Много чего нелестного для себя и коназа передумал молодой человек, стоя перед суровым отцом невесты. Наконец, Владигор глянул на него, кажется, впервые за всё время разговора.

– Но дам я тебе возможность, – с металлической улыбкой предложил коназ. – Через неделю солнцеворот. День на весну поворотит. В Калаче праздник будет, поединщики съедутся на ристалище.

А ведь точно, по календарю же зима, не к месту подумал Платон. А погода не менялась. Только ночи прохладнее стали. Что же за климат тут такой?

– Ты слушаешь меня? – окликнул его коназ. – Говорю, победитель получит право жениться на Мирославе. Понял?

Платон грустно покивал головой. Шансов не было.

– Эй!

Платон обернулся и еле успел поймать летящий в лицо деревянный меч. И сразу же надо было отбивать удар. Успел.

Молодой человек посмотрел на стоящего перед ним Молчана.

– Ты уже знаешь?

Тот кивнул, оправдывая прозвище.

– Но почему, Молчан!? – Платону хотелось кричать.

Приятель посмотрел на него внимательным взглядом, пожевал губами, и ответил:

– Так франки-то, вон они, трёхсот вёрст отсюда не будет. Ежели к нам двинут, защищаться надобно. Вот Владигор и ищет добрых воев.

– Но…

Целый день после разговора с коназом Смирнов не находил себе места. Сначала он ждал, что придёт Беляна и скажет, что уговорила отца, или вообще, он сам передумал. Но девушка не шла. Незаметно для себя молодой человек вышел из дома, пошёл куда глядят по улице и оказался у палат.

Делать там было совершенно нечего, и он поскорее двинулся обратно. Незаметно добрёл до реки, постоял на берегу, печально вспоминая, что вот здесь сидели, здесь целовались…

В итоге вернулся домой, но и в четырёх стенах находиться оказалось невыносимо. Так что Платон вышел на задний двор и занялся тупым переносом дров из одного угла в другой. Что делать ещё, он просто не знал. Молчан появился как нельзя вовремя.

– Ты думаешь, я смогу?

– Вчера в Калаче появилась странная женщина, – не отвечая произнёс приятель и затих.

Смирнов молча смотрел. Оттого десятник и получил своё прозвище, что мог замолчать хоть на середине слова. Тут следовало только дождаться продолжения.

– Тебя ищет.

– Подана?

Платон искал свою попутчицу всю первую неделю своего пребывания в городе, но никто о ней не слышал. Если бы не Беляна, давно побежал бы обратно, надеясь найти на дороге хоть следы, хоть информацию. Но девушка, поспрашивала у дружины и отрицательно помотала головой. Никто спутницу Платона не видел. Ни в городе, ни в окрестностях.

И вот теперь она, наконец-то появилась.

– Где она? – почти выкрикнул Смирнов, не дожидаясь ответа.

– Говорят, у храма сидит.

Последние слова летели Платону уже в спину. Он бросил на ходу в окно:

– Глаша, баню!

Через час напаренная и переодетая Подана пила чай сидя между Платоном и Глашей. Молодой человек наконец-то задал волнующий его вопрос.

– Ты где была?

– Тебя не дождавшись, пошла к родичу. Они тут рядом живут, за Калачом.

– Как это, не дождавшись? – воскликнул было Платон, но смутился.

В тот день он действительно начисто забыл о договорённости встретиться у хорома Мары. Знакомство с Беляной спутало все планы. А в другие дни Поданы на месте уже не оказалось.

– Платоша!

В дверях стояла запыхавшаяся Мирослава. Будто узнала, что он её только что вспомнил. Все трое тут же обернулись к вошедшей.

– Ты… – девушка сбилась, замолчала, обвела троицу взглядом.

Платон улыбнулся. Приятно всё-таки видеть любимую.

– Это… – он повернулся к Подане.

– А ведаю я. Это дочь коназа местного, Владигора. Мирослава.

– Да.

– Для своих Беляна, – уже спокойнее проговорила девушка и присела за стол.

Глаша тут же подскочила, подала гостье чашку с блюдцем, придвинула варенье. После чего присела на старое место. Неизвестно почему, но Подана служанке понравилась. Она постоянно пыталась подвинуть поближе к женщине всё, что стояло на столе, пока ряд блюдец и судков не образовал полукруг вокруг чайных приборов.

– А мне Молчан поведал, что ты за какой-то бабой к хорому побежал. Я думаю, посмотреть нужно, кого это мой суженый так привечает. А тут вот оно как.

Беляна открыто и безо всякой опаски улыбнулась, оценивающе, но вместе с тем, уважительно оглядела женщину, и, словно про себя, одобрительно кивнула.

– Благодарствую вам, мать ведающая, что сохранили для меня этого воя. Он говорил, что без вас ни за что бы до Калача не добрался.

Подана не ответила. Вместо этого она смотрела в дверной проём.

– Да уж, – раздался весёлый голос. – Как он только с таким навыком татей побить смог.

В кухню вошёл улыбающийся Молчан и встал у стола. Глаша снова подскочила, отвесила поклон и подала приборы. Молчан привычно кивнул головой гостям, аккуратно присел за стол, налил чай из пузатого медного чайника, положил в него ложку зелёного варенья из сосновых шишек. Потом сделал шумный глоток и обвёл компанию взглядом.

Всё это время остальные, не говоря ни слова, смотрели на него. Боялся, видать, что Беляна скандал устроит, вот и примчался, подумал Платон.

– Проведал я, кто на ристалище биться восхотел, – негромко сказал Молчан.

По привычке, он прервал монолог. Никто его не торопил, не задавал вопросов. Все молча ждали. Молодые люди сидели, не шевелясь, только подана, как ни в чём не бывало, шумно прихлёбывала чай.

– Добрый взвар у вас, – перескочив на другую тему, похвалил Молчан.

Он ещё раз обвёл компанию взглядом, отставил пустую чашку, и повернулся к Беляне.

– Этому не говорю, он всё равно никого не знает.

Девушка понимающе кивнула. Снова воцарилось молчание, прерываемое только нечастым прихлёбыванием Поданы.

– Вызвался Пётр Створник, – начал Молчан.

Беляна еле слышно ахнула.

– Два брата Родины, Вторяк и Третьяк.

Имена действительно ничего не говорили, поэтому Платон смотрел на реакцию любимой девушки. Та сидела, прижав ладони к щекам. Непроизвольно перед глазами встал витязь с мечом, щитом, но на коньках, в хоккейной форме, и с решетчатой маской, закрывающей лицо. Смирнов понимал, что это имя не имеет ничего общего с фамилией легендарного вратаря его детства, но справиться с воображением не мог.

– Это из знаемых. Сколько голытьбы понаедет, желая мечом себе славу и богатство добыть, об этом и речи нет. Да, а ещё сын коназа Феоктиста, вроде обещал.

– Игнат? – девушка стремительно покраснела.

– Он самый.

Молчан повернулся к Платону, тщательно его зачем-то осмотрел, и только тогда пояснил.

– Игнат по прошлому году к Мирославе сватался. Да только отец его уже тогда франкскую руку держал. Он и колдуна приветил, а волхвов изгнал, и беглых, говорят, у себя в Гардатове всех без разбору привечал. Только вот, куда они делись в таком количества, никто не ведает. За это время все земли Феоктистовы можно было городами застроить, столько к нему из занятых франками областей набежало.

Некоторое время все молчали.

– Как ты считаешь, у меня шанс есть? – тихо спросил Платон.

– А чего ж не быть? Я тебя каждый день как обожравшуюся корову гонял. Да и меч у тебя добрый.

– Так там что, до смерти драться надо? – Платону стало немного страшно.

Почему-то вспомнились римские гладиаторы. «Идущие на смерть приветствуют тебя!». Опущенный вниз палец…

– Нет, зачем зазря добрых воев лишаться. Но мечи боевые, так что всё бывает.

Следующую неделю Платон и Молчан провели на заднем дворе. Тренировались от восхода до заката, прерываясь только на еду и сон. Время от времени прибегала Беляна, посмотреть, как идут дела, но Платон её почти сразу выгонял. Очень уж он во время схватки отвлекался, когда любимая была рядом. Зато Подана проводила с мужчинами почти всё время. Ничего не говоря, она с утра садилась на полено, иногда с чашкой. Так и сидела, а возле неё прыгали с мечами учитель Молчан и ученик его Платон.