– Салям!

– Салам, – они обменялись рукопожатиями.

Айдар сел на диван, закинул ногу на ногу. В левой руке у него были четки, которые он перебирал на протяжении всего разговора.

– Давно не виделись, – сказал Айдар, не переставая улыбаться и оценивающе разглядывая Романа.

– Да как-то возможности не было, – Шилов угостил Айдара красным «мальборо».

– Слушай, говорят, Петр Сергеевич умер?

– Да. Вышел на пенсию, и через месяц...

– Какой человек был, какой следователь. Никого у вас из стариков не осталось.

– А у вас?

Айдар вздохнул:

– Да, прошло время настоящих пиратов.

– Когда суд?

– Шестнадцатого. Представляешь, такого там накрутили, даже смешно. Слушай, ты же знаешь, я свое беру. А они мне чужие эпизоды пытаются вешать. Им, понимаешь ли, мало. Им бандитизм нужен.

– Ну, так показатели превыше всего.

– Вот у нас с тобой все по-честному было. Ты доказал, я взял. А сейчас – кричат, угрожают, жену оскорбляют. Некрасиво! Вменяют мне шесть «Лэндкрузеров»,[4] хотя я ими сроду не занимался.

– Так это ж Коли Слепого тема.

– Ну, ты сам все сказал. А посмотри, чем занимается его фирма, и вообще все поймешь.

– Ладно, ты только за этим меня видеть хотел?

Айдар сразу посерьезнел и придвинулся ближе:

– Не только. Пацанчика твоего искали уже. Ночью кто-то из цириков приходил. Нет, пока он в моей хате, все нормально будет. Я его даже на прогулку не выпускаю. Но ты имей в виду.

– Что же, спасибо.

– Да не за что. Ладно, я пойду. За хатой пригляд нужен, а то как бы чего не случилось.

После Айдара Егоров привел Мишу Краснова. Присутствовать при разговоре снова не стал, сказав Шилову:

– Стукни в стенку, когда закончите. Я буду у ребят в соседнем кабинете.

Шилов поздоровался с Мишей за руку:

– Привет! Как устроился?

– Спасибо, вроде ничего.

Сели к столу, Шилов – на хозяйское место, Миша – напротив.

– Вы Айдару, как и мне, когда-то помогли?

– Он сам о себе позаботиться может.

– Я так понял, он очень вас уважает.

– А с чего ему меня ненавидеть? Мы не враги, хотя и стоим, как это называется, по разные стороны баррикад, – Шилов протянул раскрытую пачку «мальборо».

Миша сигарету взял, но прикуривать не стал. Сидел, мял ее пальцами, смотрел на свое отражение в треснувшей полировке столешницы. Спросил:

– Чибиса так и не взяли?

Шилов отрицательно покачал головой:

– Подумай, где он еще может быть?

– Я вроде все места уже назвал.

– Ты его часто возил?

– Нет. Чаще Катьку, девчонку его.

– Зеленцову? А она что, с ним?

– Я не пойму. Он мужик видный такой, а она – наркоманка убитая. Он с ней нянчился, лечил ее.

– На чем она сидит? На «герыче»?

– Думаю, да. Я ее пару раз к барыге возил. Кажется, у него Пистон погоняло.

– Адрес помнишь?

– На Петроградке. В квартиру я не заходил, но где дом стоит, нарисовать смогу.

Шилов придвинул к нему чистый лист и авторучку:

– Рисуй! – а наблюдая, как быстро Краснов чертит понятную схему, добавил: – Тебе в художественную школу без экзаменов можно устроиться.

Через полчаса Шилов вышел из Следственного изолятора, не глядя по сторонам сел в машину и поехал в отдел.

На освободившееся место у тротуара припарковалась служебная «Волга» начальника 7-го отдела УБОП.

Глядя вслед красной «Альфа-ромео», Арнаутов дернул щекой и с мрачным видом направился в бюро пропусков, крепко держа в руке папку с бумагами.

Настроен он был очень решительно.

В это же самое время Юля встретилась с подругой Наташей. Общение было решено совместить с делом, и они зашли в торговый центр, где Юля хотела посмотреть ткани для работы, а Наташа – выбрать сумочку под новое пальто.

– ...Расплатиться мне было нечем, но тут появился он и проявил благородство, после чего мы поехали в ресторан, а потом к нему домой, – рассказывала Юля, когда они, осмотрев первый этаж, поднимались на эсклаторе в верхние секции. – И... В общем, я не знаю теперь, что мне делать.

Наташа всегда очень живо реагировала на любые перипетии в личной жизни подруг. Вот и сейчас она, округлив глазки и представляя, как будет пересказывать девчонкам эту историю, с готовностью рассмеялась:

– Ну и завернула ты, подруга! – Сойдя с эскалатора, они пошли по галерее, разглядывая витрины. – А всегда такой тихоней казалась... Все думали, у вас с Вадимом крепко.

– Я тоже так думала. Когда-то.

– Не пожалеешь?

– Не-а.

– Ну и правильно!

– Слушай, Нат, у меня к тебе одна просьба будет. Съездишь со мной за вещами? По крайней мере, при тебе Вадим не будет себя вести, как полная скотина.

– Ой, ты же знаешь, как не люблю я эти разборки!

– Я тебя очень прошу.

– Почему ты своего мента не попросишь?

– Не хочу я его впутывать. Наташа, пожалуйста!

– Ну что мне с тобой делать?

– Ничего.

– Ладно. Но только пообещай, что ты меня со своим Шиловым познакомишь.

– Если ты не будешь стрелять глазками, как ты это обычно любишь делать...

– Ты же знаешь, что менты не мой профиль. Ой, Юлька, смотри! Кажется, это то, что мне нужно. И стоит недорого...

Юля вздохнула и следом за подругой вошла в торговый отдел.

Арнаутов разговаривал с арестованными не в помещении оперчасти, а в следственном кабинете – обшарпанной комнатушке с привинченными к полу скамейками и столом.

Первым привели Краснова.

Всю дорогу Мишку терзали плохие предчувствия. Что за дерготня началась? Только пришел, после Шилова, в камеру, как снова команда: «На выход!». Если его так часто будут вызывать, то братва может и в стукачестве заподозрить. Может, Шилов забыл чего-то спросить? Но почему тогда ведут не в ту сторону?

Увидев за столом незнакомого мужика, лицо которого предвещало мало хорошего, Мишка совсем заскучал. Перед мужиком лежали толстая папка, лист бумаги и авторучка. Чего ему надо?

– Садитесь, – каменным голосом сказал Арнаутов, и Краснов присел на скамейку по другую сторону стола. – Здорово вас отделали. Почему не пишете жалобу?

– На кого?

– А кто вас бил?

– Никто. Это мы с Селивановым подрались, когда с явкой хотели прийти.

– Из-за чего подрались?

– Это наше дело.

– Ваше дело, Краснов, будет рассмотрено в суде. У вас есть выбор: сидеть на скамье подсудимых, или быть свидетелем на свободе.

– Я не понимаю... Вы, вообще, кто?

– Я тот, кто может тебе помочь.

– Каким образом?

– Я же знаю, что вы не при делах, – Арнаутов обошел стол и сел рядом с Красновым, вполоборота к нему, облокотившись на стену. – Вас с приятелем подставили. Скажи правду, и выскочишь отсюда.

– Я уже сказал правду.

– Ты что, Шилова боишься? Или Моцарта?

– Никого я не боюсь! А вы кто вообще?

– Узнаешь, кто я, – обделаешься со страху. Вот тебе лист бумаги, пиши.

– Что писать?

– Что тебя и Селиванова избивали сотрудники убойного отдела во главе с майором Шиловым...

– Они не били.

– ...и требовали, – Арнаутов будто не заметил реплики Краснова. – И требовали, чтобы вы оговорили себя в подготовке убийства Геры Моцарта.

– А что будет, если напишу?

– До суда уйдешь на подписку. На суде будешь потерпевшим или свидетелем. Тебя защитят и от Моцарта, и от Шилова. Я гарантирую. Да не бойся ты, пиши!

Краснов растерянно посмотрел на бумагу, которую Арнаутов придвинул к нему. Тяжело сглотнул, сцепил под столом руки в замок:

– Извините, я не понимаю...

– Тебе что, Шилов последние мозги отбил? Что тебе не понятно, ублюдок?

– А почему вы разговариваете со мной в таком тоне?

– Что?! – Арнаутов схватил Краснова за грудки, рывком поднял, встряхнул. Сказал, глядя в глаза: – Я с бандитами по-другому не разговариваю. Пиши, ...твою мать!