В озере Огайо отражалось полуденное солнце. Порывистый ветер покачивал маленькую лодку, и Сью переложила румпель в ответ на мысль Бартона. Под килем шептались волны.

— Но я не могу разыскать Мелиссу, — добавил он.

Сью промолчала. Он посмотрел на нее.

— Ты с ней сегодня разговаривала. Почему я не могу этого?

— Она… это сложно, — сказала Сью. — Давай не будем об этом?

— Нет.

— Потом… где-нибудь через неделю…

Он вспоминал скромную, женственную мягкость Мелиссы и ее испуганное бегство прошлой ночью.

— Я хочу убедиться, что с ней все в порядке.

— Нет, — сказала Сью, пытаясь спрятать мысль. Ей это почти удалось, но… нечто — ключ, подсказка — проступило в ее сознании.

— Искаженное сознание? — взглянул на нее Бартон. — Как же она смогла…

— Дэйв, — сказала Сью, пожалуйста, не трогай ее сейчас. Ей бы этого не хотелось…

Но в его руках был ключ, и перед ним была запертая дверь. Бартон автоматически послал мысль, мысль исследующую, вопросительную. И где-то очень далеко что-то шевельнулось в ответ.

«Мелисса?»

Сью молча разглядывала румпель. Казалось, прошла вечность, когда Бартон пошевелился. Его лицо окаменело, вокруг рта легли новые морщины.

— Ты знала? — спросил он.

— До сегодняшнего дня нет, — ответила Сью. Почему-то никто из них сейчас не хотел пользоваться телепатией.

— Это… эти события в зоопарке, должно быть, сделали это.

— Это не навсегда. Это может быть циклично.

— Значит именно поэтому она могла принимать тайный диапазон, выдохнул Бартон. — Мутация… временами слишком близко подходит к краю. Он посмотрел на свою дрожащую руку. — Ее разум — вот какой был ее разум!

— Это периодически повторяется, — тихо сказала Сью. — Я боюсь теперь только одного — не проговорится ли она? Ведь кто-нибудь сможет использовать ее мысли…

— Бояться нечего, — сказал Бартон. — Я достаточно долго оставался в ее сознании, чтобы в этом убедиться. Иначе бы мне там нечего было бы делать. В таком состоянии она не помнит того, что происходило с ней в период просветления.

Губы Сью шевельнулись.

— Она не знает, что безумна. Просто чувствует, что что-то плохо. И именно поэтому она бы не сказала нам, где она. О… Дэйв! Так много нас, так много мутантов теряют свой жизненный путь! Это страшная плата.

Он еле заметно кивнул, взгляд его был мрачным. Платить приходилось все равно. Тем более, если эта плата обещала мутантам безопасность…

А вот безопасности она как раз и не обещала. И Бартон понял, что в жизни расы Болди завершалась целая эра. Еще вчера ему казалось, что перед ним открыта дорога. Но потом в самом сердце его расы проявилось зло, это зло угрожало миру до тех пор, пока одна из рас не исчезла бы полностью с лица Земли. То, на чем сегодня споткнулись несколько телепатов, в будущем будет ждать и остальных. Может быть, подобное случалось и раньше. И нельзя было позволить этому развиться.

О, сын человеческий, я послал стража в дом Израэля.

«Сейчас мы должны быть настороже, — думал он. — Все время настороже.» И внезапно он понял, что за последние несколько часов его развитие сделало огромный шаг вперед. Прежде у него не было цели, он был открыт любой возможности, которая громче других постучалась бы в двери его сознания. Потом он нашел работу, для которой был пригоден, и в этом удобном приспособлении к миру посчитал себя взрослым. До вчерашнего дня — до сегодняшнего дня.

Охотиться на животных было недостаточно. Перед ним лежало огромное поле деятельности, которого он еще не мог представить себе полностью, хотя контуры его были очерчены очень четко. С такой работой одному не справиться. Нужны будут люди. Много людей. Теперь потребуется постоянная бдительность по всему миру. Сегодня, наверное, впервые за почти две тысячи лет, ожили Крестоносцы.

«Странно, — подумал он, — что предупредила их сумасшедшая женщина. Значит даже сумасшедший не был бесполезным для прогресса расы. Странно, что в этой стычке так тесно сплелись все три группы мутантов. Сумасшедшие, разумные и разумные-параноики. И ведь даже в смертельной схватке все три линии переплетались друг с другом.»

Он посмотрел на Сью. Их мысли потянулись навстречу и соприкоснулись, в глубокой теплой уверенности встречи не осталось места для сомнений и сожалений. Что же, этого у них не отнять никому. И за это стоило заплатить любую цену, которую потребует от них будущее — за это ощущение надежного союза, сквозь любую тьму, через многие мили. Огонь в сердце не угаснет, пока жив будет хоть один Болди.

Шел снег.

Не было ничего, кроме снега. Кружащиеся белые хлопья полностью закрыли весь мир. До сих пор, даже оторванный от своей расы, я чувствовал под ногами твердую землю и видел над головой горную гряду. Теперь же я был полностью отрезан и одинок.

Я не мог ничего делать. Я закутался в свои одеяла и ждал. Воздух был немного теплее, но не холод убил меня — это было бы одиночество.

Мне казалось, что вся моя прошлая жизнь была сном, и что не существует ничего, кроме меня самого.

Мысли начали свой бессмысленный хоровод. Я не мог остановить их. Я знал, что был почти у края жизни. Снег бессмысленно кружился вокруг меня, и мои мысли тоже кружились, и ничто не могло их остановить. Зацепиться было не за что.

Кроме прошлого.

Я снова повернул мысли вспять, пытаясь отыскать какую-нибудь точку опоры. Время после Бартона, пока Бартон еще был жив. Время Мак-Ни и Линкольна Коуди. Одна непроверенная история из Ключевых Жизней, всего час из жизни Мак-Ни, который не видел никто из телепатов, и который был восполнен только по предположениям. Но телепаты, хорошо знавшие Мак-Ни, вполне могли дополнить недостающие детали.

В этой истории Льва и Единорога не было пропусков. Я растворился в прошлом и в сознании Мак-Ни, забыв на время снег и одиночество, отыскивая необходимое мне в прошлом, когда Мак-Ни ждал, что параноик Сергей Кэллахан войдет в его дом…

Самый лучший способ сохранить тайну — это не знать ее. Мак-Ни просвистел несколько тактов из Грига, и эти колебания вызвали срабатывание тонкой автоматики. Унылый янтарь стен и потолка сменился ледяной прозрачностью. Поляризационный кристалл проделывал чудеса с красным сиянием заката над Кэтскиллзом. Необъятный купол голубого безоблачного неба опрокинулся над головой. Но вертолет Бартона уже прилетел, и скоро должен был появиться и Кэллахан.

То, что Кэллахан не побоялся прилететь, причем в одиночку, делала опасность ужасающе реальной. Двадцать лет назад чтобы покончить с этим дело было достаточно кинжала. Но Бартон не постоянно пользовался сталью и, хотя он и не терпел полной неудачи, успеха он тоже не добивался. Угроза росла.

Стоя у своего стола, Мак-Ни провел рукой по лбу и с удивлением посмотрел на свою мокрую ладонь. Перенапряжение. Результат отчаянной напряженной попытки вступить в контакт с Кэллаханом, и удивление от того, как это оказалось легко. И еще Бартон в роли катализатора — ну прямо мангуст и змея.

Стычки произойти не должно — пока. Бартон постарается удержаться от убийства Кэллахана. У гидры более ста голов и к тому же — Мощь. В этом и был основной риск — в секретном оружии безумных телепатов.

Но они не были сумасшедшими. Параноики, холодные логики, чье безумие состояло только в одном — в слепой извращенной ненависти к обычным людям. Прошло двадцать, тридцать, может быть, сорок лет — нет, они не выросли но организовались настолько, что к сегодняшнему дню раковые клетки были разбросаны по всем городам Америки от Модока и Америкэн Ган до Рокси и оконечности Флориды.

«Я стар, — думал Мак-Ни. — Сорок два года, но я чувствую себя стариком. Светлая мечта с которой — она гаснет, залитая кошмаром.»