Она пришпорила своего коня и понеслась вперед.

Что значила сцена с поцелуем, Грэм так и не понял. То ли это был каприз избалованной девчонки, которой захотелось острых ощущений и которая, заметив у мужчины интерес к своей персоне, решила использовать его, то ли… то ли это был прорыв каких-то чувств. Сказать было трудно, поскольку последующие дни Ванда вела себя так, словно ничего и не произошло. К Грэму она больше не приближалась, ехала бок о бок с Корделией и беспрерывно о чем-то с ней шушукалась, причем тихие беседы перемежались еще более тихими смешками.

Грэму же было не до смеха. Если раньше его изводила тоска, то поцелуй пробудил яростный огонь, который пожирал его изнутри. Если целью Ванды было обострить его чувства, она этого добилась в полной мере. Что теперь делать, Грэм не знал, но поклялся себе, что не дотронется более до Ванды и пальцем, даже под угрозой смерти. Главная трудность, состояла в том, чтобы она тоже не дотрагивалась до него…

На четвертый день путешествия по руслу Серебряной, компания достигла, наконец, места, где река заметно сужалась. Течение тут оказалось сильнее, у моста, но зато до противоположного берега было рукой подать. Правда, чтобы перейти реку, нужно было для начала спуститься в довольно глубокий овраг.

Компания расположилась на берегу, намереваясь пересечь реку до темноты.

— Как бы тут наши лошади ноги себе не переломали, — озабоченно сказал Оге, подойдя к краю оврага и заглядывая вниз, для надежности ухватившись за ветки росшего рядом куста.

— Постараемся, чтобы этого не случилось, — отозвался Грэм и тоже глянул вниз. Склоны оврага, заросшие кустарником, казались довольно крутыми, но спустится по ним можно было без потерь, если соблюдать осторожность. — Я сойду вниз, посмотрю, что там и как.

Не дожидаясь одобрения или возражений, Грэм стал осторожно спускаться вниз. Глинистый склон оказался скользим, хотя в последние дни дожди и не шли, и несколько раз Грэм проехался, как с горки, цепляя каблуками по земле и оставляя за собой две глубокие рытвины. Последние несколько футов он съехал, с трудом удерживая равновесие. Оказавшись внизу, он глянул на склон и подумал, что подниматься будет гораздо тяжелее, чем спускаться.

Серебряная в овраге притворялась горной речкой, весело прыгая по камням. Грэм обрадовался: при надлежащей ловкости по этим камням можно будет перейти на другой берег. Правда, он сильно сомневался, что их кони смогут — и захотят — прыгать по этим каменюкам, поэтому дно стоило проверить. Сев, он стянул высокие сапоги и подвернул штаны выше колен.

Течение оказалось довольно сильным, но не настолько, чтобы сбивать с ног. Вода местами доходила до колен, и все бы ничего, если бы не скользкая поверхность камней с острыми выступами. По ним особенно не попрыгаешь, подумал Грэм с досадой, особенно босиком. Впрочем, будь он один и без коня, он, пожалуй, и рискнул бы. Но вот акробатические способности спутников вызывали у него серьезные сомнения.

Вернувшись на берег, Грэм отыскал довольно длинную палку и отправился мерить глубину между камнями. Кое-где вода доходила до пояса. Более глубоких мест не нашлось. Можно было попробовать перебраться.

Выбираться наверх Грэм даже не стал и пытаться, рассудив, что дело это безнадежное, если только не применять веревки в качестве тросов. Он крикнул снизу спутникам, чтобы они спускались к нему, выразив заодно надежду, что вчетвером они сумеют свести лошадей без его помощи. Оге в ответ произнес длинную речь, смысл которой сводился к тому, что Грэм — тунеядец и нашел удобную причину, улизнув от неприятной и трудной работы. Грэм только усмехнулся и велел поторапливаться, посетовав, что не может дать пинка для ускорения. В ответ на такое хамство он услышал дружный смех и получил еще негодующий взгляд Ива.

Спуск лошадей оказался занятием в высшей степени экстремальным, как Грэм и предполагал. Оге и Ив порядком измучились, пока свели вниз всех пятерых коняшек, да и Грэм, который помогал им по мере сил, тоже валился с ног к концу этой операции, и перемазался в грязи с ног до головы. Оге едва не придавила лошадь Грэма, которая оскользнулась на глине и несколько футов проехала вниз; при этом медеец, вцепившийся в ее уздечку, едва удержался на ногах. Но через пару часов все пятеро лошадей, встревожено всхрапывая, стояли внизу в овраге, стреноженные, с намотанными на ветви кустов поводьями. Настал черед девчонок, но с ними было гораздо проще. Требовалось только подстраховать их и подхватить внизу, чтобы они случайно с разгону не кувырнулись и не сломали себе что-нибудь. Помня данное себе обещание не притрагиваться больше к Ванде, Грэм предоставил ловить девушку Иву, а сам занялся ее подругой, которая оказалась легкой, как перышко.

Спустившись, устроили небольшой привал. Нужно было отдышаться и смыть с себя грязь. Медейцы пристроились у берега, Грэм же по камням залез на середину реки и только там, повернувшись к спутникам спиной, стянул рубаху и начал отмываться. Скоро он почувствовал, что спину ему сверлит чей-то пристальный взгляд. Он обернулся и увидел Ванду, которая не сводила с него глаз. Это еще что такое, смутился Грэм, она что, любуется мной? Еще чего не хватало. Он отвернулся, ничего не сказав, а краем глаза заметил, что так же пристально, как Ванда на него, на нее саму смотрит Ив, мрачно сдвинув черные брови.

Когда все отмылись, немного отдохнули и перекусили, до темноты оставалось еще порядочно времени. Решили переправляться через реку, не медля, хотя спуск утомил всех, и все предпочли бы отдохнуть. И обсохнуть, кстати говоря. Грэм и Ив до сих пор напоминали русалок в мужском варианте со своими мокрыми длинными волосами. Грэм, ругаясь под нос, собрал мокрые волосы в косу; Ив, покосившись на него, поколебался, но все же просто перехватил их шнурком, завязав в хвост.

Переправа заняла не очень много времени и прошла благополучно, если не считать того, что безалаберный Оге умудрился порезать ногу, неосторожно наступив на острый выступ. Коней вели в поводу, осторожно выбирая место для следующего шага. Все спокойно, хотя и довольно медленно, перебрались на касотский берег, и только Оге вылез из воды, буквально истекая кровью. Впрочем, порез оказался не слишком глубоким, и Грэм, осмотрев его, сообщил, что рана скоро заживет.

— Откуда такие познания в медицине? — едко осведомился Ив.

Грэм пожал плечами.

— Или тебя столько резали на куски, что ты порядочно напрактиковался пришивать эти куски обратно? — продолжал Ив. — Я имею в виду — помимо отрезания кусков от других…

— Кстати! — вдруг вспомнил о чем-то Оге и повернулся к Грэму. — Чем у тебя так рассажен бок?

Оставлялось только удивляться глазастости Оге, который с приличного расстояния умудрился рассмотреть шрам.

— Где? — прикинулся дурачком Грэм.

— Вот здесь, — показал на себе Оге. — Чем это тебя так?

— Вилами.

— Вилами?! — разинул рот Оге. Девушки уставились на Грэма круглыми глазами, и даже Ив посмотрел на него с легкой заинтересованностью. — И ты жив? После протыкания тебя вилами?

— Как видишь.

— Поганая работа, — скривился Ив. — Работал дилетант, факт. Не иначе как папаша какой-нибудь крестьянской девахи застукал тебя с ней на сеновале.

— Слушайте, о чем мы говорим?! — быстро переменил тему Грэм. — Мы же на касотской территории, так, может, хватит болтать о ерунде? Давайте, наконец, по седлам и поехали отсюда!

— И правда, — как-то мрачно сказала Ванда и вскочила в седло. — Поехали, в самом деле. И держите ушки на макушке — мы теперь в стане врага. Забудьте поэтому, что мы — медейцы и давайте перейдем на всеобщий. Всем ясно?

Часть 2

Оказавшись на касотской стороне Серебряной, медейцы заметно повеселели. И, по мнению Грэма, совершенно зря. Предстоящее путешествие вовсе не казалось ему увесе-лительной прогулкой.

Новые трудности всплыли тем же вечером. По прикидкам Корделии, запасов еды оставалось на три — четыре дня, при условии сильного сокращения порций, что лично Оге ввергало в бесконечную тоску. Медейцы устроили импровизированный совет, чтобы со-образить, каким образом решить возникшую проблему. Дельных мыслей на этот счет пока ни у кого не имелось. У Грэма же родилось несколько вариантов, правда, все они были в той или иной мере незаконными, и он до поры, до времени решил не выносить их на все-общее рассмотрение.