Патруль? Возможно. Вероятно, связисты проверяют линию связи.

Все, что произошло затем, не заняло и минуты. Рухнул со скалы снег. Лавина катилась на Кононова. Старшина успел отступить за ствол дерева. Заметил в снегу мелькание чего-то темного. Это темное подкатилось к Кононову, вскочило. Перед разведчиком оказался солдат. Всего миг солдат смотрел на Кононова. Успел вскинуть карабин. Выстрелить ему, однако, не удалось. Кононов выхватил нож, бросил его в солдата.

— Отто! Отто! — неслось сверху.

Кононов затих. Он понял: не дозвавшись своего товарища, те, сверху, обогнут скалу, спустятся, придут сюда.

Скрываться?

Но тогда его откроют сразу же.

Убрать и этих?

Другого выхода не было. Пока хватятся, найдут, пройдет время. Судя по голосам, наверху осталось двое. Кононов выбрал чащу погуще, спрятался. В конце концов на его стороне неожиданность. Убрать солдат решил без шума. На всякий случай приготовил пистолет.

Ждал недолго. Оба лыжника шли след в след. Кононов пропустил их, бесшумно вышел из чащи, пристроился к идущим. Рывок, и вот она, спина…

— Хох! — резко выдохнул фашист и стал оседать.

Тот, что шел первым, резко обернулся. Увидел, все понял. Растерялся. Стал стаскивать карабин, висевший на спине. Согнулся, чтобы было удобнее. Разогнуться не успел…

То, о чем не знал

Кононов

Именно в тот день патруль береговой охраны обнаружил следы на побережье. Следы вели в глубь материка, терялись в болотах. Начался поиск. В поиске приняли участие служба безопасности, группы полевой жандармерии. Блокировались болота. Была установлена постоянная слежка за эфиром. По следу Кононова пустили лыжников и собак. В незамерзших болотах след Кононова обрывался. Пройти такие болота могли лишь специально подготовленные люди, и преследователи останавливались, не решаясь углубляться дальше. Но и в этом случае территория исследовалась, следы находились. Начиналась погоня.

О том, что он обнаружен, Кононов понял к концу следующего, после неожиданной встречи со связистами, дня. Над ним зависла «рама». Немецкий летчик не мог видеть Кононова, разведчик скрылся в ельнике, едва заслышав гул самолета. Но следы Кононова летчик, по всей вероятности, разглядел. Он кружил точно над тем местом, где шел, где спрятался старшина. Верная примета.

Вспомнился Звягин, его советы. «Если тебя все-таки обнаружили, — учил старшина, — сделай невозможное, оторвись».

Каким образом?

Думай, думай!

До моря, до места встречи с группой прикрытия оставалось двенадцать километров. Десять из них — болотом, два — по каменной гряде до кромки океана. Но это… Если не выходить к мосту. До него оставалось восемь километров. Туда и обратно шестнадцать. И еще двенадцать до океана. Арифметика… «Наши авиаторы не единожды бомбили этот проклятый мост, — говорил полковник Денисов. — Есть данные фоторазведки. По всему выходит, от моста и опор не осталось. Эшелоны тем не менее идут. В чем там закавыка? Обманывает нас фашист…» Шестнадцать и двенадцать… Положение критическое. Те разведданные, которые он уже добыл, потратив на это почти две недели, многое значат для фронта, их уже можно передать по рации, но мост! Как быть с мостом?

Прежде всего не паниковать. Есть рация. Есть кроме того неизрасходованный боезапас. Боезапас… Гранаты и патроны… И карта района… И топи, в которых освоился.

Подумав, взвесив многие «за» и «против», Кононов решил дать бой преследователям. Не совсем обычный, свой особенный бой. Он сделает все возможное, оторвется от противника. Ведь фашисты пойдут по его следу. В болотах нет выбора. Шаг в сторону, и засосет трясина. Это понимают и преследователи. Раз так, значит, надо готовить «сюрпризы».

Гранату «лимонку» Кононов закрепил в рогатке кустарника рядом со своим следом. Чеку почти вытащил. Оставил самый копчик, удерживающий боек. Бечеву от чеки протянул через лыжню, припорошив ее снегом. Изменил направление движения. Теперь он шел к океану. Через двести — триста метров оставлял за собой натянутые через лыжню бечевки, но без гранат. Исходил из того, что, подорвавшись, преследователи станут более внимательны, каждый раз бечева их остановит. Когда же их бдительность притупится, когда они устанут от пустых поисков зарядов, тогда-то и сработает еще один «сюрприз».

Установить вторую гранату без бечевы оказалось сложнее. Чеку на этот раз удерживала едва заметная веточка, которых росло здесь множество. Они выглядывали по всему следу Кононова. Он всего лишь воткнул в снег еще одну такую веточку. Еще через интервал приспособил третью гранату, но уже в кроне ели, которую преследователи никак не могли миновать. Только после этого вновь сменил направление, пошел к реке, к мосту.

За спиной раздался взрыв. «Сюрприз» сработал. Кононов огляделся. Темнело. Дальше они не пойдут, решил он, можно отдохнуть. С этим он и выбрал чащу погуще, забрался в снег. Открыл первую с начала перехода банку, поужинал консервами. Заснул.

Весь следующий день разведчик шел. Обратил внимание на одну странность. Во второй половине дня, после того как до слуха донеслось два взрыва оставленных им гранат, в воздухе перестала кружить «рама». В чем дело? Начинался какой-то новый маневр. Что задумали гитлеровцы?

То, о чем не знал

Кононов

Командир группы лыжников подвижного отряда зондеркоманды «Зет-7» лейтенант Хайндрих Гертц докладывал начальнику тылового района «Норд-4а» полковнику Бергарду Кляйну: «…В результате потерь дальнейший поиск русского разведчика значительно осложнился. Непонятным образом минированы не только лыжня, но и не тронутое пространство вокруг, а также кроны деревьев. Мы вынуждены исследовать каждый сантиметр пути, тем не менее имеем троих убитых и четверых раненых…» Лейтенант Хайндрих Гертц просил усилить группу квалифицированными саперами.

Полковник Кляйн принял другое решение. Группу Гертца он отозвал. Приказал прекратить слежку за русским разведчиком с воздуха. По следу Кононова Кляйн послал следопыта, специалиста по Северу фельдфебеля Эгона Шилке. Отныне только Шилке скрытно должен был продвигаться в видимости следов русского, постоянно докладывать о его маршруте…

Кононов насторожился. Появилось чувство близкой опасности. Будто зашел он в темную комнату, ощутил, что кто-то затаился рядом, ждет следующего его шага. Это чувство было сродни ощущению надвигающейся бури в лесу, когда вдруг замолкают птицы. «Чуешь, какая тишина свалилась на лес? — спрашивал в такие минуты Семушкин и объяснял. — Быть урагану». Подводил Володю к стволу осины, заставлял приложиться ухом к шершавой ее коре. Спрашивал, слышит ли что Володя. Володя и впрямь слышал то ли свист, то ли едва различимый гул. Кивал в знак согласия. А Иван Захарович вел своего подопечного к муравьиной куче, показывал, как насекомые готовятся встретить ненастье, пояснял: «Лес предупреждает живое об опасности. Лес сигналит».

Кононов подошел к стволу ели. Прислушался. Выбрал тоненькую осину. Тоже слушал. Деревья были немы. Но ведь откуда-то это чувство появилось?

Преследователи или отстали, или ушли совсем. Он специально останавливался, ждал, проверял. Их не было. Перестал кружить над лесом самолет. Фашисты отказались от преследования? Такого быть не может. Что-то он не понимает, и от этого ощущение опасности.

Старшина забрался в чащу, затих. Он решил ждать. Чтобы увидеть, понять непонятное, а уж потом принять решение. Он уже три недели ходит по этим болотам. Видел аэродром, базу торпедных катеров и, наконец, насыпь, железнодорожный мост, местонахождение которого оказалось на пятьсот метров ближе к океану. И тогда Кононов понял, что мост, указанный на карте, не единожды уничтоженный нашей авиацией — ложный. А этот? Он видел его издали. Ему не удалось приблизиться. Что-то надо было делать. Хорош он будет, если после стольких трудов наведет авиацию еще на один ложный объект.