Оно и не удивительно: волшебный народец ВСЕ эти края обустроил на свой вкус. Больные растения, истощенный скот и запаршивевшие люди ранят их эстетическое чувство. Поэтому все выглядит идиллически — травы колышутся, зверье жирует, народы радуют взор румянцем щек — всех щек, включая старческие. И зачарованный остров весь состоит из обычных нив и пажитей. Разве что ни яровых, ни озимых вокруг не видать, одни луга. Луга и сады. Прямо хочется сесть и написать "Руководство по закатыванию банок".
Мы бодрым шагом двигались куда-то вглубь острова. Это не было утомительно, но это было… скучно. Вот уж не думала, что примусь скучать, ступив на земли эльфов!
Чтобы развлечься, я принялась перебирать в воображении варианты интерьеров, которыми встретит нас правитель этого острова. Я даже не сомневалась, что нас встретит именно правитель, а не хрен моржовый. Мы же нечто вроде инопланетян? Естественно, будет карантин, допрос первой степени с применением полиграфа, мы делаем оскорбленный вид, гордо отвечаем «нет» на вопрос "наркотики, валюта, запрещенные заклинания?" — и нас допускают пред светлые очи его — или ее — величества.
Гм. А есть у них тут величества? Хоть какие-нибудь? Людям всегда казалось, что у волшебного народа система правления такая же, как и у неволшебного. Может, это фигня? Может, никаких Благих и Неблагих дворов, царствующих особ — а также никаких дум, парламентов и прочих курултаев? Мне, откровенно говоря, кажется, что за многие века — а то и тысячелетия, которые якобы проживает всякая волшебная особь, уж можно бы додуматься до идеи анархии. Нет, не охлократии* (Власть, правление толпы, черни — прим. авт.), а нормальной такой анархии, при которой всякий гражданин без давления сверху делает то, что должно, потому что иначе и ему, и всей системе капец, и гражданин это понимает даже в подростковые годы трудные, когда хочется ломать и крушить все созданное предшественниками, просто потому, что оно уже создано, а тебя-то не спросили — согласен ты с тем, КАК оно устроено или нет…
В политических размышлениях мы поднялись на довольно высокую гору. Даже не заметила, что холм на деле оказался горой. С нее открывался отменный вид. Но разглядывать его, а тем более описывать — увольте. Все желающие могут подождать экранизации. Все равно снимать будут в Новой Зеландии, что я ни опиши.
Наш бессменный провожатый указал нам на пару крепко вкопанных скамей — дескать, располагайтесь, разговор будет долгим.
— Придется подождать ту, что держит нити. Она не может сразу оставить свои дела.
— Ту, Что Держит Нити? — осведомился Дубина, произнося каждое слово с прописной, как и положено магическим титулам. В исполнении броллахана все это звучало гораздо прозаичнее.
— Да. Она всегда приходит, чтобы послушать гостей — ей это помогает. К тому же у нас никогда не бывало столько гостей сразу.
Сколько «столько»? Ах да, если считать меня за четверых — человек-суккуб-ламия-дракон, а Дубину — за двоих… как минимум. Тогда нас действительно толпа.
— Тебе видны все наши… э-э-э… обличия? — вежливо поинтересовалась я.
— А тебе?
— Я только тебя одного и вижу.
— Я говорю не о себе.
Понятно. Ему интересно, в курсе ли я, сколько альтер эго во мне проживают. Не-а, не в курсе.
— Я знакома… со многими. Но всех наверняка не знаю. Ты хочешь нас перезнакомить?
— Я не уверен, что ты нуждаешься в этом.
Отчего же? Я не прочь. Но не сейчас. И не здесь. Как бы они мне не понизили самооценку, вытаскивая на свет божий всяких нежелательных личностей, о которых я, при всей своей самокритичности, предпочла бы не слышать. Меньше психоанализа — крепче сон.
Гора вздрогнула. Это очень неприятное ощущение, когда у тебя под ногами вздрагивает почва. Даже на равнине. А уж в горах-то…
Я почувствовала, как поневоле сжимаюсь, готовясь не то для прыжка, не то для перевоплощения. Щас, кажется, я сама их с собой познакомлю. И процедура будет не из приятных…
— Это она! — радостным голосом произнес броллахан. Так объявляют о приходе хозяйки дома.
На тропинку, по которой мы поднимались, вышла, вернее, выкатилась девица лет двадцати. Банально-красивое личико, какое бывает у начинающих моделей, чей истинный имидж еще не найден, вот и приходится довольствоваться стандартным. И рекламировать всякую фигню вроде щипчиков для подкручивания ресниц, шампуней, придающих шелковистость, и притирок от прыщей. Шелковисто-подкрученно-гладкое личико. Без следа мысли. Без следа личности. Без следа жизненного опыта. Ничего, дорастет до рекламы духов и раскроется.
Вот только рук и ног у нее было многовато. С таким количеством конечностей путь на подиум закрыт.
Пришелица бухнулась на свободную скамейку, положила три правые руки на три ближайших колена и обратилась в слух. Вот так, без всяких там "здрасьте, приятно познакомиться!" — села и приготовилась слушать.
И мы оба поняли, что ни приврать, ни умолчать не получится. Я вздохнула и вступила первой:
— Когда я была еще маленькой…
Это был очень, очень долгий рассказ. Точнее, исповедь. Длиной в несколько суток. А может, в несколько недель. Мне пришлось рассказать свою жизнь, жизнь Дубины, жизнь многих людей, с которыми довелось пообщаться накоротке и вскользь, историю своих преступлений, побегов, поражений и побед, как я дошла до жизни такой и вообще все. Дубина периодически сменял мою персону и продолжал повествовательный марафон, который, казалось, не закончится ни в этой жизни, ни в следующей.
Но он закончился. Мы уложились в рекордные сроки — ни у Геркулеса, ни у броллахана, ни у меня не выросли длинные седые бороды к моменту окончания. Миссия была выполнена. Наполовину.
Девица-паучиха наконец-то отвела взор от нас с Дубиной и подняла на броллахана не замутненные мыслью глазки.
— Они нам нравятся, — сообщила она таким голосом, словно мы были два певчих дрозда в цветущем кусте. Хорошо, что все-таки не в клетке. — Они полезны нам.
Как же мне хотелось, чтобы она добавила: "Дай им все, что они просят!"
— Они пришли за той, что убежала, — пожал плечами броллахан.
Убежала? Какого черта? Мы тут им всю ЖЗЛ в лицах пересказали, а они нам ТОЛЬКО СЕЙЧАС сообщают, что Кордейра, оказывается, убежала!
Я поняла, что невольно ищу рукой меч. Наверняка против бессмертных фэйри он бессилен, но количество ручек-ножек я ей сейчас поуменьшу. Пусть поищет себя в модельном бизнесе!
— Они ее найдут, — с уверенностью в голосе заявила паучиха.
Опять искать? Да сколько ж можно-то!
— Они захотят и другую.
Какую другую? Это кого еще? У Дубины была только одна подружка! Ну, если этот гад ухитрился гульнуть от Кордейры налево и тут еще кто-то в заколдованных лесах прохлаждается… Я уставилась на Геркулеса. Тот осторожно покачал головой — не виновен, мол!
Остается одно. Вторая — МОЯ МАТЬ!!!
Что ж, деваться нам некуда, как и всем героям. И идем мы, бедовые головушки, следом за броллаханом, туда, где находится истинное лицо — нет, скорее уж истинная утроба — магического мира. Внутрь поросшей редколесьем горы, не скалистой, не неприступной и даже недостаточно высокой, чтобы у ее вершины вечно клубились облака. Неприметная гора, что и говорить. Такую в фэнтези и вставлять-то неловко.
Мир волшебных созданий вообще на первый взгляд казался пресноватым. Не было в нем космического размаха и трагической глубины. Удобный и хорошо сбалансированный, словно механизм швейцарских часов, — в самый раз для беспроблемного проживания в течение многих-многих-многих веков.
Притом, что это был не сам механизм, а лишь обертка механизма. Яркая упаковка, на которой все имело привычно-понятный вид — склоны, долины, коровы, бидоны с молоком и корзины с плодами. Как и положено картинкам на упаковке, от которых зависит приятное ощущение удачной покупки. И заодно ощущение того, что мир у тебя в руках. Что мир прост и предсказуем.
Но вера в упаковку — не для таких, как мы с Дубиной. И я перестала скучать, как только увидела паучиху с ясным девичьим личиком. Теперь-то я знала: все окружающее нас — фантик, завеса, морок. Что впереди нас ждут зрелища, по сравнению с которыми замковые темницы недоброй принцессы покажутся отелем класса B amp;B — дешевеньким, но терпимым.