Теперь, когда она очнулась, боль в голове стала нестерпимой. Светящиеся пятна расползались у нее перед глазами, словно раковые опухоли. Похоже, кожа лица потеряла чувствительность, она уже давно сложила губы трубочкой — судорожно тянулась к воздуху, заглатывала его, а пузырь, наполненный живительным газом, уносило тем временем все дальше, он дразнил ее, словно был живым и жестоким упрямцем, и, покачиваясь, плыл то в одну сторону, то в другую, потом снова возвращался, и она из последних сил с рыданиями тянулась к нему.

Я здесь. Я здесь. Здесь!

Он нырял за ней в черную воду, но нырял где-то поодаль, темнота была кромешная, хоть глаз выколи. А она помнила, что обидела его, и ей нет прощения.

Игриво сжав губы, она остановила напор его языка, она думала, что все это шуточки, они почувствовали взаимное расположение, уважение, он действительно уважал ее, она знала это, знала и потому неохотно раскрыла губы, но его огромный язык тут же заполнил ее рот, трепеща от жгучего желания.

И как же стыдно: она так яростно вцепилась в его брючину, а потом в туфлю! А он просто отшвырнул ее! А разбухшая туфля осталась в ее руке.

Его туфля!

О Келли, подруги будут хохотать как одержимые, а Баффи так и закатится смехом, утирая выступившие на глазах слезы — о боже, его туфля!

Прихрамывая, он бежал в одной туфле по безымянной дороге назад к шоссе, к тому месту, где они свернули и где совершенно точно находился придорожный магазинчик, а также бензоколонка, бар и рядом телефон-автомат.

Нет. Ничего еще не произошло. Солнце ярко светило, не собираясь опускаться за горизонт, а этот долгий шумный день весело раскручивался дальше, как колесо точильщика, рассыпая во все стороны огненные искры.

Над домом Эдгара Сент-Джона развевается американский флаг из великолепного красно-бело-синего шелка. Удерживающий его флагшток самый высокий на Дерри-роуд, а может, и на всем Грейлинг-Айленде.

Мой папа — патриот, сказала Баффи. Двадцать лет работал на ЦРУ и все еще не выпустил весь пар.

Ничего еще не произошло, потому что перед ее глазами снова оказалась Баффи, на сей раз та усаживала гостей, желая их сфотографировать. На ней были джинсы и верх от бикини, темные, блестящие, собранные в «хвост» волосы доходили до пояса, ее пальчики с длинными, вызывающе зелеными ноготками обхватили камеру, кончик языка от усердия застыл меж белых блестящих зубов. Пожалуйста, не шевелитесь и смотрите сюда… вы тоже, Сенатор, м-мм?.. вот так! Отлично!

Сенатора щелкнули еще несколько раз — у стола, накрытого на воздухе, — он стоит в небрежной позе, одна нога на скамейке, локоть — на колене, обтянутом легкой полосатой тканью, а рядом из-под его руки смеется в объектив Келли, и камера зафиксировала ее улыбку, Сенатор тоже улыбается, но более сдержанно, как бы про себя, почти застенчиво, эта полуулыбка исчезает, не успев появиться, глаза тоже посерьезнели, он будто размышляет, какую подпись могут поставить под этой легкомысленной фотографией телеграфные агентства Соединенных Штатов и многих других стран, как откомментируют ее в телевизионных новостях?

Но нет, знать будущее нельзя. Даже, если оно твое.

В одной туфле, хромая на одну ногу. Вымокший до нитки, он весь дрожал, бормоча вслух: о боже, о боже, о боже.

…В настоящее время в Соединенных Штатах сохранилось пять видов смертной казни. Последние постановления Верховного суда, автономия отдельных штатов. Подавляющее большинство опрошенных высказываются за сохранение смертной казни. Почему? Потому что это сдерживающий фактор. Закон тем самым утверждает: жизнь — величайшая ценность. Из пяти видов самый древний — казнь через повешение. Последний раз имела место в Канзасе в 1965 году. Приговоренному потребовалось шестнадцать минут, чтобы умереть, иногда такая казнь длится еще дольше. В Монтане ей до сих пор отдают предпочтение. Видите ли, только так можно воздействовать на этих зверей. В Юте практикуется расстрел. С 1890 года в штате Нью-Йорк применяют электрический стул. Это считается более «гуманной» альтернативой повешению или расстрелу: приговоренного (мужчину или женщину) накрепко привязывают к стулу, к ногам и наголо выбритой голове подводят медные электроды. Включают на тридцать секунд ток от 500 до 2000 вольт. Речь идет о закоренелых преступниках — убийцах. Умственных и нравственных уродах. Если за указанное время смерть не наступает, ток включают снова. И так два, три, четыре раза подряд. У некоторых исключительно выносливое сердце. При этом случаются всякие неожиданности. Иногда тело начинает дымиться, иногда даже вспыхивает синевато-оранжевым пламенем. Начинает попахивать жареным мясом. Бывает, что глаза вылезают из орбит и болтаются на щеках, как при повешении. Случаются непроизвольная рвота, мочеиспускание, дефекация. Кожа краснеет, покрывается пузырями, вздувается и начинает лопаться, как переваренная сосиска. Иногда ток подается слабее, чем нужно, и тогда смерть наступает не сразу, она растягивается во времени. Узника медленно замучивают. Все это не для обычных, цивилизованных людей, вроде нас с вами, а для тех, кто представляет явную угрозу обществу, кого нужно раз и навсегда остановить. Если этого не сделать, ограничившись мягким судебным приговором, они, выйдя на свободу, снова возьмутся за старое!

В 1924 году в Неваде впервые ввели в обращение газовую камеру. Новшество приветствовали как «гуманную» альтернативу. Приговоренного к смерти (мужчину или женщину) привязывают к стулу, под которым стоит сосуд со смесью серной кислоты и дистиллированной воды, туда кидают цианистый натрий, в результате чего выделяется цианистый водород. В мозг заключенного перестает поступать кислород, и он задыхается, испытывая ужас. Расовый вопрос здесь ни при чем, поверьте мне, все эти домыслы — отвлекающий маневр, возможно, они возникают потому, что в Соединенных Штатах к смертной казни чаще приговаривают цветных, возможно, согласно статистике, убивший негра белый имеет меньше шансов получить смертный приговор, чем совершивший такое же преступление чернокожий американец, конечно, в каждом штате, округе, городе, в той или иной сельской местности и даже у каждого прокурора свое отношение к этой проблеме, кое-кто может быть даже расистом, но, помилуйте, нельзя же приспосабливать уголовное право к проблемам общества. Начинаются жуткие судороги, как при эпилептическом припадке. Глаза вылезают из орбит. Кожа приобретает багровый цвет. Причиной смерти становится не мгновенная интоксикация всех жизненно важных органов, а мучительное удушье. «Это наиболее жестокий способ лишения жизни» (мнение врача).

Новейший метод лишения государством жизни своих граждан с помощью смертоносных инъекций с энтузиазмом провозглашен самым «гуманным». Изобретен в 1977 году и впервые опробован в Оклахоме. Приговоренного к смерти (мужчину или женщину) прочно привязывают к операционному столу, затем ему делают внутривенное вливание. Сначала это раствор барбитурата, потом сто миллиграммов павулона, мышечного релаксанта, и, наконец, чтобы смерть наступила быстрее, хлористый калий. Эти скоты не заслуживают, чтобы с ними так возились, проявляя такое милосердие, ведь это же не люди, а звери. Зачем сохранять им жизнь, кормить, обслуживать, пусть они тоже страдают, как их жертвы, «око за око», «зуб за зуб», разве не так? Ответьте. Стоимость такой инъекции ничтожна, что не может не радовать озабоченную бюджетными проблемами законодательную власть и играет на руку поборникам смертной казни: ведь такая смерть безболезненна — просто погружение в вечный сон, обществу не предъявишь обвинений в варварстве, желании причинить приговоренному физические страдания, жестоко отомстить.

Поиск «гуманных» альтернатив в смертной казни ведется совсем не ради осужденного, а ради спокойствия американских граждан, чтобы преднамеренное убийство, санкционированное государством, не тревожило их совесть…

Он польстил ей, Элизабет Энн Келлер, сказав и повторив еще раз, что да, он читал ее статью в «Ситизенс инкуайери»… во всяком случае, кто-то из его команды сделал для него «выжимку».