С трибуны 1-го съезда Гребнев призвал партию стать партией штурмовиков. Выступал он после екатеринбургского лидера Волкова, и потому оппонировал ему. Волковский стиль коллоквиумов на темы традиционализма или евразийства раздражал бывшего рабочего фабрики пластмасс. (Вместе с братом Серёгой они там выливали из пластика ведра, совки и всякую подсобную утварь.) «Мы не собираемся годами сидеть на задницах и изучать книгу «Хлыст», как к тому призывает недавно отколовшийся от нас учёный Александр Гельевич Дугин. Каждый региональный лидер должен стать командиром и превратить своих ребят-очкариков в отряд штурмовиков. Или набрать других ребят!» Гребнев косо усмехнулся. За ним числились исключения из партии некоторого количества старых питерских партийцев. В большинстве случаев, я думаю, он был прав, люди не работали и были бесполезны. Но то, что он вытеснил в конечном счете из партии старых партийцев-интеллектуалов, это тоже верно. И это было плохо. Потому что здоровой партии нужны все, пригождаются и штурмовики и интеллектуалы. Удаляя людей, отказывающихся подчиниться «штурмовизму», Гребнев невольно уничтожил потенциальную оппозицию.

Гребневу и его яростной речи хлопали. Даже Волков, сидевший в президиуме. Однако и «курс Гребнева» и «курс Волкова» партии не подходил. Штурмовики уже вызывали меньше ажиотажа в Питере, хотя бесспорно были самой заметной политической группой. Волков же, хотя и не ушел с Дугиным, на самом деле принадлежал к предыдущему поколению партийца-нацбола: резонёра и книжника. Время пикейных жилетов в партии кончилось. А время штурмовиков? 1998 год в России не позволял развиться «штурмовизму» — слишком сильны у нас традиционно милиция и спецслужбы. Впрочем, в дни 1-го съезда выбор будущей тактики не стоял ещё так остро. Мы ведь готовили документы для регистрации партии. Мы не исключали для себя возможности участия в легальной политической борьбе. Именно на борьбу мы нацеливались.

По окончании первого дня съезда я отправился к себе домой. Пригласил нескольких партийцев, оказавшихся рядом, выпить, рано отправил их домой и рано лег спать. Локотков исполнял в эти дни роль главного коменданта Бункера, он же сдавал кинотеатр, выпроваживая оттуда последних засидевшихся делегатов, потому меня охраняли в тот вечер другие лица.

Инцидент случился на съезде только один. 2 октября около шести утра мне позвонил дежурный по N-скому отделению милиции и сообщил, что у него находятся Гребнев Андрей и еще трое, две из них — девушки, и попросил чтобы я приехал. Я позвонил Фёдорову, и Фёдоров с Ермаковым отправились в отделение и забрали оттуда всю компанию. Не так уж он был и не прав в этой именно истории, Андрей Гребнев. На нашу голову директор общежития приняла множество командированных и потеснила наших из части отведённых им комнат. Наши догадались уплотниться и расположились в комнатах партийных товарищей на полу. Неистовый Гребнев вступил в интенсивную полемику с администрацией, только и всего. Администрация вызвала милицию. Я был страшно зол и намеревался отправить Гребнева в Питер немедленно после освобождения. Однако отступил от своего намерения, когда получил полный рапорт Фёдорова по телефону и поговорил с главным штурмовиком.

Во второй день съезда продолжили выступать лидеры регионалок и представители дружественных организаций. Из двух имеющихся гимнов, записанных для нас композитором товарищем Николаем, делегаты выбрали один, тот, что длиннее и где больше меди. Был заслушан также марш НБП, написанный для нас Дмитрием Шостаковичем, внуком известного композитора. Марш вызвал бурный восторг зала. Впоследствии газеты охотно писали о Дмитрии Шостаковиче, авторе гимна НБП.

Я торжественно закрыл съезд. К вечеру все делегаты, кто не уехал, должны были собраться в сквере у МИДа и пройти вместе с союзниками по Фронту трудового народа, армии и молодёжи вдоль набережной к Белому Дому, где у бывшего здания СЭВ должен был состояться митинг памяти событий 1993 года.

Закрывая съезд, я собрал лидеров региональных организаций и около полутора часов промывал им мозги. Мы уточняли методы работы, способы и периодичность связи и многое другое. Лидеры были все с различным политическим опытом, от нуля до четырех лет. Лидеры одиннадцати новых организаций задавали, конечно, больше вопросов. Но и испытанные партийцы имели что спросить. Большинство региональных лидеров приезжали в Москву, или я ездил к ним, однако были и такие, кто видел вождя впервые. Спокойные или нервные, быстрые или задумчивые, ребята эти все привезли вопросы. Я терпеливо отвечал, понимая, что даже если бы мы засели на двадцать дней, а не на два, нам не хватило бы и двадцати. Только несколько делегатов были старше 40 лет. А именно: Владислав Аксёнов из Нижнего Новгорода (вскоре против него взбунтуются его молодые нацболы и уберут его), Геннадий Фёдоров из Ярославля (лидерствует и поныне), бывший элдэпээровец Галиев — лидер Кемеровской области, Астраханскую областную организацию возглавлял пожилой учитель, но вместо него приехал 35-летний Алексеев. Вот и всё. Весь остальной контингент лидеров был молод. Я? Отцов-основателей не выбирают. Какого возраста есть, такого и берут.

В узком кругу лидеров я расширил исключительно для их внутреннего пользования информацию о расколе в Московской организации в апреле текущего года. Я рассказал о расколе уже в первый день съезда, поясняя ребятам Гребнева ситуацию с Александром Гельевичем Дугиным. Но рассказал вкратце, всячески избегая отрицательной оценки личности Дугина. Я хотел, чтобы он остался отцом-основателем НБП, не желая подвергать несправедливой ревизии его образ, потому что так было лучше для самой партии. «Чтоб не затирать потом лиц на фотографиях и не подвергать цензурированию партийные архивы», — смеялся я. Однако региональным лидерам полагалось знать больше. Многие из них видели бурную антинационал-большевистскую полемику, развитую «Гельичем» в Интернете. Я объяснил ребятам, что у Дугина оказался скверный и склочный характер. Что он злорадствовал по поводу раскола московской организации, что он интриговал против партии. Что радовался тому, что с ним ушли, как он считал, лучшие партийцы. Что впоследствии он пытался оторвать от НБП региональные организации…

«Мы припомним ему всё это в Ночь Длинных Ножей, Эдуард Вениаминович», — сказали из заднего ряда. «А почему нельзя было слить всю эту информацию в «Лимонку»?» — спросили меня. «Взвесив «за» и «против», зная, как, прибывая в провинцию, московская муха становится слоном, мы решили не обнародовать раскол. Решили, что такая информация может внезапно поделить партию на две части: на тех, кто за Лимонова, и на тех, кто за Дугина, в то время как конфликт произошёл по причинам куда более важным, чем отношение партии к этим двум личностям. Потому мы решили скрыть от партии конфликт. Вину беру на себя и считаю, что мы поступили правильно. Сгоряча все вы могли бы поделиться и сегодня мы имели бы НБП(Л) и НБП(Д) или же несколько НБП по подобию многочисленных Трудовых Россий». Руководители региональных организаций согласились, что в данном случае умолчание было правильной тактикой.

Вечером я дал по очереди вести колонну национал-большевиков Гребневу и Маузеру. Было нас много, выглядели мы браво, и многочисленные отряды милиции, конвоирующие нас, глядели на нас угрюмо. И кричали мы громко. На эстакаду у мэрии, как бывало в прежние годы, нас и наших союзников не пустили. Пришлось выступать внизу, у гаражей, подставив небольшую трибуну и подкатив в качестве заднего фона грузовичок «Трудовой России».

После митинга я простился с теми делегатами, кто отправлялся на вокзалы. Предостерёг тех, кто собирался отправиться к стадиону на всенощную службу в память погибших здесь 5 лет назад. Предостерёг от излишеств как в потреблении алкоголя, так и в общении. «С каждым годом здесь отираются в эти дни всё больше пустых и никчёмных людей, не имеющих к защите Белого Дома никакого отношения. Будьте бдительны». И с сознанием выполненного долга отправился спать. В сопровождении Насти и охранника Локоткова. Разумеется, были и недовольные, всегда есть люди, пылко желающие, чтобы праздник длился и не прекращался. В этот раз недовольны были питерцы. Я же был очень доволен. Вся эта орава без особенных эксцессов сумела принять важные решения, пообщалась, убедилась, как нас много и как мы сильны. В чём и состоит задача съездов политических партий.