– Как я его удержу?

– Да как хочешь. Хоть в любви ему, сукиному сыну, объяснись…

23 часа 50 мин.

Москва. Центральная диспетчерская Аэрофлота

Едва Козырев успел взять метеосведения по трассе и портам, как тут же получил новый приказ:

– Найдите в Москве самолет Ил –18 на предстартовой подготовке. Задержите вылет и подключите командира корабля ко мне.

Приказ был странный. Но приказы руководителя полетов, а тем более особой срочности, обсуждению не подлежат. Их надо выполнять безоговорочно и в предельно короткий срок.

Нужного самолета Александр Иванович не нашел – ни одного Ила на предстартовой подготовке. «Впрочем, – проговорился РП аэропорта Домодедово, – сейчас должен взлететь Ил –18».

– Задержите старт!

И тут же, переключившись на начальника смены: – Есть только один, в Домодедове, стартует.

– Вернуть!

Начальник смены порта Домодедово в ответ на приказ вернуть самолет со старта вскипел (это был первый случай открытого неповиновения за весь вечер, как только Козырев перешел на пароль «самолет»):

– Вы отдаете себе отчет…

Козырев не стал спорить: увидев через стекло, что Павлов не занят (тоже первый случай с тех пор, как из Толмачева поступило сообщение об аварии на траверсе Колпашева), он канал связи с Домодедовом переключил на внутренний селектор и тотчас увидел, как Павлов выбросил руку к микрофону:

– Кто говорит?

…люди привязались ремнями, ждут взлета!

Павлов: ЦДС, первый! Старт отменить!

Начальник смены: Но люди…

Павлов: Вы нуждаетесь в повторении приказа?

Александр Иванович от селектора отключился – он опять вызывал РП аэропорта Домодедово.

– Вы можете меня подключить к связи с самолетом на старте?

– Попробуем, – сказал диспетчер не очень уверенно, но через пять – шесть секунд Александр Иванович услышал голос диспетчера по старту:

– Домодедово, стартовый! Вам командира экипажа?

И еще – через томительную паузу:

– 75610, командир…

Александр Иванович сделал переключение на селектор, и Павлов опять выбросил руку к микрофону.

Павлов: Я не могу вам приказать – могу только просить. Над Сибирью терпит бедствие Ил –18: два двигателя зафлюгированы и залиты противопожарной жидкостью. Вы должны ответить на вопрос: можно ли и при каких условиях произвести запуск залитого и остановленного двигателя. В воздухе вас будут консультировать главный конструктор двигателей и шеф-пилот самолета. Справитесь?

Командир: Если надо…

Павлов: Надо.

Командир: Но у меня пассажиры.

Павлов: Высадим.

Командир: Возвращаться к аэровокзалу?

Павлов: Глушите! Мы подгоним к вам сейчас трапы и автобусы, подготовьте пока пассажиров к эвакуации из самолета. Десять минут хватит?

Командир: Сомневаюсь…

Командир: Но я занял взлетную полосу…

Павлов: Вот и хорошо. Сразу после отъезда автобусов получите старт на исполнение. – Переключившись на Козырева: – Позаботьтесь, чтобы самолет через десять минут ушел в воздух. Я пока подключу шеф-пилота и главного конструктора.

После разговора с Павловым начальник смены порта Домодедово принимал все распоряжения безоговорочно, однако, когда услышал, что пассажиров надо высаживать прямо на взлетной полосе, снова взбунтовался:

– Вы отдаете себе отчет…

– Отдаю, – отрезал Козырев. – Если через десять минут самолет не уйдет в воздух, я о вашем несоответствии должности доложу министру.

Самолет был готов через шестнадцать минут, но не по вине начальника смены – долго выходили из самолета недовольные пассажиры.

– 75610, пассажиров и бортпроводников высадил, К запуску двигателей готов.

Стартовый диспетчер ответил:

– Вас понял. Ждите указаний от ЦДС.

– Запускайте, – приказал Козырев я переключил командира корабля на Павлова.

После уточнения задачи Павлов спросил Козырева, какие аэродромы готовы к приему аварийного самолета. Александр Иванович стал перечислять порты, которые он «поднял на ноги».

– Отбой, – перебил его Павлов. – Самолет мы сможем принять только на открытом аэродроме: у них нет автомата захода на полосу. Готовьте Тюмень.

Это уже было выше его выдержки – столько трудов! Столько проклятий на его голову…

– Дайте отбой всем портам, кроме Тюмени, – приказал он помощнику, вставая из-за стола. – А я пойду покурить.

00 час. 16 мин.

3 апреля.

Салон самолета № 75410

Что же произошло? Очевидно, от скуки или бессонницы Инна стала смотреть на облака, потом перевела взгляд назад, на крыло самолета, а там винт крестом торчит. А тут еще самолет тряхнуло… Инна крикнула: «Падаем!»

Людмила в это время выполняла приказ командира – развлекала читинского «зайца». Разговор с Селезневым, каким бы он ни был дурацким, помог ей преодолеть тошнотворное чувство страха и непроходящее ощущение, что пол у тебя уходит, уходит из-под ног… Наверное, дело даже не в Селезневе, а в остальных: сидят на своих местах, работают, Димочка даже улыбнулся…

Вот только Геннадий Осипович хмурый. Да он весь рейс и в Хабаровск летели – хмурый… И все же, что у них, сапожников, случилось? Скрывают… Но летим ведь!

И она, поддерживая болтовню читинского «зайца», даже смеялась над его пошловатыми анекдотами. А сама все кружила, кружила по маленькой кухне, не на ходя себе места.

И вдруг – Людмила в это время была в проходе к гардеробу, отделявшему кухню от первого салона, – крик: «Падаем!»

Быстро, чуть не бегом, прошла она через салон к первому ряду и следующий вопль «Падаем!» буквально зажала рукой.

Очевидно, ее внезапное появление несколько отрезвело девушку, но только на несколько секунд. А потом девушка изо всех сил оттолкнула ее к стенке.

– Помогите! – крикнула Людмила моряку, который, видно спросонья, непонимающе таращил глаза на них обеих. – С вашей соседкой припадок! – она опять зажала рот девушке, которая от страха уже не только ничего не видела вокруг, но и не соображала, что делает. Людмила почувствовала в ладони жгучую боль – «Укусила!». И, тоже плохо соображая, что делает, влепила ей левой укушенной рукой такую пощечину, что та свалилась на своего соседа-моряка.

Тот наконец проснулся, попытался вскочить, но ему мешали они обе – и девушка и Людмила. И тогда он быстрым, почти боксерским ударом «от плеча», отшвырнул бортпроводницу от девушки, глаза которой чернели и ширились от страха.

Неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы не вмешался майор с третьего «в».

– Сядь! – приказал он моряку с такой яростью в голосе, что тот окаменел. – Что делать? – быстро спросил майор Людмилу, та кивнула на кухню – «Туда!», а майор приказал солдату, стоявшему в нерешительности тут же, в проходе: – Вытаскивай!

Поняв, что пришла помощь, Людмила пропустила на свое место солдата. Тот сгреб девушку под мышки, одним рывком, прямо через моряка, вытащил ее из кресла…

В кухне девушка опустилась на пол, закрыв лицо руками. К ней бросилась Таня, но Людмила, выталкивая из кухни солдата, другой рукой успела удержать и ее:

– Валерьянки, быстро!

Перебудили они, конечно, всех, но пока пассажиры, очевидно, на расслышавшие, что кричала девушка, смотрели не в иллюминаторы, а на моряка, солдата и майора; смотрели, не понимая, что произошло.

Девушка, лежавшая на полу, опять зашлась в крике, и Людмила нагнулась, пытаясь оторвать ее руки от лица.

– Да помоги же! – крикнула она Тане, которая в полной растерянности стояла посреди кухня со стаканчиком и флаконом валерьянки в руках. На помощь Людмиле неожиданно пришел Веселый.