В Павлове жили крепостные графа Шереметева. Граф считал себя просвещенным человеком и потому всех павловских кузнецов назвал слесарями, а село — слесарной фабрикой. Но от нового названия ничего в жизни мастеровых не изменилось. Разве только к одному управляющему добавили еще трех конторщиков, умевших очень ловко считать в свою пользу. Не «подмажешь» такого, обдерет он тебя как липку. Павловские мастеровые охотно взялись лить Ивану детали для часов. Но просили держать это в большой тайне: не дозволено было мужикам самим заказы принимать. На то была в селе контора.

Потом Алешка Пятериков больше в Павлово бегал. Старался в сумерки, чтобы не так приметно было. Добрые детали лили павловские мастера. Чуть-чуть почистить резцом — и ставь в часы, износа не будет.

…Лето 1753 года выдалось жарким. Вода на Волге упала. Солнце выжгло зелень на деревьях, земля потрескалась. В полях служили молебны, но дождя не было.

В городе объявился человек, рассказывающий про царевича Ивана. Будто царевич тот питает особую милость к староверам и за то принимает великие муки. Бог, видя его муки, ниспослал наказание на землю. Все выжжет солнце, и будет кругом пустыня. Выживут в той пустыне только праведники.

Кто-то пустил слух, что царевич Иван прячется в Нижнем Новгороде. Начались смуты. На базаре поймали беглого монаха, который выдавал себя за царевича. Самозванца привели в полицейскую часть и посадили в каталажку, приставив усиленный караул. Наутро монаха в каталажке не оказалось. Стражники клялись всеми святыми, что никого не выпускали и не впускали. Таинственное исчезновение монаха еще больше взволновало город. Пошла молва, что царевич Иван созывает под свое знамя радетелей старой веры. Неизвестно, чем бы все кончилось, но со стороны Балахны пришел ливень и щедро смочил землю. Страсти в мгновение ока улеглись…

…После дождя светило яркое солнце. Через Волгу огромным небесным мостом перекинулась радуга. Ивана неудержимо потянуло на улицу.

На Успенском съезде еще шумели потоки. Босоногие мальчишки лепили запруды. Вспомнил Иван, что и сам недавно вот так же строил плотины, чтобы потом ставить на них мельницы. Его, как и прежде, тянуло к воде: хотелось сделать какие-то доселе неведомые машины, чтобы приводили их в движение потоки. С каким удовольствием он сбросил бы сейчас сапоги и вместе с ребятами укрощал бурные ручьи. Кто-то из мальчишек пел про радугу:

Иван тоже смотрел на разноцветный мост через Волгу. «Вот такой бы, — думал он, — сделать руками человеческими». И слышит Иван, будто стучат по мосту копыта лошадей, будто идут по нему люди и летом, и зимой, и в весеннюю распутицу.

Был в Нижнем один-единственный мост через Оку, да и тот наплавной, держался на старых барках. Чтобы судам пройти, нужно было разводить его. Часто в сильный ветер от моста по всему плесу щепье собирали. От мысли построить через реку арочный мост у Ивана даже испарина выступила на лбу. Вырвал он прут из плетня, положил через ручей, дотронулся рукой посередине — прогнулся прут. Тогда он согнул его дугой и воткнул в землю. Прут стал пружинить. «А ведь, пожалуй, такой мост можно возвести». Задумался Иван: не мешало бы перебраться на ту сторону Волги, отыскать небольшую речушку и построить на ней мост в виде радуги. Вспомнил про Хурхома. С ним бы проще было это сделать. Но Хурхом ушел вниз по Волге с ватагой. Алешка совсем еще мальчишка. Где ему для моста слеги рубить, клиньями их крепить…

…Если бы не Дунятка, трудно сказать, как бы сложились сердечные дела Ивана.

— Дурень ты, Ванюша! Наталья все глаза проглядела — ждет его, а он спрягался, как чернец в келье. Сегодня вечером придет она к Коромысловой башне. Сказала ей: ты позвал.

— Вот и иди сама.

— Ой-ли, Ванечка! Вирши-то кому ты сочинял?

Поколотил бы Иван сестренку, чтобы не лезла куда не следует, да больно ласкова она к нему.

— Будешь большим художником, вспомнишь о Наталье, а ее и след простыл. Выйдет за Алешку Костромина. Как стемнеет, так и будет Наталья у Коромысло-вой башни, — шепнула в самое ухо брату Дунятка, — смотри не опоздай.

Точит Иван деталь на токарном станке. Мысли одна за другую цепляются. И в Москве он часто вспоминал Наталью, и по дороге мечтал о встрече. А приехал — робость какая-то, опаска за будущее. Для себя на починке часов не заработаешь, не то что для семьи… «Эх, Ваня, Ваня, повстречать бы тебе сейчас золоторогого Оленя!» Бросил резец, лег на сундук. «Никуда не пойду». Вспомнил, что в сундуке подарок для Натальи спрятал, из Москвы привез шелковый платок на голову…

Коромыслова башня — это одна из башен кремля. Почему ее назвали Коромысловой? Разные легенды бытовали в ту пору. Говаривали, будто в башне той была замурована девушка. Несла она на коромысле воду строителям крепости, когда повстречал ее князь. Понравилась она князю, велел он своим дружинникам привести ее в княжеский шатер. Не подчинилась она приказу княжескому, потому приказал он замуровать ее вместе с коромыслом. Есть и другая легенда. Будто при осаде кремля татарами вышла женщина из крепости за водой к Почайне. Напали на нее враги, но не могли совладать. Разила она их коромыслом направо и налево. Такого страха на врагов нагнала, что отступили они от крепости. Которая легенда была достоверной — судить трудно, только башню испокон веков звали Коромысловой.

Пошел Иван к башне. Так и есть: стоит Наталья на откосе в красном сарафане. И показалось ему, что перед ним та самая девушка, которая несла строителям крепости воду на коромысле.

Вскоре была сыграна свадьба. Наталья вошла в дом Кулибиных.

Как только заступила на престол Екатерина II, по лесным скитам пошли толки, что-де скоро начнутся новые гонения на радетелей старой веры. Говорили, что царица привезет на Россию немецких попов и всех насильно будут перекрещивать в новую веру. Притихли скиты, затаились. Шла молва, что царь Петр III сам крестился двумя перстами и хотел сделать староверам всякие послабления. Будто поэтому его и свергли. В скитах молились за упокой души раба божьего великомученика Петра. Ловкие богомазы уже ухищрялись изобразить лик нового святого. Таким образом, после смерти Петр III оказался почитаемым старообрядцами, к новой же правительнице в скитах относились с опаской и недоверием.

Прослышал купец Костромин, что царица неравнодушна к разным диковинным безделушкам, что покупает она в чужих странах за большие деньги картины на полотне, часы с заводными фигурками и книги в золотых переплетах. И решил Костромин потрафить царице, чтобы потом благосклонность от нее иметь. От царской благосклонности могла и корысть для его кармана выйти. «Кто знает, — думал он, — может, я и есть тот человек, который схлопочет охранную грамоту для старообрядцев, тогда имя купца Михайла Костромина будет прославлено по всей Руси, во веки веков не будет ему забвения». Думал он и о золоте, которое потечет к нему из тайной скитской казны. И видел себя Михайло Андреевич самым богатым человеком, богаче заводчиков Демидовых.

Бессонными ночами все обдумал Костромин до мельчайших подробностей. Много слухов шло по Нижнему про золотые руки Ивана Кулибина, что он смастерил часы, которым даже господа дивились. Сам губернатор изволил о нем отозваться похвально. Ходил Михайло Андреевич в лавку Кулибина. Кое-что разведал об Иване. Сто рублей оставил на оборот, великодушно заверив, что отдавать их не к сроку. Выходило, что действительно Иван может делать чудные вещицы. Случай помог Костромину поговорить и с Иваном. Все смертны на земле. Умер торговец мукой Петр Кулибин. Вот и явился Михайло Андреевич в качестве благодетеля. Пособолезновал он молодому Кулибину, не забыв о ста рублях напомнить.