– Тебе уже получше? – участливо спросил Алессандро.
– Да.
Эвелина была рада, что все это наконец закончилось. Эта страница ее жизни уже закрыта. Она и сама не знала, как ей удалось пережить этот день.
В церкви было много родственников и друзей Алессандро. Его родители прибыли из Рима, и только недавно машина отвезла их в аэропорт. Опоздав к началу службы, пришла группка чрезмерно разодетых жизнерадостных молодых людей и девушек. Это, как мрачно объяснил Алессандро, была «клика» Ванессы.
Мать Алессандро с любопытством посмотрела на Эвелину, когда Алессандро представил их друг другу, но затем искренне и крепко обняла ее, за что Эвелина была ей очень признательна. По словам Ванессы она знала, что отношения ее кузины со свекровью не сложились. Свекрови хотелось, чтобы Алессандро женился на какой-то девушке из приличной итальянской семьи, а не на нахальной и легкомысленной американке, не знающей ни слова по-итальянски. Но горе матери Алессандро было неподдельным, и Эвелина приняла ее соболезнования.
Эвелина оглядела комнату. Гости ушли, и они остались вдвоем с Алессандро в изысканной и довольно официальной гостиной. Алессандро выглядел сейчас мрачным и отчужденным – темноволосый незнакомец, одетый в черный костюм. Он был всего в нескольких шагах от нее, но на самом деле бесконечно далеко.
– А где Ренцо?
– Лючия купает его.
– А что так рано?
– Я, наверное, лучше знаю, что хорошо для моего сына, как ты думаешь?
Эвелина расстроено прикусила губу. Она почти не видела ребенка с тех пор, как его разгневанный отец выволок ее из спальни Ренцо вчера.
А сегодня мальчика привезли в церковь вместе с Лючией, и весь день он провел на ее руках.
– Алессандро, ты пытаешься держать меня подальше от племянника?
Он поднял брови, как будто она только что сказала какую-то несусветную чушь.
– Зачем бы я стал это делать?
– Не знаю, но, похоже, ты не хочешь, чтобы мы подружились.
– Как ты не понимаешь! Сейчас не время для этого. Ребенок растерян и расстроен…
– Еще бы он не был расстроен – он остался без мамы.
Он хотел сказать ей что-то, но затем передумал и промолчал.
– Для ребенка это невыносимо трудно осознать – только что его мамочка была здесь, играла с ним, целовала его, а потом она исчезла куда-то и больше не приходит, – наивно рассуждала девушка.
Нет, это было просто невыносимо… Не мытьем, так катаньем Эвелина вынуждала его рассказать ей всю правду до конца.
– Эвелина, ты не вполне ясно представляешь нашу семейную ситуацию, – начал Алессандро осторожно.
– Какую ситуацию? – не поняла она. Алессандро осторожно выбирал слова, стараясь не обидеть Эвелину.
– Ванесса не относилась к числу матерей, которые проводят с ребенком каждый час своей жизни.
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Эвелина. – Ты хочешь сказать, что она была плохой матерью?
– Я хочу сказать, что она далеко не каждый день общалась с Ренцо. Не так уж часто она играла с ним и целовала его, не говоря уже о реальной заботе… Большая часть забот о мальчике лежала на Лючии. Поэтому Ренцо так к ней привязан.
Он говорит это специально, чтобы настроить меня против кузины, подумала Эвелина, но затем вспомнила, что лживость не относится к числу пороков Алессандро. Она поняла, что подозревала что-то подобное и сама, так как рассказы Ванессы о ее ребенке были весьма скудными. Кроме того, кузина не раз говорила, что, по ее мнению, радости материнства несколько преувеличены. Разве она не повторяла, что свободу начинаешь ценить только тогда, когда ее лишаешься? Неужели она воспринимала своего чудесного малыша как досадную помеху на пути ее стремления к свободе?
Эвелина нахмурилась в недоумении. Может, Алессандро сделал пребывание Ванессы в этом доме несносным? В этом все дело? Поэтому она и не проводила много времени со своим ребенком? Может, Ванесса не могла перенести подчеркнутого внимания Алессандро к другим женщинам и пренебрежения к своей собственной жене?
Эвелина пыталась прочитать что-то на бесстрастном лице Алессандро, но ей это не удалось.
Алессандро посмотрел на ее упрямо сжатые губы и горестно вздохнул.
– Эвелина, скажи честно, чего ты хочешь, и я постараюсь пойти навстречу твоим желаниям.
К ужасу Эвелины, от его вкрадчивого голоса ее кожа покрылась мурашками. Слова, произнесенные хриплым голосом, звучали несколько двусмысленно и могли интерпретироваться как. угодно. Или просто ее голова была забита всякими глупостями и поэтому все ее мысли принимали не то направление? Что же делать…
Жизнь все-таки продолжалась, несмотря на ужас потери.
Эвелина постаралась сосредоточиться на своих первоначальных намерениях, а не на непроизвольной реакции своего тела.
– Знаешь, чего я хочу, Алессандро? Я бы хотела, чтобы у меня было достаточно времени, чтобы Ренцо смог узнать и полюбить меня.
– Полюбить? – удивленно поднял брови Алессандро.
– Разве преступление желать этого?
– Нет, конечно, но ты надеешься, что любовь ребенка можно заслужить за несколько дней?
– Разумеется, нет. Но это тем более не произойдет, если ты будешь прятать ребенка от меня. Я бы с удовольствием помогла Лючии купать его…
– Я просто думал, что ты слишком устала и расстроилась, чтобы обременять тебя дополнительными проблемами.
– А ты разве не устал и не расстроен?
– Я не буду притворяться, Лина, даже перед тобой. Конечно, мне очень жаль, что такая молодая жизнь загублена впустую, да, смерть всегда печалит… тем более смерть молодой красивой женщины. Да, Ванесса была моей женой. Да, она была матерью моего обожаемого сына. Но я буду с тобой полностью откровенен – мне вовсе не хотелось плакать над гробом.
– Ты настолько бессердечен?
– Не знаю, не знаю, – задумчиво проговорил Алессандро. – Насколько я помню, всю мою жизнь каждая женщина, включая мою мать, утверждала что-то подобное. Возможно, это действительно так. Я бессердечен. Я не любил свою жену. Но что касается моих чувств к сыну, он мне очень дорог, и я не позволю ничему, а тем более никому омрачить его счастье. Я достаточно ясно выражаюсь?
Куда уж яснее. В его хрипловатом голосе звучала нескрываемая угроза, и какая-то другая женщина могла бы поддаться властности натуры Алессандро и бросить начатое дело на полпути. Но Эвелине есть за что бороться с этим властным и бессердечным человеком. Вернее, за кого. И это придало ей сил не опустить глаза перед его обжигающим взглядом.
– Я не собираюсь никаким образом вредить Ренцо.
– А чернить его отца?
– О чем ты? Неужели ты думаешь, что я стала бы навязывать свои представления о тебе маленькому ребенку? Да еще твоему собственному сыну? – Эвелина в упор посмотрела в лицо Алессандро. – Хотя мы с тобой и не являемся большими друзьями, но дело вовсе не в наших отношениях. Речь идет только о моих отношениях с Ренцо.
– У тебя ведь нет никаких отношений с Ренцо, – не преминул напомнить Алессандро.
– Ты прав. И вправду могло бы сложиться так, что мы бы остались абсолютно чужими на всю оставшуюся жизнь. Так, встречались бы по большим семейным праздникам. Но со смертью Ванессы все изменилось. Я хотела бы, чтобы ребенок знал родственников и со стороны его матери. И я думаю, что мы начнем прямо сейчас.
– Сейчас? – Его голос не обещал ничего хорошего.
– Да.
Эвелина поднялась и поправила черное льняное платье.
– После того как Ренцо искупают, я хотела бы почитать ему книжку перед сном. Я привезла английские детские книжки… Надеюсь, тут ты не станешь возражать?
Солнце проникало сквозь жалюзи и окрашивало ее волосы в золотистый цвет. По сравнению с черным платьем ее лицо было настолько чистым и непорочным, что у Алессандро дрогнуло сердце.
– Почему я должен возражать? Но ты не будешь против, если я тоже останусь и послушаю?
– Ты боишься, что я украду его в твое отсутствие? – пошутила она, но сразу же поняла, что это не самая лучшая тема для шуток, так как Алессандро сразу же нахмурился.