Когда он, уже сняв уличную одежду, зашел в ванную комнату, все почти было готово, и Юля проверяла рукой температуру набранной воды.

Роман осторожно обнял ее, и они замерли.

– Обо мне давно так никто не заботился, – прошептал он.

– Обо мне тоже, – отозвалась она. – Только сегодня больше не убегай никуда, ладно?

Кабинет начальника Управления собственной безопасности Виноградова напоминал офис средней руки торговой компании, а сам Виноградов, удобно устроившийся в кожаном кресле с докладной запиской в руке, – директора этой самой компании, привыкшего понтоваться перед партнерами и занижать размер прибыли перед налоговой. Костюмчик, галстук, узенькие очечки, часы и перстень на пальце – неброские, но добротные, для понимающих.

Прочитав докладную, Виноградов положил бумагу на стол и посмотрел на Арнаутова, который сидел у окна и пил кофе с такой решимостью, словно в чашку был налит неразбавленный спирт.

– Николай Иваныч, твой отдел разрабатывает лидеров оргпреступности, или руководителей милицейских подразделений? – как всегда, мягким тоном спросил Виноградов, когда Арнаутов наконец поставил опустевшую чашку. – Решил отобрать у нас кусок хлеба?

Арнаутов жестко усмехнулся:

– Почему? Передаю, так сказать, по подследственности. Заниматься этим подонком мне не с руки. Таких огнем выжигать надо.

– Мы не инквизиция. Следить за чистотой рядов и охотиться на ведьм – это разные вещи.

– Он на бандитов практически в открытую работает.

– Да, Шилов еще тот фрукт. Ведет себя вызывающе, – Виноградов покосился на докладную, в которой подробно перечислялись все факты, вызвавшие подозрения Арнаутова. Бумага – бумагой, но теперь Виноградову хотелось услышать от Арнаутова то же самое, но уже в устной форме. Официальные документы не отражают нюансов, которые обязательно прорисовываются в ходе непосредственного общения. Что, например, заставило Арнаутова подать докладную? «Железный дровосек», конечно, известен своим непримиримым отношением ко всяким оборотням в погонах, но только в этом ли дело? Может, они с Шиловым просто что-то не поделили, и теперь Арнаутов стремится устранить конкурента, используя возможности УСБ? Конечно, если факты найдут подтверждение, на личную мотивацию можно плевать. Разоблаченный руководитель отдела угрозыска – очень весомый показатель на лицевой счет УСБ. Но если между ними идет личная неприязнь, не удастся ли и от Шилова получить компромат на соперника? Один высокопоставленный оборотень – хорошо, но два – вдвое лучше. Даже не вдвое, при таких раскладах уже геометрическая прогрессия начинается...

– Один его ствол чего стоит, – буркнул Арнаутов в ответ на «...фрукт, ведет себя вызывающе...».

Виноградов мягким голосом отклонил обвинение:

– Именная «беретта» с правом ношения. Формально, нарушений нет.

– Это он нам всем вызов бросает, что мы ему не ровня. В бильярд на деньги играет.

– Согласен, такое поведение не красит офицера милиции. Но это еще не основание...

– Да какие еще нужны основания? Гера-Моцарт его руками свои проблемы решает! Они с Чибисом бизнес не поделили, так он решил ручного мента на него натравить.

– Это все эмоции. А есть заявление Краснова и Селиванова, что сотрудники убойного отдела выбивали из них показания?

– Будут!

– Вот тогда разговор и продолжим. Шилов – тертый калач. Как к нему не относись, а опер он серьезный и обкладывать его нужно качественно. Я могу начать такую работу только с фактами на руках. – Виноградов поднялся из-за стола, давая понять, что разговор считает законченным. – Спасибо за помощь. Да, и поздравляю с полковником! Стране нужны честные кадры.

– Были бы нужны – платили бы больше, – Арнаутов ушел.

Виноградов сел в свое удобное кресло и подумал, кого бы подключить к делу. Хоть он и говорил Арнаутову, что начнет работать, только заполучив конкретные факты, а провести подготовочку не помешает.

Так, кому бы это поручить? Федорову? А что, для него в самый раз. Исполнителен и туповат, лично предан начальнику. Может ненароком подставить, но никогда не пойдет на осознанное предательство.

Виноградов нажал кнопку селектора:

– Зайди ко мне.

Федоров появился тотчас же, как будто дежурил за дверью.

Покачиваясь в кресле, Виноградов распорядился:

– Значит, так: Шилов, Роман Георгиевич. Временно исполняющий обязанности начальника убойного отдела. Все, что есть по нему, – мне на стол к семнадцати часам.

Выйдя в коридор, Федоров почесал затылок: «Во неделька началась! Что ж будет дальше?»

Шилов зашел в бюро пропусков Следственного изолятора № 4 на улице Лебедева, наклонился к окошку, за которым сидела симпатичная девушка в форме сержанта:

– Аллочка, привет! Выпиши мне в оперчасть к Егорову.

– Что-то я смотрю, ты к нему зачастил.

– Может, у меня с ним любовь?

– Любовь! Сразу видно, что любовь – вон, какие синяки под глазами. Ты когда женишься, Шилов?

– Только когда окончательно решу свести счеты с жизнью.

– Трепло. – Алла выдала пропуск, и Шилов направился к проходной.

Сдав удостоверение, оружие и сотовый телефон, он прошел на территорию изолятора и поднялся на второй этаж административного здания. Дверь в кабинет Егорова была заперта, но изнутри доносились приглушенные голоса. Шилов постучал и сказал, наклонившись к замочной скважине:

– Откройте, милиция!

Открыл Егоров – крепкий, выглядящий старше своих тридцати пяти лет мужчина в зеленой форме «внутренней службы» с майорскими звездами на погонах.

Шилов вошел в кабинет.

За столом на месте Егорова развалился какой-то лысеющий толстяк в спортивном костюме. Перед ним стояла початая литруха горилки, стаканы и какая-то закусь. Он вежливо поздоровался с Шиловым:

– Добрый день, – и кивнул на бутылку: – Горилочки?

– Можно чуть-чуть, – Шилов устроился перед столом, а Егоров занял место на диване у стенки.

Толстяк разлил по стаканам.

– Ну, за завтрашний день, – произнес тост Егоров.

– А что у нас завтра?

– Завтра у нас Борисыч выходит, – Егоров указал на толстяка, который с довольным видом кивнул, будто бы подтверждая, что не позже завтрашнего дня он действительно окажется на свободе.

Когда выпили, Егоров встал с дивана, хлопнул толстяка по плечу и указал на дверь.

Тот сказал:

– Не буду вам мешать. Пойду в медчасть, чаю попью, – и потопал к выходу из кабинета.

Глядя в его широкую спину, Шилов давился беззвучным смехом. Когда закрылась дверь, он посмотрел на занявшего свое законное кресло Егорова:

– Слушай, где-то я его видел.

– Да знаешь ты его! Суворов, из налоговой полиции. Помогал банкирам уходить от налогов.

– И что?

– Завтра дело закрывают.

– Что, не совершал?

Егоров поднял указательный палец:

– Не доказали.

– Я вижу, у тебя с ним дружеские теплые отношения.

– У меня же за год пять тысяч человек проходит, – Егоров наполнил стаканы. – Такое количество врагов я просто не потяну. Давай по маленькой, а потом о делах...

Егоров выпил, закусил лимоном. Шилов только пригубил.

– Значит, так, – Егоров решительно отодвинул стакан. – Селиванов на третьей «галере», Краснов в камере у Айдара. Айдар тебе с утра привет передавал, поговорить хочет о чем-то.

– Как он?

– Да как? Сидит, ждет суда. Говорит, по отсиженному дадут.

– Ну да, он четыре года уже отмотал, так что... Давай сперва его, потом Краснова.

Егоров ушел, Шилов остался один. Пересел на хозяйское место, убрал выпивку в тумбочку, вытряхнул пепельницу в корзину для мусора, где пивных бутылок было больше, чем разорванных бумаг. Долго ждать не пришлось, Егоров привел Айдара, а сам ушел, чтобы не мешать доверительному разговору.

Айдар – невысокий жилистый татарин в дорогом спортивном костюме, мастер спорта международного класса по вольной борьбе, – широко улыбнулся Роману: