– Впрочем, хорошо – я согласен. Поищите этого бухгалтера. Сколько в городе артелей имени Первого мая?

– Одиннадцать.

– Сколько отнимет это времени?

– Думаю, к вечеру управиться.

– Гончаров звонил? Что у него?

– Ничего. Нервничает он, товарищ полковник.

– Я тоже нервничаю… Сколько народу участвует сейчас в поиске?

– Человек двадцать. Остальных пришлось отпустить – людей-то сорвали с работы, думали на два-три дня. Гончаров сказал, что в воскресенье даст отдых всем. Ведь там многие уже неделю в лесу живут, обросли, как партизаны…

– Но сам-то он спать не ляжет?

– Я думаю, что он спать вообще разучился, товарищ полковник.

– Ну, хорошо. Действуйте…

Побывав в четырех артелях, Потапов начал думать, что полковник Астангов был прав, когда вначале сомневался в необходимости этого поиска. В самом деле, на приеме у Вольского мог быть и подлинный бухгалтер. И если он этого бухгалтера обнаружит, это ровно ничего не даст. А если бухгалтером назвался кто-то другой, то он не окажется в артелях. Только две детали в конце концов склонили Астангова к решению провести поиск: а вдруг диверсант действительно укрылся в артели? И, наконец, почему он расспрашивал шофера об отчестве Вольского? Это подозрительно, и если ни в одной из артелей не окажется бухгалтера, который в минувший четверг был на приеме у Вольского, тогда можно будет сделать не очень твердое заключение, что на приеме у Вольского был тот, которого они ищут…

И вот Потапов еще в одной артели имени Первого мая.

Он прошел в клетушку, на дверях которой значилось: «Председатель Г.Г.Пыриков». В большом зале, в углу которого притулилась директорская клетушка, стоял такой грохот молотков по жести, что Потапов не знал, как ему вести разговор.

– Что у вас? – крикнул ему Пыриков.

Потапов молча протянул директору свое удостоверение. Пыриков судорожно глотнул воздух и мгновенно побледнел.

– Мне нужно поговорить с вашим бухгалтером, – склонившись через стол к самому лицу Пырикова, сказал Потапов.

– Он на бюллетене, – сорвавшимся голосом ответил Пыриков.

– Давно?

– Третий день… Но я все понимаю. Возможно, что нами допущена ошибка. Мы…

– Дайте мне его домашний адрес, – перебил председателя Потапов.

– Сию минуточку! – Пыриков схватил со стола тетрадку, но руки его так тряслись, что он не мог открыть нужную страницу. На лице у него выступил пот. – Вот… Горная улица, дом двадцать, Прохор Анисимович Кучин. – Пыриков встал. – Мне следовать за вами?

– Сначала я поеду к товарищу Кучину, – еле сдерживая улыбку, сказал Потапов и быстро вышел.

Бухгалтер Кучин, оказавшийся совершенно здоровым человеком, рассказал Потапову о темных делишках председателя артели и предупредил, что мастер артели Горбылев уже ходил куда-то жаловаться на председателя. Именно поэтому он и решил «забюллетенить», боясь, что Пыриков заставит его оформить незаконные документы.

– К кому ходил мастер Горбылев?

– Сказал мне: «Иду к одному большому человеку».

– Горбылев сейчас в артели?

– Как – в артели? Пыриков его уволил.

…Домик мастера Горбылева, соседний с домом Адалии Петровны Гурко, утопал в густых кустах сирени – Потапов еле разыскал на нем номерной знак.

На ощупь отыскивая в темных сенях дверь, Потапов услышал, как басовитый женский голос укоризненно сказал:

– Эх ты, старатель. Тебе больше всех надо? Да?

– Молчи, говорю! – отвечал мужской голос. – Не твое, опять же, бабское дело.

– Не мое? А чем я теперь буду тебя кормить? Небось спросишь?

– С голоду не умрем…

Потапов постучал. Пауза, а потом мужской голос:

– Входите. Кто там?

Потапов представился вышедшему ему навстречу Горбылеву. Тот победоносно посмотрел на жену:

– А, видишь? Есть, опять же, правда на земле? Есть! Вы насчет фокусников из нашей артели?

– О фокусниках потом, Кирилл Евгеньевич, а сейчас я хотел бы узнать: вы в минувший четверг не были на приеме у депутата Верховного Совета товарища Вольского?

– В четверг? У депутата? – Горбылев недоуменно посмотрел на Потапова, на жену, и вдруг лицо его помрачнело. – Значит, он еще и депутат?

– Кто?

– Кто-кто! Писатель, что живет у соседки. – Горбылев через окно показал на соседний дом. – Да, был я, опять же, у него, был, а он меня выгнал. Тут и вся песня.

– Погодите, погодите, меня интересует не писатель, а депутат Верховного Совета профессор Вольский. У него вы были?

– Профессор! – усмехнулся Горбылев. – Все они профессора. Приходит к писателю живой человек, говорит, что его хотят сожрать жулики, а писатель того живого человека гонит в шею. Вот я и есть уже съеденный – из артели меня, значит, убрали. Профессор! Тьфу!

– Погодите. Как фамилия этого вашего писателя?

Горбылев махнул рукой:

– А кто его знает. Опять же, и знать не хочу. Ходит под народ – штаны в сапоги, а народа чурается. Профессор…

– Так, так. А у профессора Вольского в Заречном райсовете вы не были?

– Не был. Не удосужился. У писателя был, и то выгнали. Так, значит, и вас наши акулы не интересуют? Или раз акула зовется председателем, так с нее и взятки гладки?

– Не беспокойтесь, Кирилл Евгеньевич. – Потапов вырвал из блокнота листок и записал на нем номер телефона. – Позвоните завтра утром по этому телефону, и вас немедленно примут и все, что нужно, сделают. А сейчас, извините, мне надо ехать.

– Сделают? – недоверчиво рассматривая бумажку, спросил Горбылев. – Ну что ж, опять же, посмотрим – увидим.

Потапов вышел на улицу и сел в машину. Шофер завел мотор.

– Погоди-ка, Коля, выключи, дай подумать. – Потапов смотрел прямо перед собой, напрягая память, – какая-то фраза, сказанная Горбылевым во время разговора, чуть царапнула тогда сознание и тут же проскочила мимо, а теперь эта забытая фраза тревожила Потапова, тревожила и что-то обещала. Он стал припоминать весь разговор по порядку. Вспомнилось: «Ходит под народ – штаны в сапоги, а народа чурается».

– Коля, я зайду еще вот в этот дом.

Потапов вылез из машины и пошел к дому Адалии Петровны Гурко, на ходу придумывая повод для оправдания своего визита.

Адалия Петровна во дворе развешивала белье. Увидев вошедшего в калитку Потапова, она решила, что это явился еще один визитер к Окаемову, и решительно вышла ему навстречу.

– Вы к кому? – сердито спросила она.

– Могу я повидать живущего у вас писателя?

– Григория Максимовича?

– Да.

– Вы его знакомый?

– С писателями, можно сказать, знакомы все его читатели, – приветливо улыбнулся Потапов.

– Он уехал, – помолчав, недружелюбно произнесла Адалия Петровна.

– Когда?

– Вчера.

– А куда?

– А для чего вам знать? Уехал, и всё. – Адалия Петровна демонстративно вернулась к тазу с бельем.

Но именно это ее нежелание сказать, куда уехал писатель, показалось Потапову подозрительным, и он попросил Адалию Петровну пройти в дом.

– Нам нужно поговорить…

Сначала разговор у них не ладился, но постепенно вопросы Потапова и ответы женщины начали прояснять довольно странную историю.

– Итак, его фамилия Окаемов? Григорий Максимович Окаемов? Что-то я такого писателя не знаю. Одну минуточку, простите… – Потапов подошел к окну на улицу и позвал шофера: – Коля, мигом слетай в Союз писателей и пусть по всесоюзному списку проверят, есть ли такой писатель – Окаемов Григорий Максимович? Запиши. Только мигом! И возвращайся сюда… Так, Адалия Петровна. И вы давно его знаете?

– Что он – писатель, я узнала, только когда он теперь ко мне приехал. До войны был инженером-строителем. Он пишет сейчас книгу о моем погибшем на войне сыне.

– Они были знакомы?

– Вместе воевали… – Адалия Петровна рассказала всю историю знакомства их семьи с Окаемовым, и как он, воскреснув, появился теперь в ее вдовьем доме.

– Когда он к вам приехал? – спросил Потапов и замер, ожидая ответа.