Но хотя все эти впечатления, аффекты и настроения, то есть такие элементы религии, как отблеск света на камнях, - ведь и камни почитаются, жуткость ночи, темнота и тишина леса, глубина и неизмеримость моря, бросающиеся в глаза своеобразие и причудливость, миловидность и устрашающий облик животных, - хотя все они являются при объяснении и понимании религии величинами, принимаемыми в расчет и соображение, все же человек еще не находится здесь на почве истории, он пребывает в состоянии детства, как и отдельный человек не является еще историческим лицом, хотя он и делается таковым впоследствии, когда он без разбора, без критики дает господствовать над собой впечатлениям и аффектам, от которых только и заимствует своих богов. Такие боги - только падающие звезды, метеоры религии. Лишь тогда, когда человек начинает обращаться к таким свойствам предметов, которые постоянно, длительно напоминают человеку об его зависимости от природы, которые непрестанно чувствительным образом дают ему ощутить, что он без природы ничего не может, что он ничто, когда он эти свойства делает предметом своего почитания, лишь тогда возвышается он до настоящей, постоянной, исторической религии со сформированным культом. Так, например, солнце является лишь там предметом настоящего культа, где оно почитается не ради своего блеска, своего сияния, одного только своего поражающего глаз существа, но где оно почитается, как высший принцип земледелия, как мера времени, как причина естественного и гражданского порядка, как очевидная, бесспорная основа человеческой жизни, короче говоря, где оно почитается ради его необходимости, его благотворности (4). Лишь там, где культурно-исторический элемент в предмете вступает в поле зрения человека, лишь там и религия, или одна из ее ветвей, составляет характерный исторический момент, объект, интересующий исследователя истории и религии. Это относится и к культу животных. Хотя в религии почитание охватывает также и животных, безразличных с точки зрения культурно-исторической, тем не менее почитание культурно-исторических животных есть все же та характерная, та разумная сторона в ней, которую надлежит отметить; причина, почему почитаются другие животные, почему вообще почитаются предметы и свойства, не обусловливающие и не обосновывающие существования человека и его человеческих черт, находится, как было уже отмечено, также не вне пределов культа предметов, достойных почитания по соображениям гуманности. Предметы природы, которые наиболее необходимы, наиболее важны, наиболее оказывают влияние, наиболее вызывают в человеке чувство зависимости от них, имеют также все свойства, которые действуют сильнейшим образом на зрение и на душевное состояние и вызывают изумление, преклонение и все другие подобного же рода аффекты и настроения. "Приветствуем тебя, - говорится поэтому в "Феноменах" Арата в обращении к Зевсу, к богу, к причине небесных явлений, приветствуем тебя, отец, ты - великое чудо (то есть великое существо, вызывающее изумление и поклонение), ты-великое утешение людей". Мы имеем таким образом в одном и том же предмете соединенными обе только что указанные черты. Но предметом религии, предметом культа является не thauma, чудо, a oneiar, утешение, защита, то есть не существо, поскольку оно есть предмет удивления, а существо, составляющее предмет страха и надежды;

оно является предметом культа не за свои качества, вызывающие удивление и изумление, а за свои качества, обосновывающие и сохраняющие человеческое существование и возбуждающие чувство зависимости.

То же самое применимо и к культу животных, сколько бы богов-животных ни было обязано своим существованием thauma, лишенному критики глазению, бессмысленному удивлению, не знающему границ произволу религиозных предрассудков. Мы не должны поэтому удивляться и стыдиться, что человек почитал животных, ибо человек любил и почитал в них только себя самого; он по крайней мере там, где культ животных представляет собой культурно-историческое явление, - почитал животных только за их услуги перед человечеством, а стало быть, перед ним самим, не из животных, а из гуманных побуждений.

Что человек, почитая животных, почитает себя, тому пример мы имеем в том, как человек в настоящее время еще расценивает животных. Охотник ценит только животных, пригодных для охоты, крестьянин - нужных для земледелия, то есть охотник ценит в животном процесс охоты, составляющий его собственное существо, крестьянин - только хозяйство, являющееся его собственной душой и практическим божеством. Поэтому и в культе животных мы имеем доказательство и пример того утверждения, что в религии человек опредмечивает лишь собственное существо. Сколь различны люди, сколь различны их потребности, сколь различна их существенная, характеризующая их точка зрения, столь же различны - по крайней мере у народов, принадлежащих к истории культуры животные, которых они главным образом почитают, так что по качеству животных, которые служили предметом почитания, можно судить и о самом качестве людей, их почитавших. Так, собака, замечает Роде в своем сочинении "Священная сага и вся религиозная система древних бактрийцев, мидян и парсов или зендского народа", "была для парсов, живших сначала одним только скотоводством, важнейшей опорой в борьбе против звериного ариманского мира, то есть против волков и других хищных животных, поэтому наказывался смертью тот, кто убивал пригодную собаку или беременную суку. Египтянину не нужно было бояться при обработке своей земли ни волков, ни других хищных зверей. Крысы и мыши, вредившие ему, были орудиями Тифона, поэтому кошка исполняла у него ту роль, которая возложена была на собаку у зендского народа". Но не только культурную практику народа, а и его теоретическое существо, его духовную точку зрения вообще объективирует нам культ животных - естественный культ вообще; ибо там, где человек почитает животных и растения, там он еще не человек, подобный нам, там он отождествляет себя с животными и растениями, там они для него частью человеческие, частью сверхчеловеческие существа. Так, например, в "Зенд-Авесте" собака подчинена законам наравне с человеком. "Если собака укусит домашнее животное или человека, то для первого раза ей отрезают правое ухо, для второго - левое, для третьего правую ногу, для четвертого - левую, для пятого - хвост". Так, троглодиты, согласно Диодору, называли быка и корову, барана и овцу отцом и матерью, потому что они постоянно получали свою ежедневную пищу от них, а не от своих кровных родителей. Так, индейцы в Гватемале, по сообщению Мейнерса, верят, подобно африканским неграм, что жизнь каждого человека неразрывно связана с жизнью определенного животного и что если братское животное будет убито, то и человек должен умереть. Так, и Сакунтала говорит цветам: "Я чувствую к этим растениям любовь сестры". Прекрасный пример отличия человеческого существа, стоящего на точке зрения восточного почитания природы, от человеческого существа, имеющего нашу точку зрения, дает нам анекдот, рассказанный В. Джонсом, что, когда однажды у него лежал на столе цветок лотоса для исследования, пришел к нему чужеземец из Непала, и как только он увидал цветок, он благоговейно пал ниц. Какая разница между человеком, набожно падающим ниц перед цветком, и человеком, смотрящим на цветок только с точки зрения ботаники!