Сэр Вольмар насупился.

– Тем не менее этот незнакомец – мой пленник. Поскольку он не может уплатить выкупа, то останется здесь, – твердо заявил он.

– Во славу Господа Бога! Он не останется! – проревел в ответ констебль.

Окинув беглым взглядом худую фигуру англо-норманна, сэр Тустэн отметил его ввалившийся живот.

– Сэр Эдмунд находится в слишком плачевном состоянии, – объявил он, – чтобы сражаться на суде чести. Поэтому я беру его под защиту. Иди, надень свою кольчугу, лживая собака, – бросил он хозяину башни.

– Благодарю вас, благородный сэр, – с достоинством сказал граф, – но я всегда сражался за себя сам. – И, растолкав своих стражников, Эдмунд усмехнулся. – Одолжите мне ваш меч и ваш шлем, сэр Тустэн, и силы мои вернутся.

Сэру Вольмару, вероятно, не понравилось предложение схватиться в поединке даже с таким истощенным пленником.

– Я уступаю господину констеблю, – поспешно заявил он. – Негодяй – ваш.

– Негодяй? – Двумя большими прыжками Эдмунд преодолел разделявшее их пространство и нанес обидчику удар в челюсть, да такой мощный, что у того затрещали зубы. Вольмар отпрянул, схватившись за рукоятку своего меча, однако так же поспешно отпустил ее.

– А леди Розамунда, где она? – потребовал ответа Эдмунд. – И если пострадала ее честь… – с угрозой в голосе продолжил он, – тебя ждет кара Сатаны.

– О нет! – забормотал Вольмар из Агрополи. – Девственность леди не пострадала, – поспешно добавил он. – Клянусь, худшее, что она испытала, – это легкие пинки и пощечины от моей жены.

Прошло совсем немного времени, и леди Розамунда, облаченная в простой халат из козьей шерсти, появилась из сторожевой башни. Ее вывели оттуда бледную, измученную и давно не мытую. Правда, длинные золотистые волосы, как было видно, спешно заплели в косы. Не обращая внимания на любопытные взгляды собравшихся, девушка кинулась в объятия брата-близнеца и крепко прижалась к нему. А в это время сэр Тустэн на чем свет стоит ругал ставшего окончательно покорным владельца Агрополи. При этом Тустэн пользовался смесью итальянских, нормано-французских и даже греческих выражений. Не затрагивая темы бандитских нападений и потопления судов, он осуждал сэра Вольмара лишь за то, что тот не отдавал владельцу Сан-Северино причитающуюся тому половину добычи.

– Выслушай, грязная свинья, – рычал констебль, уставившись своим единственным глазом на хозяина башни, – и узнай о цели нашего приезда. Брат Ордерикус, как тебе известно, один из самых почитаемых монахов монастыря Монте-Кассино. Он сообщит тебе то, что даст тебе возможность надеяться на отпущение грехов, и даже такому негодяю, как ты, откроет дорогу к спасению.

Брат Ордерикус вышел в центр двора, торжественно задрал длинную седую, с серебряным отливом бороду и высоко поднял распятие…

– Ты страшишься адского пламени, – звонко прокричал он так, что слышно было даже в чулане, из которого выглянул человек с вырванным языком. – У тебя будет возможность очиститься. Поручаю тебе и всем из этого двора собраться завтра утром в деревне под названием Песто. – Глубоко посаженные темные глаза монаха сияли поистине неземным светом. – Я поручаю тебе, сэр Вольмар, разослать конных гонцов по твоим владениям и повелеть всем собраться в Песто. Там я оглашу торжественный призыв к оружию, с которым обратился к верующим его святейшество папа Урбан Второй.

Небольшая кавалькада размеренной рысцой продвигалась по разбитой пыльной дороге. Когда-то это был прекрасный римский тракт, проложенный вдоль морского берега. Розамунда де Монтгомери наконец-то полной грудью вдыхала живительный морской воздух. Она счастливо улыбалась, наблюдая, как трепещут на ветру многоцветные флажки, укрепленные на наконечниках пик спутников сэра Тустэна.

Как чудесно было скакать этим солнечным утром вдоль берега большой бухты! Окаймленная каменными утесами, она простиралась далеко на север. И цветом своей воды могла сравниться разве что с голубизной глаз матери Розамунды. Как и пристало дочери грозного нормандского графа, девушка искусно управляла лошадью.

Избавиться от унижений и человеческой подлости обитателей замка Агрополи было для Розамунды невероятным счастьем. За последние несколько дней она многое пережила. Трудно представить, какие издевательства вынесла дочь покойного графа Аренделского от грубой мегеры леди Альдебары.

Яркие вишневые губы Розамунды горестно сжимались при воспоминании о том, как ее заставляли ходить босиком по ледяному полу башни. Как надели на нее грязный рваный халат, который она никогда не предложила бы даже дочери свинопаса.

Очаги на верхних этажах башни вечно дымили независимо от направления ветра. Ничего удивительного, что у потомства сэра Вольмара постоянно были воспалены глаза. Кровать свою в студеном углу третьего этажа Розамунда накрыла одеялом поверх груды прогнивших парусов, выловленных при кораблекрушениях.

Итак, кавалькада неспешно продвигалась вдоль побережья.

С большим интересом рассматривала Розамунда широкую песчаную, почти лишенную деревьев равнину, тянувшуюся от залива Салерно. С радостным чувством она прислушивалась к мелодичному пению жаворонков, к голосам перекликавшихся черных дроздов. Под лучами теплого апрельского солнца даже эта заваленная грудами камней равнина казалась ей привлекательной. Розамунду радовал каждый зеленый кустик.

Что за люди добровольно согласились жить на этой голой, часто опустошаемой бурями береговой полосе? Те немногие крестьяне, которых она успела заметить, были низкорослы, темнокожи и черноволосы. Казалось, они обитали в каких-то развалинах, если не пасли стада овец и коз.

Верховые лошади словно почувствовали наступление весны; они игриво сгибали шеи и радостно фыркали, как бы приветствуя проносившихся над ними больших белых чаек. Боевые кони шумно вдыхали запахи свежей зеленой травы, упрямо пробивавшейся между развороченными камнями, некогда служившими покрытием дороги.

Розамунда придержала поводья, когда стайка пестрых перепелов с шумом опустилась на дорогу, словно рассматривая лошадей. Вдалеке слева лучи солнца отражались от водной глади цепочки небольших прудов, окруженных колыхавшимся на ветру тростником.

Колонну возглавлял сэр Тустэн. Загорелый, держащийся очень прямо, всадник гордо сидел в высоком седле, и над его головой развевался выцветший желтый с зеленым вымпел, прикрепленный к острию пики. За Тустэном следовал старейший оруженосец. В поводу у него плелся вьючный мул, груженный боевым, в форме коршуна, четырехфутовым щитом сэра Тустэна. Кроме того, в одной из плетеных корзин, которые тащил мул, находились булава, шлем и шапочка сэра Тустэна. А его дорогая кольчуга и боевые рукавицы покоились в другой корзине.

За оруженосцем семенили, опустив головы, брат Ордерикус и еще один монах; оба в сандалиях и развевающихся рясах, они шли в тучах белой пыли и непрерывно перебирали четки. Следом, едва не наступая монахам на пятки, двигались верхом леди Розамунда и ее брат. Огромный, широкоплечий, в шерстяной малиновой тунике, сэр Эдмунд ехал с непокрытой головой, без шлема или шляпы. И сестра, глядя на его темно-рыжие волосы и мужественное лицо, с облегчением отмечала, что он становится прежним.

Настоящее чудо совершили несколько сытных трапез и полноценный ночной отдых в теплом шатре сэра Тустэна де Дивэ.

Бывший граф Аренделский ехал молча. Сейчас он особенно сожалел о том, что его щит с изображением серебряного леопарда и меч «Головоруб» лежат на дне моря. Под воду ушел и небольшой сундучок с фамильными драгоценностями. Они бы очень сейчас пригодились и могли бы вполне обеспечить нужное число сподвижников для завоевания новых владений.

Между тем Розамунда переключила свое внимание на сержантов – или, как их называли древние римляне, сервиентес – ратников и пеших солдат. Они брели за всадниками. Одни были вооружены пиками, другие – топорами с короткими рукоятками или луками с колчанами стрел.