Он допивает остатки пива до того, как парнишка успевает озвучить очередную блестящую идею, и теперь тот смотрит на Майка, не отводя взгляда. Конечно, это не сулит ничего хорошего.

— У меня болит рука, — наконец, жалуется Фицджеральд.

— Если ты пытаешься получить пиво из жалости, то тебе чертовски не повезло, — говорит Майк и не понимает, почему Фицджеральд улыбается. Пацан наполовину состоит из предсказуемого поведения подростка и наполовину из какой-то херни, которую довольно сложно идентифицировать. Это почему-то беспокоит.

***

Майк на самом деле не понимал, чего ожидать от Фицджеральда — с чего он вообще должен чего-то ожидать — но точно не то, что пацан станет его персональным гребаным бесплатным приложением. Везде и всюду: во время предматчевой речи упирается коленом, в самолете оказывается по соседству, за ужином суетится и постоянно ерзает на стуле рядом с… конечно же с Майком. Роджерс на мгновение бросает на него растерянный взгляд, а потом просто качает головой. Майк готов поспорить, что тот уже в курсе, что конкретно происходит в долбанном мозгу Фицджеральда. Пацан весь полет от Далласа до Нашвилла что-то бормочет ему на ухо, по-видимому, тот сон в полете от Альберты до Далласа оказался исключением. Где бы ни находился Майк, Фицджеральд находит себе место рядом, а Майк только закатывает глаза и позволяет ему.

Непонятно, почему парень привязался к нему. Это не какая-то чушь из серии «жалкий я, никто меня не любит» — Майк не самый популярный парень в команде, да и никогда не стремился им быть. Ему тридцать против восемнадцати Фицджеральда. Грубая сила и мастерство, да и терпение к пустой болтовне за последние пять лет упало почти до нуля.

Майк не так хорошо относится к Фицджеральду, как большинство членов команды. Не обожает его, как некоторые ветераны, будто это их гиперактивный младший брат или — в случае Роджерса — приемный сын. Не играет с ним в глупые шумные игры, как некоторые парни. Обычно Майк их избегает, чтобы не иметь дело со слишком громкой, слишком дерзкой херней, которая так свойственна молодости.

Майк не самый популярный парень, а Фицджеральд уже чертовски близок к завоеванию большей части команды. Странно, что ему, такому чертовски раздражающему, все покоряются. Опять же, то, что Майк внезапно приобрел постоянную тень, совершенно необъяснимо.

У Майка есть свои теории. Скорее всего, Лиам оглядел помещение в поисках наименее дружелюбного человека и решил, что вот эта задача кажется потруднее остальных и сосредоточил на нем все свое обаяние. И его было не мало — обаяния — хотя, когда новичок не старался, то эффект, как минимум, удваивался. Играет с большими мальчиками и пытается не отставать, скрывая с помощью бравады неуверенность, как каждый мальчишка в его возрасте. Майк занимался подобной херней больше десяти лет назад, и этот феномен никогда не менялся и, вероятно, никогда не изменится. Майк считал, что Фицджеральду надоест таскаться за ним по пятам каждый день и он начнет тусоваться с парнями, готовыми развлекать его и развлекаться с ним.

Но проходят недели, и ничего не меняется. Майк начинает задаваться вопросом, а не стоит ли за таким поведением что-то еще: поклонение герою или какой-то ошибочный способ привлечь силовика на свою сторону.

Если это так, то нужно закрыть этот вопрос раз и навсегда, но как же забавно, как Фицджеральд тянется к нему, будто магнит. Это довольно мило, как возня с милым глупым щенком. Майк позволяет Фицджеральду болтать ему на ухо о том, что привлекло внимание, забавляясь энтузиазмом, который Лиам по поводу всего еще испытывает: пацан осматривает достопримечательности в каждом городе, в который они приезжают, говорит о том, как здорово летать частным самолетом, широко раскрывает глаза каждый раз, когда выходит на лед на разминку. Все, что связано с игрой, волнует его, и даже, черт возьми, однообразные обеды.

Он как надоедливый младший брат. Майк много раз слышал подобное описание от ветеранов, тех самых ветеранов, которые прячут Фицджеральда под свое крыло, будто тот нуждается в защите. У Майка есть собственный младший брат. Только Том ни хрена не похож на Лиама, особенно когда в гиперактивном порыве его язык двигается с космической скоростью, бормоча сущую ерунду, от которой Майк по большей части отключается. Надоедливый младший братец должен быть похож на старшего.

Но в отличие от Тома, Лиам еще и — Майк чертовски не любит это признавать — смазливый. Майк ненавидит смазливость новичка, и что тот знает свое очарование, и когда чего-то хочет, то включает улыбку во все тридцать два зуба и широко раскрывает щенячьи глаза. И более того, Майка бесит, что он вообще не думает о Фицджеральде, как о надоедливом младшем брате. Чем больше парень делает себя неотъемлемой частью Майка, тем больше Майк его хочет. Хочет этого неуклюжего юношу, который не может сдерживать свои порывы энтузиазма и дерзости. Особенно хочет, когда тот смущается, будто понимает, насколько может быть утомительным.

Дело в том, что пацан совсем не во вкусе Майка. Он предпочитает партнеров, которые не так невинны и наивны: крупных мужчин и далеких от хрупкости женщин. Только вот культ поклонения Фицджеральда располагает к себе, и так трудно избавиться от желания вытряхнуть часть этой невинности. Майк понимает, что он ужасен, потому что все, что хочет сделать, это уложить Лиама на кровать и заставить его, твою мать, кричать.

Майк никогда не утверждал, что он хороший человек — черт, он даже не стал бы утверждать, что порядочный — но именно полет домой после долгого путешествия заставляет его чувствовать себя хреново.

Фицджеральд, как обычно, усаживается рядом с Майком. Он, как всегда, болтает без умолку, поэтому нет ни малейшей надежды, что получится игнорировать пацана. Приходится на этот раз оставить книгу в сумке. Майк на самом деле не обращает внимания на то, что говорит Фицджеральд, просто слушает поток сознания — что-то о прежней команде юниоров — и наблюдает. Наблюдает, как двигаются руки, как выразительно льются слова, когда рот парня открывается.

Майк ловит себя на том, что замечает три веснушки на горле, что логотип «Ойлерз» на футболке, слишком туго обтягивающей грудь (Лиам будто набрал мышечную массу с тех пор, как получил форму), маленькую красную царапину на подбородке. Наверное, порезался, когда брился. Майк искренне удивляется, что этому пацану нужно бриться.

У Фицджеральда на бедре кровоподтек, серьезный и уродливый. Он жаловался на него всем, кто готов был слушать, а когда слишком увлекался, то вел себя странно: ударял по подлокотнику, делал резкий болезненный вдох и внезапно замолкал. И в такой момент Майку хочется положить пальцы на этот синяк и давить до тех пор, пока Фицджеральд не сможет более молчать и снова станет громким.

Так что да, долбанный Майк не очень хороший человек.

— Ты в порядке? — наконец, спрашивает Майк.

— Все хорошо, — реагирует Фицджеральд, и его улыбка похожа на гребаное солнце.

***

Майк не понимает, обладает ли Фицджеральд экстрасенсорными способностями или просто становится глупее от наглости, потому что как раз в тот момент, когда Майк понимает, что хочет отдохнуть от пацана, тот начинает с ним флиртовать. Поначалу получается игнорировать — так же легко, как в самом начале появления Фицджеральда, когда новичок вцепился в него, пока не начал следовать за ним повсюду, за что команда начала называть его «утенком Майка».

Черт побери, если это не новое наступление Фицджеральда. Пацан садится все ближе и ближе, и, если продолжится в том же духе, команда переименует его «ручную собачонку Майка». Большую часть времени они кучка невнимательных идиотов. Но тот факт, что Фицджеральд постоянно вторгается в личное пространство Майка, будет замечен. Нужно честно прекратить это, отвести Лиама в сторону и сказать, чтобы перестал садиться так близко; что Майку нравится личное пространство, и он хочет, чтобы его не нарушали.

Он не знает, почему просто не может потребовать отвалить нахрен. Хотелось бы думать, что это потому, что Фицджеральд безвреден, но уверен, что это даже близко не причина.

Первый признак опасности — это крутящийся вокруг Майка Фицджеральд, хотя может быть это преувеличение. Соприкосновение коленей, касание рук, ничего особенного (вероятно, просто размытое ощущение личного пространства), так Фицджеральд сидит со всеми остальными. Ничего особенного, только Майк ему позволяет. Вот в чем, черт возьми, проблема.

Но потом, через некоторое время после того, как Майк замечает некую близость, Фицджеральд начинает разговаривать с ним с осоловевшим взглядом на лице, сладко-тягуче вместо перевозбужденного темпа, в котором обычно преуспевает. Через пару дней Майк ловит себя на том, что смутно беспокоится, что Фицджеральд попросту изматывает себя. Жесткий график, раскованные игры. Когда добираешься до профессионального уровня, проходишь через экстремальную адаптацию.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает Майк, когда парень кажется особенно поникшим.

— Прекрасно, а что?

— Не знаю, — отвечает Майк, — ты заболел или типа того?

— Нет, — говорит Фицджеральд, сильно хмурясь и опять погружается в подростковое угрюмое настроении, оставляя Майка в замешательстве до конца долбанного дня, пока он не соберет все воедино.

Майк не дурак, и Фицджеральд не лиса: он пытался строить глазки полного желания взглядом. У Лиама явно есть какой-то нелепый план соблазнения, и он использует его на Майке. И черт, честно говоря, непонятно почему этот сопляк тренируется искусству неуклюжего соблазнения именно на нем.

Из всех людей, с которыми можно флиртовать в «Ойлерз», Майк наихудший выбор. Черт, даже женатые парни, вероятно, были бы лучшей ставкой. Майк иногда трахает парней, но не рассказывает об этом на каждом углу, да и его внешний вид должен был сразу отпугнуть Фицджеральда. Он на двадцать сантиметров выше и, наверное, на добрых тридцать килограммов тяжелее. Майк зарабатывает на жизнь тем, что выбивает из людей дух. И вот перед нами — Лиам Фицджеральд, флиртующий с ним, будто это хорошая идея.