делается сильный упор на телеологию, далеко не все объяснения, характерные для этого типа мышления, являются телеологическими. Аристотелевские объяснения, включая многие известные примеры часто используют термины "способности" или "силы", ассоциируемые с некоторой "сущностью". Однако такие объяснения сходны с подлинно телеологическими в том отношении, что они представляют собой скорее экспликации понятий, чем гипотезы о причинах. Аналогично, объяснения Галилея и "новой науки", заменившие объяснения аристотелевской науки, являлись каузальными в строгом смысле слова. Прототипом галилеевских объяснений являются объяснения, опирающиеся на законы, которые связывают количественные свойства различных родовых событий. Таким образом, эти объяснения соответствуют подводящей модели (см. ниже, разд. 2 и 5). Согласно принятой в данной работе точке зрения, в этом их отличие от подлинно телеологических объяснений.
7
(7) Термин "механистический" следует употреблять с осторожностью. Кибернетические и системно-теоретические объяснения, соответствующие подводящей модели (см. ниже, разд. 7), можно охарактеризовать как "механистические" в широком смысле. Однако они в значительной степени отличаются от "механистических" объяснений в более узком смысле этого слова.
8
(8) Ср.: Милль Д. С. Огюст Конт и позитивизм. M., 1897 и ссылки на Конта и позитивизм в его работе: Система логики, M., 1899, особенно в кн. VI.
9
(9) Существуют разные способы характеристики "позитивизма". Некоторые связывают позитивизм с феноменалистской или сенсуалистской теорией познания, а современный позитивизм — с верификационной теорией значения. При другом способе позитивизм связывается с "сциентистским" и "технологическим" пониманием знания и его применения. Милль в большей мере позитивист в первом смысле, чем Конт. Позитивизм Конта относился главным образом к философии науки (см.: Конт О. Курс положительной философии. СПб., 1900, предисловие автора). Его главной целью ("первой целью", "особой целью") была победа "позитивного", научного духа в изучении социальных явлений (см. там же, лекция 1, с. 11). С этим у него соединялось непоколебимое убеждение в важности научного знания для осуществления социальных реформ. "Наконец… основное свойство науки, названной мной положительной философией, на которое я должен указать теперь же и которое по своему громадному практическому значению должно более всего привлечь к ней всеобщее внимание, состоит в том, что положительную философию можно считать единственной прочной основой общественного преобразования" (там же, с. 20–21). Интересно сравнить Конта, проповедовавшего технологическое понимание знания, с Фрэнсисом Бэконом. Оба внесли огромный вклад в формирование определенного "духа научности", но ничего не сделали для действительного прогресса науки.
10
(10) Конт О. Курс положительной философии. Предисловие автора: "…Положительная философия… указывает на однообразный прием рассуждения, приложимый ко всем предметам, подлежащим человеческому исследованию". Там же, лекция 1, с. 24: "Что же касается самой доктрины, то в ее единстве нет никакой необходимости; достаточно, чтобы она была однородна. Поэтому мы в этом курсе рассматриваем различные классы положительных теорий с двух точек зрения: единства метода и однородности доктрин".
11
(11) Конт О. Курс положительной философии. Лекция 1 (о понятии "социальная физика") и лекция 2.
12
(12) Милль Д. С. Система логики. Кн. III, гл. 12; Конт О. Курс положительной философии. Лекция 1. Конт не дает какого-либо систематического анализа объяснения. Основной упор он делает на предсказании. Ср.: Конт О. Дух позитивной философии. СПб., 1910, ч. I, гл. 1, 3 (с. 19): "Таким образом, истинное положительное мышление заключается преимущественно в способности видеть, чтобы предвидеть, изучать то, что есть, и отсюда заключать о том, что должно произойти согласно общему положению о неизменности естественных законов".
13
(13) Милль Д. С. Система логики. Кн. III, гл. 12, 1: "Объяснением" единичного факта признают указание его причины, т. е. установление того закона или тех законов причинной связи, частным случаем которого или которых является этот факт". Конт отказывается от поиска "причин". Он связывает такой поиск с "допозитивной", метафизической стадией в развитии науки. В позитивной науке роль причин выполняют общие законы. Ср.: Конт О. Курс положительной философии. Лекция 1. Его же: Дух позитивной философии, ч. I, гл. 1, 3.
14
(14) Ср. цитату из "Системы логики" Милля в прим. 13. Конт О. Курс положительной философии. Лекция 1, с. 4: "Объяснение явлений… есть отныне только установление связей между различными отдельными явлениями и несколькими общими фактами…"
15
(15) Милль Д. С. Система логики, кн. VI, гл. 3, 2: "Другими словами, науку о человеческой природе можно признать существующей постольку, поскольку приблизительные истины, составляющие практическое знание человечества, могут быть представлены в качестве выводов, короллариев из тех всеобщих законов человеческой природы, на которых они основываются" (с. 687).
16
(16) Ср.: Конт О. Дух позитивной философии, ч. I.
17
(17) Конт, в частности, осознавал эту связь с традицией. Ср.: Конт О. Курс положительной философии. Лекция 1. Согласно Конту, наука вступила на позитивную стадию благодаря именно Бэкону и Галилею.
18
(18) Виндельбанд В. История и естествознание. — В кн.: Виндельбанд В. Прелюдии. СПб., 1904.
19
(19) Dгоуsеn J. G. Grundriss der Historik, 1858. Методологическая дистинкция, предложенная Дройзеном, первоначально имела форму трихотомии: философский метод, физический метод и исторический метод. Цели этих трех методов заключаются соответственно в том, чтобы узнать (erkennen), объяснить и понять. О герменевтической методологии истории Дройзена см.: Wасh J. Das Verstehen, Grundzuge einer Geschichte der hermeneutischen Theorie im 19. Jahrhundert I–III, Tubingen, 1926/33, vol. III, ch. ii.
20
(20) См.: Dilthey W. Einleitung in die Geisteswissenschaften, 1883; его же: Ideen uber eine beschreibende und zergliedernde Psychologie; его же: Die Entstehung der Hermeneutik; его же: Der Aufbau der geschichtlichen Welt in den Geisteswissenschaften. (Эти работы напечатаны в: Dilthey W. Gesammelte Schriften (I–VII). Leipzig, 1914–1927.) О герменевтике Дильтея см.: Stein A. Der Begriff des Geistes bei Dilthey. Bern, 1913. Об истории понятия "понимание" (Verstehen) вообще см.: Apel К. О. Das Verstehen (eine Problemgeschichte als begriffsgeschichte) — In: Archiv fur Begriffsgeschichte 1, 1955.
21
(21) Работой, в которой был введен термин "Geisteswissenschaft" (науки о духе), по-видимому, является немецкий перевод "Системы логики" Милля, сделанный в 1863 г. Книга VI "Системы логики" в переводе названа "Von der Logik der Geisteswissenschaften oder moralischen Wissenschaften". Благодаря Дильтею этот термин получил распространение. Ср.: Frischeisen-Kohler М. Wilhelm Dilthey als Philosoph. — "Logos" 3, 1912.
22
(22) Психологическая теория понимания и исторического знания Зиммеля изложена в его работах: Simmel G. Die Probleme der Geschichtphilosophie. Leipzig, 1892 (в рус. пер.: Проблемы философии истории. M., 1898), особенно Ch. I, и: Simmеl G. Vom Wesen des historischen Verstehens. Berlin, 1918.