– Постой, – схватил его за локоть Платон. – За что спасибо, то есть рахмет?

– Что не убил.

В следующее мгновенье половец нырнул в толпу. Смирнов пожал плечами и стал смотреть бой.

А посмотреть было на что. Ежесекундно раздавался колокольный звон – это меч Бадая лупил в щит Петра. Тот стоял как скала, лишь поворачивался, следя за направлением атаки.

Прямо как я вчера, подумал Платон.

Внезапно Створник выкинул свою палицу прямо вперёд почти со скоростью пули. Противник почти успел отскочить. Тяжёлый шар ударил в плечо и Бадая откинуло в сторону. Правда, поднялся он сразу же, и снова еле ушёл от удара.

Теперь инициатива перешла в руки Створника. Он махал палицей как гимнастка булавами. Удары сыпались и с боков, и спереди, и даже снизу. Бедный Бадай, закрывшись своим куцым щитом, перебегал от одного края площадки к другому, но Пётр везде его доставал.

От щита остались растрёпанные по краям доски. Бадай отбросил остатки в сторону и, вывернув руку с мечом катнулся в ноги Створнику. Взмах вооружённой рукой… на мгновенье Пётр его опередил, впечатав палицу в покрытый стальным шлемом лоб.

Раздался очередной звон, и Бадай рухнул на спину, раскинув руки в стороны. К счастью, крови не было. Тут же на площадку выбежали знакомые Платону двое с носилками. Мужик, похожий на Гендальфа, что-то сделал с головой поверженного поединщика, и Бадай вскочил, резко сжимая правую в кулак. С удивлением посмотрел на пустую руку, перевёл взгляд на лежащий рядом меч… опустил голову и, почти не отрывая ног от земли, побрёл с поля боя. Толпа перед ним расступалась. Одинокий меч так и остался лежать на площадке.

Молчан почти вошёл в шатёр, когда его схватила за локоть Подана.

– Идём, – коротко приказала она.

Мечник глянул в глаза женщины, собираясь дать ей грозную отповедь, но передумал. Молча кивнул и двинулся следом.

Платон отходил от площадки в возбуждении. Ощущение боя передалось ему, хотя он просто стоял рядом. Руки то и дело порывались повторить чей-либо удар. Ничего, через полчаса самому выходить. Так что боевой задор будет кстати.

Игнат оказался молодым парнем, лет шестнадцати на вид, щуплым и худосочным. Огромный двуручный меч, который он почти выволок на площадку, был в его собственный рост.

Платон с удивлением смотрел в синие, по-детски открытые глаза противника, совершенно не представляя, как же он собирается махать такой оглоблей. Феоктистов был в металлических латах, закрывающих ноги, грудь и руки. До этого подобный панцирь Платон видел только в музее. Сверху на плечах мешком висел чёрный плащ без рукавов.

Ну прямо средневековый рыцарь, подумал Смирнов.

Прозвучало било, и облик противника мгновенно переменился. Игнат будто стал шире в плечах и на голову выше. Он перехватил меч, выставив клинок вперёд почти горизонтально. На Платона пахнуло знакомой горячей волной.

Феоктистов сорвался с места как молния, ткнул остриём в лицо Смирнова так, что тот едва успел убрать голову. Обратным ходом всё-таки задело ухо. Стало больно и почему-то холодно.

Платон махнул Киркелином, целя в лезвие. Меч такого веса скорее сломается, чем уйдёт в сторону. Раздался глухой звон и Смирнову показалось, что лезвие двуручника на мгновение блеснуло синим. Тут же последовал ответный удар. На этот раз по ногам. Он еле успел перепрыгнуть. Потом ещё раз, потому что промежутка между двумя бросками противник не сделал.

Платон бросился вперёд. Сокращая дистанцию, ткнул в грудь соперника. Киркелин будто ударился в резину. Игната отбросило, но он устоял на ногах и снова рванулся на сближение. Очередной удар Смирнов блокировал клинком. Снова звон, снова синий блеск. Меч отбросило, Игнат по инерции развернулся вокруг себя и добавил силы удару.

Платон еле успел подставить меч, сдвигаясь вперёд. От такого темпа стало не хватать дыхания. Противник махал огромным двуручником, как шпагой, будто совсем не чувствуя веса.

Смирнов уже старался больше уходить от ударов, атаковать самому не получалось. Куда ни сдвинься, через мгновение в этом месте появляется блестящее лезвие двуручника. Пот прорвался под головную повязку и потёк, заливая глаза. Хорошо бы вытереться, но противник не даёт ни секунды.

Такое несоответствие между щуплым Игнатом и огромной силой, которая бросала двуручный меч, словно пушинку, сбивало с толка. Вроде, пора бы уже ему и начать хотя бы задыхаться, но нет.

Вот ведь терминатор, обречённо думал Платон, бегая по площадке.

Подана привела Молчана к самому большому шатру. Они скрылись за кустами, и женщина так же коротко приказала:

– Заглянем внутрь.

– Так охрана же, – обвёл рукой Молчан.

– А мы тихонько. Только следуй за мной. След в след, понял?

Мечник кивнул. Подана медленно, не скрываясь, но и не делая резких движений, приблизилась к тканевой стенке и чуть отодвинула один край. Молчан подошёл следом и заглянул внутрь.

То, что он увидел, заставило его чуть слышно зарычать. В шатре стоял сумрак, не горели ни фитили, ни лампы. Даже солнечный свет не мог пробиться сквозь ткань. В углу лежал огромный сгусток черноты. Казалось, он собирает остатки света вокруг себя, затягивая их, как водоворот затягивает щепку. Приглядевшись, Молчан понял, что это чёрный как сама преисподняя круглый камень. А прямо по центру шатра…

Там он увидел высокого плотного человека с длинными седыми волосами. Глаза его были наглухо закрыты плотной тканевой повязкой, а в руке была короткая деревянная палка. Человек прыгал вперёд-назад, делал шаги. И при этом размахивал палкой как мечом. Иногда он словно отбивал чей-то удар и тогда руки его тряслись, хотя никто по палке не бил.

– Что это? – шёпотом спросил Молчан.

– Колдун, – одними губами ответила женщина.

При этих словах мечник дёрнулся, желая войти внутрь. Но Подана удержала его.

– Не так.

Она так же неспешно отошла чуть в сторону и почти сразу вернулась, неся в руке пук травы. От охапки поднималась тонкая струйка дыма. Подана сунула свою ношу мечнику под нос.

– Раздувай.

Тот вложил в выдох всю ненависть к колдовскому племени и уже через минуту трава дымила во всю. Женщина лёгким движением забросила пучок в шатёр и тут же развернулась, отпустив ткань.

– Идём, – и она таким же шагом двинулась обратно.

Платон наконец, уловил секунду, чтобы утереть пот. Он уже еле стоял на ногах, держась только за счёт упорства. Сил у организма не осталось. Ещё минута, и он меня как бабочку наколет, подумал молодой человек.

И сразу же разглядел брешь в обороне противника. Тот перехватил меч одной рукой, второй тоже вытирал глаза.

Такой момент упускать было нельзя. Платон сделал насколько мог быстрый шаг и ткнул Игната мечом в живот. Он не думал о том, что нельзя убивать, или ещё о чём-то. Он увидел шанс и воспользовался.

Меч снова ткнулся будто в резиновую преграду. Смирнов даже не сразу вспомнил, что это ему напоминает. Казалось, вот, вспомнил, но в этот момент противник сделал ответный выпад, и стало не до того.

Однако, скорость Феоктистова сильно упала, и наконец-то можно было перейти в атаку. Только не осталось больше сил. Платон полоснул по поясу, но снова упёрся в мягкую преграду. И опять на него летит огромный клинок двуручника. На это раз удар был сверху, и не шагни он в сторону, точно лежать бы сейчас с разрубленной надвое головой. А так лишь скользящий по левой руке. Но всё равно больно. Хорошо, Киркелин в правой, а то бы упустил.

Эта мысль натолкнула на хороший ход. Противник всё чаще останавливался, чтобы утереть глаза или просто отдышаться. Воспользовавшись моментом, Платон ухватил Киркелин двумя руками и со всей силы махнул, целя в клинок противника.

Раздался длинный звон, лезвие двуручника замелькало на солнце, улетая далеко за пределы круга. Игнат оторопело сжимал пустые руки. Теперь он снова выглядел как подросток. Куда только девался тот опытный воин?

Платон еле дышал. Он вложил в последний удар все силы. Если бы не получилось, схватку можно было сразу считать проигранной. Левую руку жгло как огнём, ноги тряслись, непонятно как ещё стояли, не подгибались. Дыхание… Да, наверное, в Калаче было слышно, как часто и тяжело он дышит, как гулко бьётся сердце. Голова кружилась, к тому же проклятый пот опять залил глаза. Но надо было стоять, направив меч на противника, чтобы судьи засчитали победу.