Тихо, беззвучно, как змея, проскользнула она по коридору, бросилась к окну и легким прыжком очутилась в саду.

Луна светила так ярко, что тени деревьев казались живыми фигурами, одетыми в черные накидки. А что, если в саду ее подстерегают злые духи? Нет, она ничего не боится! Ей все равно. И, преодолев девичью стыдливость и гордость, Гюльшан устремилась вперед.

Ветер шевелил ветви, освещенные лупой, они качались, пугая девушку. Раздался плач совы, и ночная птица пролетела над ее головой, бросая на землю огромную тень. Девушке стало страшно. Она съежилась, прильнула к дереву.

Откуда-то доносились далекие, неясные звуки. Шептались кусты. Мимо пробежал какой-то зверек. Она вздрогнула. «Куда идти? Где искать? А что, если побежать к черным розам?» Отбросив назад чадру, чтобы не мешала, Гюльшан побежала. Грудь ее бурно дышала, мысли путались. Ничего уже не соображая, она добежала до черных роз. Надира там не было. От досады Гюльшан готова была разрыдаться.

Неожиданно застучала колотушка, из-за деревьев показались два черных силуэта. Гюльшан ринулась в кусты. Люди прошли мимо, не заметив ее. «О рок мой! Это Надир с какой-то женщиной». Они остановились в нескольких шагах от нее. Горячее волнение охватило Гюльшан. Женщина положила Надиру руку на плечо, потом взяла за руки… И оба молча пошли.

«Какой жестокий урок! — бесновалась Гюльшан. — Ради такого плута я рискую жизнью, добрым именем отца? Стоит ли он моих волнений!.. Да не обманываю ли я сама себя? Люблю ли я этого дикого, безграмотного кочевника? Какая же я безумная! Люблю человека, который любит другую!.. Боже, и что только будет теперь со мною?!»

Прячась за деревьями, Гюльшан пошла за парочкой, не упуская их из поля зрения. Спотыкаясь, до крови царапала босые ноги, руки, лицо.

Чтобы приглушить готовый вырваться из груди стон, она больно укусила руку. «Несчастное существо, если не можешь за себя постоять, так уйди с пути, не мешай другим… — говорила она себе. — Ну нет, добровольно я никому не уступлю его! Но кто же это? Уж не Амаль ли? О, если это она! — Безумные, дикие мысли запылали в ее мозгу. — Она меня узнает!.. Я отравлю ее, злодейку-притворщицу».

Услышав шаги, женщина обернулась, и Гюльшан онемела. Это была Биби.

— Ханум! В такой поздний час! — в испуге воскликнула Биби.

Задыхаясь от волнения и усталости, Гюльшан бросилась к Надиру и, покрывая его лицо, руки, одежду поцелуями, залепетала:

— Убей меня или возьми в жены. За тебя я… я… на смерть пойду! Я люблю тебя!..

Не помня себя от страха, Биби оторвала девушку от сына.

— Вы с ума сошли!.. Вы… — зашептала она, дрожа от волнения. — Ой, господи, какое несчастье!.. — И, повернувшись к сыну, приказала ему уйти.

— О нет, я не отпущу его! — воскликнула Гюльшан. — Он мой! Все возможно… все мыслимо… Давайте бежим все вместе. Вот сейчас, сию минуту… Прошу вас, милая, добрая Биби, будьте милостивы. Я достану все… деньги, золото, все, что понадобится… Я отдам все свои драгоценности за вашего сына, только не отнимайте его у меня. Не отнимайте…

Биби зажала ей рот рукой. Надир повернулся и ушел.

«Вот они, барские дети! — думала Биби, прижимая к себе Гюльшан. — Не зная тяжести труда, не ведая страха за завтрашний день, за хлеб, они способны сгубить и себя и других! Подумать только, какие слова она говорит: «влюблена…», «давай убежим».

— Дочь моя, — говорила она, стараясь сдерживать охватившее ее волнение, — вы умеете читать коран и большие, хорошие книги. Вы не такая, как мы, темные, безграмотные люди. Рассудите вашим умом. Ваш отец приютил нас, он наш кормилец, дал нам работу, а вместе с нею и хлеб. Можно ли в благодарность за добро украсть у него дочь? Простят ли люди и аллах такое преступление? И как вы можете порочить честь и имя своего отца? Нет, это ужасно! Лучше покончить с жизнью, чем идти на такое страшное преступление.

— Люблю!.. Люблю его!.. — плача, твердила Гюльшан, не слушая Биби.

— Но, Гюль… он еще молод! — взмолилась Биби с рыданиями в голосе. — Ему совсем неведомо чувство любви. Он еще не знает девичьей ласки и никогда не слышал нежных слов. Разве вам такой нужен муж? Вам надо богатого, именитого молодого человека. Опомнитесь, будьте благоразумной, не губите себя, прошу вас! У меня всего один сын. Ради аллаха, пожалейте меня…

— Нет, нет Биби, не говорите мне этого, не говорите, — повторяла, всхлипывая, Гюльшан. — Я и слушать не хочу, лучше молчите!

Но разве Биби могла молчать? Вчера она всю ночь провела без сна, думая о Надире. А эту ночь решила быть с ним вместе, чтобы он не пел и не играл на флейте. А получилось еще хуже. О, какая же это страшная для Биби ночь! И что принесет ей утро?

— Пойдемте, нас могут увидеть. Пожалейте голову моего сына. Его убьют, если заметят с вами, клянусь аллахом, нам не миновать гнева хана… — в страхе шептала Биби.

— Хорошо, — вдруг согласилась Гюльшан. — Только проводите меня домой, прошу вас.

— Хоть на край света, ханум, торопитесь!

Сердце Биби разрывалось на части в тревоге за сына. Страх за последствия этой ночи жег ее сознание, и она готова рыдать, призывать на помощь всех богов. «Теперь мне все понятно, — думала она, шагая рядом с замолкшей Гюльшан. — Вот она, его Лейли! Вот кто сделал его Меджнуном! Нет, никогда, ни за что на свете не быть ей его женой. Лучше прочь из Лагмана! Скорее, скорее! Но куда же бежать? Где скрываться? О, как тесен мир для бедных людей!»

Добежав до дома, Гюльшан бросилась в свою комнату, упала на тахту и горько зарыдала. «Как посмел этот кочевник отвернуться от меня? — в ужасе спрашивала она себя. — Зачем я так унизила себя перед этим невеждой? Как я смела так безумно целовать его руки!..» Ей было стыдно.

Но это продолжалось недолго. Облик Надира встал перед ней, и она, словно милосердный судья, уже искала оправдание его поведению. «Ах, зачем я его осуждаю напрасно? Разве мог он вести себя иначе в присутствии этой властной женщины?..»

И дочь хана начала утешать себя, что после ее горячих поцелуев Надир будет думать только о ней. О, теперь-то уж она властна распоряжаться его дикой, неотесанной душой, его сердцем!

Поглощенная мыслями о Надире, Гюльшан не заметила, как давно уже взошло солнце, не слыхала шагов вошедшей матери.

— Ты проспала утренний намаз и завтракать не идешь. Уж не заболела ли?

Гюльшан вздрогнула от неожиданности. Увидев нарядно одетую мать, овладела собой и, даже не поднявшись с тахты, раздраженно буркнула:

— Ах, мама, оставьте меня в покое, мне не до молитвы!

Мать с испугом взглянула на дочь, присела рядом и хотела обнять ее. Гюльшан отшатнулась.

— Что с тобой происходит? Ты совсем сбилась с пути. Никого не признаешь: ни бога, ни отца, ни мать! — сказала она с ласковой грустью. — Может, расскажешь, что с тобой?

— Ничего я вам не расскажу, мама, — раздраженно ответила Гюльшан. — А богу я в полночь помолилась…

— В ночной сорочке? — в ужасе воскликнула мать. — Да ты просто обезумела!..

— Может быть, может быть… — быстро и зло заговорила Гюльшан. — Вот и отправьте меня в дом умалишенных. Там мне, наверное, будет легче, чем в этом доме.

— О аллах, что она говорит! — разгневалась мать. — Я отцу скажу, пусть он выдаст тебя замуж. Только замужество спасет тебя!

— Хорошо, я выйду замуж! Но только за любимого, а не за того, за кого вам вздумается выдать меня. Я сама определю свою судьбу.

Мать онемела от этих необычных для афганской девушки слов и в страшной тревоге выбежала из комнаты.

Гюльшан проводила ее презрительным взглядом.

— Хватит с меня вашего опекунства! Хочу сама любить и сама выбирать себе мужа. Сама! Сама!.. — кричала она в истерике.

Биби были знакомы чувства, способные раздавить человека, который потерял волю над собою. Хорошо знала она и жизнь с ее превратностями. Изо дня в день, двигая тяжелое колесо бытия, она свыклась с его скрипом. Знала, сколько терпения и упорства нужно для того, чтобы противостоять тяжелой доле. Жизнь никогда не была для нее сладкой. С раннего детства эта женщина много видела, испытала, выстрадала. Но любовь к мужу все скрашивала, и Биби безропотно несла бремя своего существования. Дин-Мухаммед понимал это и говорил ей: «Твоя любовь, словно ветер, гонит мой парус по жизни, не дает мне горевать, скучать и печалиться. Жить без тебя невозможно. Любовь — это бог!» А как пела, как ликовала его душа, когда родился Надир! «Лишь такая любовь, как наша, могла создать Надира! — говорил он. — Женщины, подобные тебе, украшают жизнь. Подумай сама, что было бы со мной без твоей любви! С тобой я делаюсь сильным, могущественным. Ни один хищник не посмеет преградить мне путь!»