Доктор Гермиона Грейнджер пролистала его папку еще раз, но сливающиеся в сплошную мешанину слова ...

Доктор Гермиона Грейнджер пролистала его папку еще раз, но сливающиеся в сплошную мешанину слова не сделали камень на душе легче. Его небрежно изложенная краткая биография была не просто обрывочной и по-медицински сухой, она излагала лишь разрозненные позитивные факты. Если бы она не знала его, подумала бы о подтасовке сведений. Но зачем? Чтобы намеренно ввести в заблуждение? Кого?

В любом случае человек со столь противоречивым, насколько она знала, прошлым не мог состряпать такую писанину. Это лишь добавляло вопросов в копилку. Еще в школьные времена одно лишь присутствие профессора Снейпа рядом создавало гнетущую атмосферу. Оно давило на нее. Его взгляд. Его презрительность. И даже спустя почти восемь лет одна мысль, что придется просто взглянуть на него, вызывала те же ощущения. Она положила папку на стол и вздохнула – словно собака Павлова, в самом-то деле! Зарывшись пальцами в свои непослушные волосы, она подняла взгляд к потолку. Какая польза от психотерапевта, который знает все теоретические решения психических проблем, но не может справиться с чем-то настолько простым?

Уперев каблук в ковер, она повернулась на стуле, чтобы посмотреть на пейзаж за панорамным окном. Лишь тонкое стекло отделяло её от мира, столь прекрасного, что каждый раз захватывало дух. Стройные ряды деревьев, простирающиеся куда-то в бесконечность: ранняя осень обнажила клочки неба между ветвями, а листья окрасились в цвета, немыслимые для этого полного страданий мира.

Однако спустя какое-то время, проведенное за созерцанием увядающих листьев и дыхательными упражнениями, она почувствовала, что успокаивается. Осознание того, насколько, на самом деле, велик этот мир, сыграло отрезвляющую роль.

Но даже после этого мысли о бывшем профессоре всё еще таились где-то на границе сознания.

Что сделала с ним война? И последующие годы?

Хогвартс, или, точнее, профессор МакГонагалл, хотели его возвращения. Но какой ценой? У самой загадочной личности, какую она когда-либо знала, было восемь лет, чтобы открыться или же замкнуться. У нее не было абсолютно никаких идей, куда могли его завести годы госпитализации и одиночества. Несмотря на его извечное несокрушимое самообладание, она не сомневалась, что он был так же уязвим перед хаосом, как и все остальные, и, может быть, даже больше.

Три раза он был на пороге смерти. Три раза его спасали. Может, он хотел другого? Хочет ли до сих пор?

– Грейнджерище! Встряхнись! – Джордж Уизли просунул свою лохматую голову в дверь. – Ты не забыла? Его сварливость прибывает сегодня!

К сожалению, она не забыла.

Гермиона неохотно отвернулась от окна.

– Нет, я помню.

Джордж ухмыльнулся.

– Я подготовил для него свои лучшие шутки. Глазом не успеет моргнуть, обхохочется.

Гермиона закатила глаза и наконец улыбнулась. Она знала, что он пытается поднять ей настроение. Сама идея применить к профессору Снейпу эксцентричную смехотерапию Джорджа казалась в равной мере нелепой и ужасающей.

– Ты знаешь, что Спраут тоже возвращается?

Гермиона разложила веером остальные папки на столе, а затем вытащила ту, что была посвящена Помоне Спраут, чтобы взглянуть на нее еще раз.

– Да. Её компульсия*(1) вернулась. По всей видимости, гипнотерапия не сработала.

– Подождите, доктор Грейнджер, – Джордж поднял палец, – доктор Эллори…

– Гипнотерапевт с большим опытом, имеющий на счету более пятисот успешно вылеченных пациентов… да, я в курсе, – фыркнула Гермиона, отбрасывая папку обратно к остальным.

– Мне показалось, или я заметил легкий налет скептицизма по поводу её методов? – он притворился шокированным.

– Как часто её «успешные» пациенты возвращались?

Джордж закусил нижнюю губу:

– Несколько раз – с тех пор, как я здесь, а это восемнадцать месяцев. Как долго ты тут работаешь?

– Два с половиной года.

Он хлопнул ладонью по двери.

– Мерлин! Так долго? Неудивительно, что ты не можешь найти себе мужика.

Рот Гермионы открылся от такого заявления. Как женщине секс-терапевту ей приходилось слышать кучу всевозможных шовинистских высказываний, по большей части от Джорджа Уизли, который каждый раз был разочарован её неспособностью укусить в ответ.

– Зачем мне мужик, если у меня есть ты? – она подарила ему самую милую из своих улыбок.

– То есть я теперь и не мужик? – Джордж притворился обиженным, но его выдавал блеск в глазах. – Или я просто не твой тип мужика?

Скрестив руки, Гермиона встала с кресла:

– Я не собираюсь это обсуждать с тобой. Лучше расскажи о боеготовности твоих подушек-пердушек.

– Не-а, – Джордж вытащил из кармана какой-то пакет, – подушки-пердушки – это прошлый век, орудие первой магической войны. Вот последний писк веселья. Жвачка с гелием. Жуешь, и голос становится писклявым. Снейпу понравится.

Когда Гермионе удалось, наконец, выставить его, её улыбка тут же погасла. Тяжело прислонившись к двери, она вдруг почувствовала себя как выжатый лимон. Ветер усилился, пытаясь выдрать с корнем молодые деревца, беспомощно машущие ей через окно. Если бы она была более сентиментальной, а она была далека от сантиментов, ей бы почудилось в этом дурное предзнаменование.

Она отдала два с половиной года своей жизни психиатрической лечебнице Галладдон, пытаясь помочь тем, кого глубоко ранила Магическая война, и тем, чью душу вывернула наизнанку тьма, обнажая всю хрупкость человеческой натуры. По общему признанию, она добилась немалого успеха. Лечебница давала ей возможность работать с самыми тяжелыми пациентами в состояниях, трудно поддающихся лечению. Она обладала исключительными познаниями и искренне заботилась о людях, понимая их проблемы благодаря своей интуиции и эмпатии.

Она никогда не отказывалась от пациентов. Никогда не допускала даже мысли об этом. До сегодняшнего дня.

Северус Снейп был единственным человеком, который в школьные времена мог, не прикладывая особых усилий, задеть её за живое. И, хотя она научилась искусно защищаться от эмоциональных нападок пациентов, видящих в ней воплощение своих внутренних демонов, её беспокоило то, что при наличии еще семерых человек, находящихся на лечении, он захватит все её время как в профессиональном плане, так и в личном, что и происходило сейчас, даже в его отсутствие.

Если бы дело касалось её беспристрастности, она бы отказалась его лечить. К тому же, кто знает, согласился бы он признаться ей в возможных сексуальных подоплеках своего состояния. И, хотя это не было обязательной стороной лечения каждого пациента, ей уже было известно достаточно фактов его прошлого – его сексуальные унижения в бытность школьником, безответная любовь к Лили Эванс – всё это с высокой вероятностью могло стать причиной подавления эмоций и сексуального конфликта.

Он мог вообще отказаться иметь с ней дело. Вполне могло быть, что бывшая ученица в качестве психотерапевта для него последний человек на земле, с кем он захотел бы разговаривать. Но это не обязательно стало бы проблемой. В лечебнице было еще три психотерапевта, и, так как один из них был Джордж Уизли, она не могла перестать думать, что Снейп вряд ли отнесется к его смехо-и арт-терапии с энтузиазмом.

Она взглянула на часы. Время подготовительного собрания перед прибытием пациентов. Откинувшись головой на дверь, она прикрыла глаза и глубоко вздохнула, на время отвлекшись от резких порывов ветра, искажающих картину мира за окном. Лечение, которое они здесь проводили, не всегда было успешным. Иногда ей казалось, что та иллюзия вменяемости, которую они пытались создать, была для некоторых пациентов всего лишь перевалочным пунктом на пути прочь из этого мира. Кого-то они могли оттащить от края бездны. Другие же лишь махали им рукой, прежде чем спрыгнуть.

***

– Палочки будут конфискованы по прибытии.

– Удачи с этим, – пробормотал Джордж в свою кружку с кофе.

– Что-что? – Эйдан Линч остановился и поднял глаза от своего блокнота.

Джордж сглотнул и помотал головой:

– Снейп не отдаст свою палочку.

– Я читал его досье, – Линч вперил в Джорджа пронизывающий взгляд голубых глаз. – Может быть, он и герой войны, но он не войдет сюда с палочкой. Отношение к нему будет таким же, как ко всем остальным.

Взгляд Джорджа метнулся к Гермионе, и она знала, что он думает о том же, о чем она. Снейп не был, как все остальные.

Линч возобновил свое хождение туда-сюда.

– Я поселил Снейпа с Моллисоном и Джегера с Криви. Кто-то видит в этом проблему?

– Мистер Моллисон все еще страдает от острых проявлений последствия Круциатуса, – Симона Эллори сдвинула очки на нос, чтобы взглянуть на него. – Судя по тому, что я читала, Снейп не самый толерантный человек. Мы не хотим, чтобы он создавал проблемы.

– Что ты думаешь? – Линч упер руку в бедро и посмотрел на Гермиону, которая вертела на коленях кружку с чаем.

– Дело профессора Снейпа не содержит всех необходимых сведений о нем, я бы не рискнула предположить, в каком состоянии он находится спустя столько времени. Если возникнут проблемы, мы всегда сможем переселить его.

Линч коротко кивнул и продолжил:

– Спраут будет с Колдер, а Ленна с Сарой.

– Нам все еще неизвестна её фамилия? – спросила доктор Эллори, постукивая ручкой по листу бумаги, лежащему перед ней.

Линч покачал головой:

– Всё, что мы знаем, это то, что её зовут Сара и у нее избирательная немота. Поэтому её направили сюда. Нам нужно определить точную природу заболевания, восстановить историю и узнать, где её семья.

– Ей понадобится интенсивный курс регрессивной терапии, – постановила доктор Эллори.

– Я думаю, будет разумно вначале оценить ситуацию, прежде чем делать какие-либо выводы, – тихо сказала Гермиона.

– Не все проблемы имеют сексуальный характер, – холодно отозвалась доктор Эллори, не глядя на нее.