Родион поднялся с земли и, машинально отряхиваясь, подошел к нему.
- День добрый, - сказал он.
Человек не ответил. Он развернул ящик раз, другой, примерился и ударил. Родиона он словно не замечал.
- Послушайте, - сказал Родион и положил ему руку на плечо. Человек не отреагировал никак - очевидно, он продолжал бы разбивать ящик и с чужой рукой, лежащей у него на плече - но Родион мягко сжал плечо и повернул его к себе лицом. Тот сразу же обмяк и не сопротивлялся, а только протягивал руки с молотком в сторону ящика и продолжал смотреть в ту же сторону. Кот вот протягивает лапы и смотрит на нагретую, теплую подушку, когда его берешь с нее к себе на колени.
Родион встряхнул его и посмотрел в глаза. Взгляд человека был тусклым и отсутствующим.
- Послушайте, - Родион забеспокоился, - что с вами?
Человек вдруг затрясся, зафыркал и, булькая, пуская пузыри, сказал:
- X-roy! - Мотнул головой, напыжился и добавил: - Г-гоу!
Родион невольно отшатнулся. Человек повел головой, скользнул по нему взглядом как по пустому месту, повернулся и снова принялся разбивать ящик.
Что ушат холодной воды. Сумасшедший где-то в пятистах парсеках от Земли заводит ферму и живет себе, припеваючи, в свое удовольствие... Родион оглянулся на корову. Она уже оправилась от испуга и щипала траву. Хвост ее висел неподвижно, как веревка. Впрочем, от кого ей здесь отмахиваться. Сзади, за спиной, хозяин по-прежнему стучал молотком, отбивал шершавые необструганные дощечки, вытягивал из них гвозди и складывал - дощечки аккуратной стопкой, а гвозди в карман брюк. Когда молоток попадал по гвоздю, щелкала короткая искра, но человек не обращал на нее внимания.
Родион вздохнул и открыл дверь в хижину. В хижине было темно, только сквозь щели в лишь бы как сбитой крыше пробивались узкие, дрожащие пылью лучи света. Остро пахло запущенным, давно нечищеным хлевом. Посередине хижины на корточках у огромного старинного куба синтезатора сидела беременная, с большим животом, женщина. Она была такая же худая и - нет, не смуглая, нет - какая-то серокожая и в таких же отрепьях. К Родиону она не обернулась, а продолжала выщелкивать программу, быстро бегая пальцами по клавиатуре синтезатора.
- My God![Боже! (англ.).] - вдруг прохрипело из угла у двери. Родион резко обернулся. В углу, в грубом деревянном кресле сидел лохматый седой старик. Руки, сухие, тонкие, лежали на подлокотниках-подпорках, тело было высохшим и дряблым - от него веяло давно забытой болью и мертвой плотью. Жили только дрожащая складками индюшиная шея и большие, почти светящиеся, глаза. Старик завороженно смотрел на Родиона и глотал слюну.
Паралич, понял Родион. Давний, старый. Запущенный. И мне, моему личному комплексу регенерации.
- I'm blessed, - просипел старик и, раздирая горло: - if you ate not earthman! [Будь я проклят, если вы не землянин! (англ ).]
Родион вздрогнул и отрицательно покачал головой.
- Я не понимаю, - сказал он и смутился. - А планету, планету-то назвал "The End"! Тоже мне, англоман!
Старик плакал. Большими слезами, они стекали по морщинистым щекам на дрожащий рот.
- My God ...My God ...Can I hope what... [Боже... Боже... Мог ли я надеяться, что . (англ.).] Он внезапно затих, только всхлипывал и, моргая, смотрел на Родиона.
- Прошу прощен. Вы не кумуете по-аглицки... - спохватился он. - Та чо та я? Топа сюда, ближте, и оущайтесь.
Родион непроизвольно шагнул вперед. Старолинг... - Дед, а, дед, а ты, наверное, старый, очень старый, древний, можно сказать, старик.
- Ах, да не на чо... - лепетал старик. Он пошарил глазами по хижине. Вон-вон у том куту еща ящик. Вы его поднажте и опушайтесь,
Родион выволок ящик из угла, перенес его поближе к старику и сел. Совершенно ошарашенный.
- Вы уж прощея мя, - сказал старик, - но я не можече... - Он смотрел на Родиона как на заморскую зверушку, большими, светящимися белками, глазами и вдруг, чуть ли не скуля, вопросил: - Како там на Земле? Вы давно оттоле?
Родион помялся, не зная, что сказать.
- На Земле все нормально. По крайней мере, так было сегодня утром.
- Сегод?.. - оборвал его старик и поперхнулся. Глаза его разгорелись. И потухли.
- God tnrbid... - забормотал он. - Again... Let me go for qoodness'sake! [Избави Боже... Опять... Оставьте меня ради всего святого! (англ.).]
Он страдальчески закачал головой, захныкал.
- Когда та уже прекращается, когда вы перестанет трзать мя? Чем дале, тем скверна... Шарнуть бы в тя чо-нибудь... - тоскливо-тоскливо протянул он и вдруг заорал: - Сковыряйся прочь, мержоча тварь! Уже и днем явитесь!
Родион посмотрел в яростные глаза старика, напрягся, подстроился.
- Спокойно. Успокойся. Я - самый нормальный человек, с Земли. Не галлюцинация, не фантом. Человек, - мягко внушил он.
Старик сник, обмяк. Прикрыл галаз.
- Кой час год? - тихо спросил он. Родион сказал.
- Хм... - старик пожевал губами. - Двести годов... Двести... Ейща сумняша, млада члектода ще в папухах не было.
- В папухах... - ошалело подумал Родион и тут вроде бы понял. К чему здесь эта хижина, этот старик, дряхлый, древний, со своим древнелингским диалектом... И все-все остальное... Двести лет назад - ревущие сопла, фотонные громады, релятивизм, архаика... Какая звездная не вернулась из этого сектора? Какая?! Сейчас бы третий том Каталога...
- Ничего, - сказал он старику. - Ничего. Через неделю я закончу здесь дела (не говорить же, что у него авария и раньше, чем через неделю корабль не починят) и заберу вас на Землю. Все будет хорошо. - Он легонько похлопал его по сухонькому мертвому кулачку.
- Ничего...
Старик открыл глаза и как-то странно посмотрел на него. Губы тронула язвительная улыбка. - Искушаешь. - Он невесело рассмеялся. - Годов десять тому, кода... - У старика перехватило горло. - Кода ща была... Бет была... Он замолчал, моргнул глазами, кашлянул. - Можече, и обрясца... А им, старик кивнул на женщину, - Земля не занужна...
Хлопнула дверь. Пригнувшись, в хижину вошел сумасшедший и, немного потоптавшись у порога, присел на ящик в другом углу.
- Что с ним? - полушепотом, пригнувшись к старику, спросил Родион и указал глазами на вошедшего. - Это после катастрофы?
- Катастрофы? - старик уставился на него, не понимая. Затем захихикал. Вы мляете, мы терплячи кораблекруша? - спросил он. Его явно веселила эта мысль. - Конче, не без того... Та мы поселянцы, вы разумеете? Мы утяпали с Элизабет с ваштой клятой Земли тому, чо были накорма ею по заглотку! Вот та как. А ца мои... - он поперхнулся и глухо поправился: - Нашты с Бет дети...