В 1956 году редкую находку посчастливилось сделать и мне. Я уже рассказал вам немного о реке Айюве, на берегах которой встречаются отпечатки древних растений и их окаменелая древесина. Немного дальше начинаются слои синей глины, содержащие огромное число раковин. Там есть длинные раковины белемнитов, в народе называемых «чертовыми пальцами»; закрученные, ребристые с перламутровым блеском раковины аммонитов; пластинки раковин устриц… Мы часами рылись в глине, бродили по отмелям, осматривали каждый встречавшийся камешек, то и дело совершая новые интересные находки.

Рюкзаки скоро наполнились, и уже стало темнеть. Пора было подумать о ночлеге. Предвидя, каким тяжелым грузом окажутся наши находки, мы не взяли в это путешествие ни палаток, ни спальных мешков, ни большого запаса продуктов, а между тем августовские ночи у нас уже холодные. Но мы не унывали. Вскоре на лесной поляне горел костер, и при его свете одни ребята стали перебирать и тщательно укладывать найденные. окаменелости, а другие — отправились по грибы. Ходить далеко было не нужно. Среди чистого соснового бора, хорошо видные в сумерках, стояли ряды красноголовиков (подосиновиков). За пятнадцать минут — два ведра красных. Хватило на ужин, еще на завтрак осталось.

Потом мы убрали и затоптали остатки костра и легли спать прямо на теплой прогретой земле… Понемногу все притихли и… начались визиты местных лесных жителей.

Первыми, конечно, явились комары. Правильнее сказать, они нас вовсе не покидали, а с трогательным постоянством сопровождали во всех летних походах и днем, и ночью, и при солнце, и при дожде. К счастью, комары не любят прохлады и в холодные часы вяло летают, кусают лениво…

Затем где-то близко тревожно закричали кулики и послышался характерный посвист крыльев уток — чуть в стороне от нас прямо к реке пролетела какая-то странная, большая, беловато-серая птица. Отлетев немного, она вдруг испустила такой унылый вопль, что у нас мороз пробежал по коже. Кто-то совсем близко зашуршал прошлогодней хвоей. Я приподнял голову — две рыженькие мышки-полевки с любопытством уставились на меня бусинками глаз. Внезапно они пискнули и исчезли… Нам в лицо пахнуло холодным ветерком… Вверх взмывал филин, совершенно бесшумно махая крыльями…

Хорошо спалось на теплой золе кострища, а утром, открыв глаза, мы увидели очередных гостей. Совсем низко над нами летал черный коршун. Временами он садился на сучок и, наклонив голову набок, наблюдал — шевелимся мы или нет? Обманутый нашей неподвижностью, он снова тяжело срывался с места и проносился над нами. Скоро появился второй, потом третий. Но осторожные птицы не опускались на землю. Четвертым прилетел красноватый сокол-пустельга. Тут наше терпение истощилось — и мы начали вставать. Птицы сразу улетели прочь, крича обиженно и недовольно…

Мы спустились к реке и опять вернулись к древнему юрскому морю; ушли из современной тайги в век, который был 150 000 000 лет тому назад. И далекое прошлое, и настоящее Земли рядом для того, кто умеет читать письмена природы.

Я заметил крупную раковину, открыто лежавшую на слое синей глины, и взял ее. Хотел уже положить в мешочек, как и все, но что-то меня остановило. Странная, вообще-то говоря, раковина. Большая — сантиметров восемь в диаметре. Толстая — сантиметра четыре в толщину. С обеих сторон вмятины, какие-то гладкие площадки по краям… Я вертел в руках находку и все больше недоумевал. Внезапно в голове, словно молния, блеснула мысль — позвонок! Чей же? Конечно, рыбы. Ведь это морские отложения, и позвонок двояковогнутый, что характерно для рыб. Но какой же она была огромной! Если вспомнить, что у метровой щуки диаметр позвонка не больше одного сантиметра, то эта рыба должна быть 6–8 метров длиной! Теперь стали понятны и площадочки — не что иное, как места прикрепления ребер. Дома, когда я смог сравнить свою находку с рисунками в атласе ископаемых животных, то выяснилось, что это не рыба, а пресмыкающееся — рыбо-ящер, или ихтиозавр.

Через восемь лет, в 1964 году, мне удалось неподалеку от этого места найти еще один позвонок, но на этот раз поменьше размером и худшей сохранности. Находки костей ящеров-ихтиозавров очень редки. Вместе с нашими в европейской части СССР их всего девять.

Кости ящеров и стегоцефалов, окаменевшие раковины, отпечатки хвощей… Все эти свидетели давно ушедших эпох помогают человеку правильно представить себе, как развивалась и совершенствовалась жизнь на Земле, как возникал и менялся живой мир прошлого.

Восстанавливая по остаткам различных животных и растений картины прошлого, ученые узнают, что было на нашей Земле много миллионов лет назад. А так как в разные периоды истории планеты в морях образовывались залежи полезных ископаемых — каменных солей, гипса, известняка, нефти, — то становится понятным и практическое значение этих знаний. Находят геологи в пласте раковины брахиопод-атрип — значит, это девонский период, значит можно надеяться на встречу с нефтью и газом.

Брахиоподы — это животные, родственные червям, но имевшие раковину. В современных морях их мало, но сотни миллионов лет назад это были одни из самых распространенных животных. Причем в разное время жили разные брахиоподы. Менялись условия жизни в море — и вымирали животные, которым новые условия не подходили. Другие приспосабливались и выживали. Но при этом, естественно, изменялись: раковина становилась гладкой или ребристой, шипы и выросты увеличивались или уменьшались. Шипы и выросты на раковинах помогали животным защищаться от врагов и удерживаться на мягком иле. Как мы на снегу не проваливаемся на лыжах, так и брахиопода не тонула в иле, держась на выростах и шипах.

По тому, как изменялась величина и форма раковины и шипов, ученые могут делать вывод о том, как менялся ландшафт: становилось ли море мельче, похолодала ли вода или, может быть, стала намного солонее.

Брахиопод изучает много ученых и в нашей стране и за рубежом. В Коми АССР двадцать лет по всей республике собирала и исследовала брахиопод научный сотрудник коми филиала Академии наук Антонида Ивановна Першина. Ее большая коллекция известна во всем мире. В августе 1968 года познакомиться с ней приезжал в Сыктывкар американский ученый профессор-палеонтолог Артур Буко.

Ученые — прежде всего очень наблюдательные люди, ученые — очень терпеливы и талантливы. А что такое талант? Талант — это умение видеть. Видеть интересное и необычайное даже там, где многие ничего не увидели и не заметили. У вас, ребята, особенно острый взор. Но видели ли вы хоть раз, как начинается утро в тайге?

Очень хорош лес ранним утром. Весь он в седом мягком тумане. Роса лежит на траве. Тишина. Все больше и больше светлеет на востоке, и наконец прорывается первый веселый луч солнца. И сразу засверкает роса, алмазами вспыхнут паутинные нити, а туман начнет таять… И громче зазвучит пение птиц, вплетутся в их хор новые голоса.

Первым подает голос кулик-погоныш: около часа ночи

или чуть попозже. Июнь — месяц, когда особенно много-птичьих песен, — у нас в тайге очень светлый. День длится целых двадцать с половиной часов, и только три с половиною часа сумерки. Поэтому так рано и начинают петь птицы.

Следом за куликом-погоны-шем через три-пять минут запевают дрозд-белобровик, еще через полчаса — «чив-чив-рю, чив-рю, чить-чить-чить, чию-чирю, тири-рю», — певчий дрозд, еще минут через двадцать — «ти-ти-тю, ти-ти-тю» — запел дрозд-рябинник и откликнулся ему второй, третий… По всему лесу запели дрозды и теперь не умолкнут уже до самой полуночи. Один устанет — другой песню подхватывает, этот на добычу полетел— третий поет после сытного завтрака.

В мохнатых еловых лапах кто-то встрепенулся, завозился и коротко стрекотнул. Ну конечно, это проснулась сорока! Даже не проснулась еще, а просто встрепенулась во сне.