– Катя… Катюша, девочка моя! – Фёкла Марковна с силой оттолкнула его и упала на грудь дочери. – Да что же с тобой случилось?

И в этот момент в дверь застучали.

Это был не скромный просящий соседский стук. Молотили в четыре руки, громко и настойчиво.

– Открывай, Фёкла! – послышалось снаружи. – Жандармы пришли.

Хозяйка мгновенно собралась. Секунда, и она уже, вытерев слёзы, стоит перед Платоном, решительно глядя на него.

– Убили девочку мою, я знаю. – почти спокойно сказала она. – И тебя сейчас убьют. Бежать тебе надо.

– Меня-то за что? – молодой человек ещё не совсем понял сложившуюся ситуацию.

– Неужели непонятно?

– Фёкла! – продолжали требовать с той стороны двери. – А ну выдай убивца властям. Негоже татям среди порядочных людей жить.

– Прячься, – мгновенно сориентировалась женщина.

– Лучше уж бежать.

– Не убежишь. Али, думаешь, у заднего крыльца никого нет? Охтишечки мне, несчастной, – она скомкала в кулаке ворот ночной рубашки. – Беги на кухню, лезь в печь. Да заслонку не забудь закрыть.

В горниле было тесно, Платон едва смог закрыть за собой заслонку. Снизу, из поддувала, по ногам поднимался холодный воздух. Он нёс с собой сажу и от этого постоянно хотелось чихнуть. Смирнов сидел, скрючившись, левой рукой придерживая металлическую заслонку, а правой зажимал нос, чтобы не лезла туда вездесущая сажа. В доме громко и требовательно покрикивали жандармы, им однообразно и заискивающе отвечала Фёкла. Вот сапоги загрохали по полу ближе.

– Звон, в поварне глянь, – сказал один из ночных гостей.

Торопливые, шаркающие шаги подошли почти вплотную. Кто-то невидимый зазвенел посудой, но вскоре затих.

– Почто тут искать-то? – лениво ворчал про себя проверяющий. – Он, поди, слинял ужо.

Звонко, по колокольному, стукнула чугунная крышка и кухню заполнило торопливое чавканье. Из коридора снова угрожающим тоном заговорил главный.

– Ты ж понимаешь, Фёкла, что негоже татя в доме укрывать. Только хуже тебе будет. Он вон, дочку твою задушил, а глядишь, и до тебя доберётся. Нас слушать надобно. – и тут же в полный голос, – Ну что там, Звон?

Крышка звякнула снова и второй, поспешно глотнув, ответил:

– Нет здесь никого. Убёг, вор ночной.

Когда хозяйка закрыла за жандармами дверь, Платон, кряхтя, выбрался из печи и подошёл к ней.

– Это не я.

– Знаю, касатик, – печально ответила та. – Потому и спрятала.

– Я пойду, – чуть помявшись, сказал он.

– Да куда ж ты? А поймают?

– Не в печи же мне жить. И вообще. В этот раз голодный и ленивый дурак пришёл, а в следующий? И ты бояться будешь. А так я, глядишь, и найду, кто Катюшу задушил. Кстати! – Платон вскинул глаза на хозяйку. – А откуда этот знал, что её задушили?

– Ну… дак… не знаю я, – Фёкла Марковна смотрела на него с надеждой. – Я не говорила.

– Значит, кто-то другой сказал. Вот это и надо выяснить. И быстро, пока они не ушли.

Через пять минут, кое-как вымытого, его у двери остановила хозяйка. В руке женщина держала длинный свёрток.

– На, – коротко сказала она. – Твой же украли. А этот ещё от Авдея остался. Сам-то хозяин наш не боец был, но в палаты царские так положено.

Она достала тонкий, как шпага, меч в кожаных ножнах. Платон взял, благодарно кивнул, и выскочил во двор.

Стражи в караулке не оказалось, улица тоже была уже пуста и молодой человек рванул в сторону Лубянки. Скорее всего, туда и отправились ночные визитёры.

Через несколько кварталов он нагнал тройку хмурых жандармов и тихонько двинулся следом, держась шагах в десяти сзади. Служивые обсуждали, что им будет за упущенного убийцу. Судя по пессимистичным предположениям, за стол они теперь смогут сесть нескоро. Тройка свернула в узкий проулок и дальше пошла гуськом – впереди старший, остальные по одному. Платон шёл замыкающим, правда, остальные этого не знали. Он тихонько подкрался к заднему и, зажав ему рот, двинул рукоятью меча по голове. Жандарм дёрнулся и обмяк.

Со следующим так не получилось. Только Платон схватил его за голову, как старший что-то услышал и развернулся. Пришлось бить так. К этому моменту последний оставшийся уже держал наготове дубинку и длинный тонкий кинжал.

– А вот и убивец наш. Сам пришёл, – кровожадно заметил жандарм и подбросил дубинку на руке.

Платон следил за полётом этого оружия и потому чуть не пропустил выпад кинжалом. Ушёл в сторону, отбил быстрый прямой удар дубины, отскочил и, задыхаясь. Спросил:

– Кто Катю убил, гад?

– Да ты ж и убил, кто ещё-то? – противник даже на мгновение замер в удивлении.

Платону в этот момент удалось махнуть по дубине, срезая почти две трети. К сожалению, меч не очень походил на Киркелин и оставил лишь засечку на твёрдом дереве.

– Не я! – на выдохе продолжил Смирнов. – Потому и спрашиваю. Вас кто послал?

– Ты дурак?

В крови Платона играл адреналин, он старался постоянно двигаться. Противник же был полнеющим, расслабившимся от лёгкой жизни, но всё-таки опытным бойцом. Движения скупые, но точные, а главное, неожиданные. Жандарм ловко махнул кинжалом, проехал лезвием по кафтану, к счастью, тело не задел. Тут же махнул дубиной снизу, целя в пах. Платон снова отбил клинком.

– Не сами, чай, пошли, – противник, похоже, решил его отвлечь или протянуть время.

Он водил дубиной вправо-влево, старательно приковывая к ней внимание.

– Сам, поди, начальник тайного приказа и послал, Осип Волк.

Жандарм сделал выпад, пробуя реакцию Платона. Тот отбил и в свою очередь пошёл в атаку, нанося прямой удар. Противник ловко ушёл, уведя клинок меча кинжалом.

– Вот его и спросишь, как домой-то приведу, – он резко сменил направление движения дубины, одновременно выкидывая кинжал.

Смирнов от выпала клинка ушёл, но получил удар деревяшкой по левому плечу. Остановился, глядя на повисшую руку. Жандарм увидел, что противник частично обездвижен и сделал резкий выпад с ударом сверху. Платон с улыбкой отбил дубину якобы нерабочей левой и достал соперника в грудь. Жандарм упал с удивлённым выражением на лице. Смирнов потёр отбитую, на этот раз реально, левую, вытер меч о форменную куртку поверженного жандарма и двинулся дальше по проулку. Где живёт Осип Волк он знал.

Начальник тайного приказа не спал. Свет горел почти в каждом окне, и Платон долго думал, как же проникнуть в дом. Ничего не придумал и решил просто постучать.

Наверное, это была не лучшая идея. Дверь открыл сам Осип и в руке у него был ромейский пистоль. Толстое бронзовое дуло на деревянной лакированной рукоятке, кремнёвый механизм. Такие Смирнов в этом мире видел лишь однажды, в дружине у коназа Ратибора. И то, оружие не стреляло, по причине отсутствия пороха, или как говорили ратники, «зелья». Сейчас этот пистоль смотрел прямо в грудь молодого человека. Через мгновение на ночной улице прогрохотал выстрел.

Платона отбросило в ближайший куст, грудь, живот, плечи, будто попали под огромный раскалённый пресс. Молодой человек ударился затылком об землю и провалился в черноту.

Он пришёл в себя от сильной боли. Казалось, его разрывают на части, причём, изнутри. В ушах ритмичный грохот. Ни руками, ни ногами пошевелить не удалось, будто и туда, и туда гири повесили. Попробовал открыть глаза. Правый кое-как получилось разлепить. Левый отдавал стреляющей болью. Сквозь красную пелену Платон смог разглядеть, что его, привязанного руками и ногами к длинной палке, куда-то тащат на плечах двое. Спина скребёт по земле, тело то и дело раскачивается в стороны, и каждое движение отдаётся в груди, животе и конечностях. Болело всё. Хотелось лечь, закрыть глаза и тихо и спокойно умереть.

– Куда ж ты, дурной, против храма, – послышалось справа.

Платон скосил глаза. Рядом стоял Осип Волк. Он сопроводил свою тираду мощным пинком под рёбра, и Смирнов снова провалился в спасительную черноту.

В следующий раз молодой человек пришёл в себя от падения на что-то твёрдое и холодное. Странное ощущение. Удар спиной о твёрдую поверхность и в то же время прикосновение успокаивающего холода к ранам. Как упасть головой в подорожник – вроде и больно, но всё равно всё пройдёт.